Молитва в цитадели

Филиппины не превратились в «банановую республику». Выборов в старом духе, сопровождавшихся большим числом тяжких преступлений, в последние годы не бывает — к великому сожалению оппозиционно настроенной к «новому обществу» части населения. Всенародные референдумы 1976–1977 годов (а в них согласно закону должно было участвовать все население страны) показали, что 90 процентов голосовавших высказалось за чрезвычайное положение, то есть они продемонстрировали доверие политике, которая помогла стране обрести уверенность, ликвидировать частные армии и провести некоторые важные перспективные реформы.

Привлекательная картина будущего Филиппин, нарисованная Беном незадолго до моего отъезда на родину, была омрачена ловким трюком гостиничного вора. В вестибюле гостиницы ко мне подсел хорошо одетый мужчина. Спустя некоторое время он смущенно попросил шариковую ручку — памятный, ценный для меня подарок, — чтобы заполнить какой-то бланк. Потом встал, подошел к стойке администратора, возвратился. И так несколько раз. Когда я наконец решил потребовать ручку назад, его уже не было. Все еще приходится учиться на горьком опыте. А полицейский, между прочим, был на своем месте. Ему пришлось составить протокол. По тому, как он делал это — вяло, безучастно, — мне стало ясно, что похищение шариковой ручки для него — пустяк: есть дела поважнее.

Петушиные бои в Бакооре

В воскресенье Манила кажется опустевшей. После шестидневной погони за деньгами наступает передышка. Тот, у кого есть возможность, оставляет чадный город и уезжает в близлежащие горы, дабы обрести там немного покоя и подышать свежим воздухом.

Бен вновь пригласил нас поехать в его родной город Бакоор, на этот раз чтобы посмотреть петушиные бои. Мы добрались туда на машине менее чем за полчаса. На улицах царили суматоха, шум, деловое оживление. Многие мужчины сидели на порогах своих домов, держа в руках петухов, и нежно поглаживали их. В этот день петухам дают самые вкусные лакомства, с ними ведут задушевные разговоры, состоящие в основном из всякого рода заклинаний. Те, кто живет поблизости от Бакоора, идут на бои пешком, крепко зажав под мышкой драгоценных петухов. Те же, кто живет далеко, нанимают джипни, богачи приезжают в собственных автомобилях. На дверях многих домов можно видеть табличку: «Продается техасец». С жителями Техаса это никоим образом не связано. Имеется в виду особая порода бойцовых петухов, хотя не исключено, что предки их — выходцы из Техаса.

К толпе, направляющейся к месту петушиных боев, по дороге присоединяются все новые и новые люди, и весь поток устремляется к одной цели — аренам. Правительство разрешает проводить петушиные бои только здесь, чтобы иметь возможность взимать налоги и предотвращать нелегальные тотализаторы.

У Вена есть знакомый — владелец одной из арен, поэтому нам не надо было выезжать слишком рано: для нас оставили места. На аренах жизнь кипит с 9 утра и до самого вечера. Наиболее интересные бои, а стало быть, и самые высокие ставки начинаются только со второй половины дня. Арены расположены в сотне метров от дороги, перед ними — обширная стоянка для машин, на ней, разумеется, нет ни одного свободного места.

Раньше мы много раз проезжали мимо этих арен, не подозревая даже, что там кроется такое обиталище страстей. Со стороны арены напоминают амбар: высокий забор, за ним стена, над которой поднимается верх дощатого строения. Сегодня с утра его оглашают крики тысяч зрителей. Здесь возник своеобразный городок. Торгуют кока-колой (бутылки охлаждаются в большой ванне), земляными орехами, пивом «Сан-Мигель», сигаретами — поштучно, ибо большая часть взятых с собой денег идет на ставки. Столы сооружены из досок, положенных на бревна. На них — миски с горячим супом, бутерброды, куски куриного мяса.

На аренах есть ветеринар, который заботится о раненых бойцовых петухах, и есть человек, добивающий проигравшего бой петуха. Он же его потрошит и упаковывает, а хозяин продает — не было случая, чтобы хозяева съедали своих бойцовых петухов.

Перед самым боем петухам к ноге прилаживают тари — длинное и острое лезвие, способное тяжело ранить противника. Бывает, что уже при первой схватке, когда петухи взлетают, один из них, изловчившись, смертельно ранит соперника. Чтобы хозяин не порезался, тари обматывают пенькой и снимают ее только на арене. Давать петухам перед боем возбуждающие средства строго запрещено, и тем не менее это делают.

В длинной очереди с подготовленными к бою петухами в руках сидят их владельцы и ждут выхода. Каждый терпеливо наблюдает за всеми приготовлениями, выслушивает реплики проходящих мимо бакоорских мужчин и надеется, что сегодня именно его петух победит. Клички у петухов редкие, необычайные, подобные тем, какие дают скаковым лошадям.

Ярусом выше, на арене, заключаются пари. Ставки принимает «кристо», своего рода судья. Он ничего не записывает, все Держит в своей натренированной памяти, и тот, кто проигрывает, должен после окончания боя платить ему, что и исполняет неукоснительно. Кристо без конца размахивает руками. Движениями обеих рук и всех десяти пальцев он указывает на размеры ставок, сопровождая действия выкриками. Это продолжается до тех пор, пока не приняты все ставки, и, видимо, доставляет публике не меньшее удовольствие, чем сам бой. В первой половине дня ставки небольшие — от 10 до 100 песо. Потом они повышаются и порой достигают прямо-таки астрономических цифр — 10 тысяч песо и выше.

Кристо стоит на арене на полу из утрамбованной глины. Над ним вращаются вентиляторы и висят десятки неоновых ламп, которые горят даже днем, чтобы каждый зритель, даже с галерки, мог хорошо все разглядеть. Оба владельца или их доверенные лица приносят петухов, снимают защитные обмотки с лезвий. Петухи приводятся в боевую готовность: соперников толкают друг к другу до тех пор, пока у них не поднимутся перья вокруг шеи. Перед началом боя все должны покинуть арену, в том числе и кристо. Мгновенно вокруг арены наступает тишина: все ждут начала схватки. И вот публика вновь взрывается — болельщики взбадривают своих «бойцов».

Бен не настроен делать ставки. Он приехал сюда только ради нас. Я ставлю 20 песо почему-то на более слабого из двух петухов, может быть смутно надеясь на чудо. Бен укоризненно смотрит на меня. Чуда не произошло. Петухи наскакивают друг на друга. Вихрем летят перья. В первой же схватке мой петух проигрывает бой. Он сразу теряет все свое мужество и хочет забиться в угол, но правила игры этого не допускают: проигравший должен быть абсолютно небоеспособен. Итак, моего петуха еще раз высоко поднимают и подталкивают к победителю, который теперь затаптывает его в пыль. Проигравший петух мертв. Кровь капает на глиняный пол. Ликующие вопли и аплодисменты тех, кто ставил на победителя. Им сразу выплачивается выигрыш. Петуха-победителя хозяин несет к ветеринару — узнать, сможет ли его петух принять еще один бой; другого петуха отдают потрошить. Его владелец потерял все — петуха, бой, заклад. Кроме того, пропали его труды, потраченные на подготовку петуха к бою.

Сражение на арене продолжается: новые петухи, новые ставки — и вот уже опять стоит мальчик с ведром, веником и лопатой, чтобы очистить место для очередного боя, который также продлится несколько минут. И так до позднего вечера. На скамьях немало стариков, У многих вряд ли есть деньги, чтобы сделать ставку, однако они с большим интересом следят за каждым боем. Иные пришли из деревни посудачить о делах, поговорить о том о сем.

Бен приглашает попробовать петушиного мяса, по у меня пропал аппетит, и тогда он пытается утешить меня «правдивой историей»: «Однажды некий молодец обратился к судье с одним безнадежным делом. А судья как раз в это время ел петуха. Он сказал: „Я поверю в вашу невиновность, если этот петух сейчас встанет и закукарекает“. Петух вскочил и закукарекал. Так оно и было на гамом деле, хотя и не в Бакооре и не в наше время».