Собрание сочинений в 12 т. Т. 9

Смелый и великодушный поступок! Но каковы будут его последствия - предвидеть трудно. Одно было несомненно: он не только не облегчит положения Бербанка в этом рабовладельческом крае, но и вызовет волнения среди невольников соседних плантаций. Ну что ж! Семья Бербанков, оценив великодушие этого жеста, одобрила поступок своего главы.

- Джемс! - воскликнула миссис Бербанк. - Что бы там ни случилось, но ты был прав, ответив так на гнусные нападки этого негодяя!

- Мы все гордимся вами, отец! - сказала Алиса, впервые называя Бербанка этим нежным именем.

- Дочь моя, когда Джилберт и федералисты придут, наконец, во Флориду, они не найдут в Кэмдлес-Бее ни одного раба, - отвечал Бербанк.

- Благодарю вас, хозяин, - сказала молчавшая до тех пор Зерма, - благодарю вас и за себя и за других невольников; но что касается меня - я никогда и не чувствовала себя у вас рабой. Вы так добры, так великодушны, что я всегда была такою же свободной, как сегодня.

- Правда, Зерма, - ответила миссис Бербанк, - мы как любили тебя прежде, так же будем любить и теперь.

Не в силах скрыть своего волнения, Зерма схватила малютку Ди в объятия и горячо прижала ее к груди.

Кэррол и Стэннард с жаром пожали Джемсу Бербанку руку, давая ему понять, что они вполне одобряют его смелый и честный поступок!

Домашние Бербанка, восторгаясь его великодушием, очевидно, забыли об опасных последствиях, которые мог вызвать этот поступок.

Никто в Кэмдлес-Бее, - кроме управляющего Пэрри, разумеется, - не порицал Джемса Бербанка. Но почтенный Пэрри, совершавший в это время обход плантации, должен был вернуться только к ночи и не знал еще о событии, которое должно было прийтись ему не по вкусу.

Приближалась ночь, и пора было ложиться спать. Прощаясь с домашними, Джемс Бербанк предупредил их, что завтра же объявит неграм о своем решении.

- Сообщи им об освобождении при нас, Джемс, - попросила миссис Бербанк. - Мы все хотим присутствовать при этом.

- Да, да, все, - подтвердил Эдвард Кэррол.

- А мне, папа, можно? - спросила Ди.

- Можно, малютка, разумеется можно.

- Зерма, неужели ты от нас тогда уйдешь? - спросила девочка.

- Да нет же, дорогая моя, нет, не уйду, - отвечала мулатка. - Я никогда с тобой не расстанусь.

Были отданы обычные распоряжения об охране плантации, и вся семья разошлась на ночь по своим комнатам.

Первый, кого встретил на следующее утро в парке Бербанк, был его управляющий. Тот еще ни о чем не догадывался. И Пэрри узнал новость из уст самого Бербанка, который предвидел заранее, как будет огорошен его управляющий.

- О, мистер Джемс! Мистер Джемс! - только и нашелся он сказать.

- Ведь это не должно было вас особенно удивить, Пэрри, - сказал Бербанк. - Я лишь предупредил события. Об освобождении невольников обязан подумать каждый уважающий себя плантатор.

- Уважающий себя, мистер Джемс? При чем же тут самоуважение?

- Ну, если не уважающий себя, то по крайней мере радеющий о собственной пользе… если это для вас понятнее.

- Радеющий о своей пользе, мистер Джемс? О пользе?… И вы решаетесь это говорить?

- Решаюсь, дорогой Пэрри, и будущее покажет, что я совершенно прав.

- Но где же мы будем тогда брать рабочих, мистер Джемс?

- Будем нанимать негров, Пэрри.

- Да ведь если неграм дать право не работать, так они ни за что работать не станут!

- Не беспокойтесь, станут, и усерднее прежнего, потому что свободный труд не то, что работа из-под палки.

- Нет, мистер Джемс, ваши негры уйдут от вас, как только вы их освободите.

- Очень буду удивлен, любезный Пэрри, если уйдет хоть один из них.

- Значит, я уже не управляющий кэмдлес-бейскими неграми?

- Зато вы управляющий кэмдлес-бейской плантацией, и я полагаю, что для вас гораздо приятнее управлять свободными людьми, чем рабами.

- Но, мистер Джемс…

- Дорогой Пэрри, предупреждаю вас, что у меня заранее готовы ответы на все ваши «но». Примиритесь же с событием, которое все равно было неизбежно и которое все мои домашние встретили с радостью.

- А негры уже знают об этом?

- Нет еще, и пожалуйста, Пэрри, не говорите им пока ничего. Я сам им сегодня же объявлю. В три часа велите всем собраться в парке и только предупредите негров, что я хочу сделать очень важное сообщение.

Управляющий удалился, изумленно пожимая плечами и бормоча:

- Негры - и вдруг свободные люди! Негры - вольнонаемные! Негры - сами себе господа! Да что же это такое? Коренной переворот, революция, это значит все человеческие законы побоку!… Противоестественно… да, совершенно противоестественно!

Утром Бербанк, Кэррол и Стэннард поехали осматривать северную границу плантации. Негры как обычно трудились на полях риса, кофе и сахарного тростника. Кипела работа и на лесопильнях и стройках. Секрет, стало быть, еще никому не известен. Из Джэксонвилла и его окрестностей никаких вестей еще не дошло, и о намерении Бербанка не знали даже те, кого оно непосредственно касалось.

Бербанк и его друзья осмотрели тщательно границы плантации. Можно было, однако, опасаться, что после всего случившегося накануне толпа разнузданных подонков из Джэксонвилла или окрестных деревень двинется на Кэмдлес-Бей. Но пока ничего такого не было заметно, на реке и на берегу было спокойно. Шпионы не появлялись. В 10 часов утра прошел вверх по реке «Шаннон», но у пристани Кэмдлес-Бея не остановился и продолжал свой путь в Пиколату, так что ни с низовьев, ни с верховьев реки обитателям Касл-Хауса ничего пока не грозило.

К двенадцати часам трое друзей вернулись домой, где их уже ждали к завтраку. Все семейство вздохнуло свободнее, беседа пошла оживленней. Положение, казалось, стало менее напряженным. И все пришли к заключению, что джэксонвиллские власти немного обуздали партию Тексара. Если такое положение продлится еще несколько дней, северяне вступят во Флориду и местным аболиционистам нечего будет бояться каких бы то ни было насилий.

Джемс Бербанк, стало быть, мог совершенно спокойно осуществить свое намерение и объявить об освобождении своих рабов - первый случай добровольного освобождения негров во всех рабовладельческих штатах.

Всех больше должен был обрадоваться свободе молодой, двадцатилетний негр Пигмалион, или попросту Пиг. Он числился работником при Касл-Хаусе, жил там и не работал ни на поле, ни в мастерских. Парень он был чудаковатый, тщеславный и с ленцой, и многое ему сходило с рук лишь благодаря доброте хозяев. Когда возник вопрос об уничтожении рабства, стоило послушать, с каким пафосом он разглагольствовал о свободе и равенстве всех людей. Кстати и некстати произносил он перед своими собратьями самые высокопарные речи, над которыми они, не стесняясь, подсмеивались. В своих речах он возносился выше облаков, тогда как на деле он и по земле ступал нетвердо. По существу же это был добродушнейший малый, и ему позволяли ораторствовать сколько душе угодно. Когда управляющий Пэрри бывал в духе, он заводил с чернокожим пропагандистом настоящие прения. Легко представить себе, как должен был встретить Пиг весть об освобождении, возвращавшем ему его человеческое достоинство.

Неграм велено было собраться к трем часам в парке перед домом. Их предупредили, что мистер Бербанк намерен сделать им очень важное сообщение. К трем часам, как и было назначено, невольники стали собираться перед домом. Пообедав в полдень, они больше уже не возвращались к своей работе - в мастерских, на полях или в лесу. Им захотелось приодеться, сменить свое рабочее платье на праздничное, как было у них заведено, когда их допускали за ограду господского парка. В поселках стояла суета. Обитатели их сновали из хижины в хижину. Управляющий Пэрри расхаживал, ворча:

- Подумать только: сейчас еще этими неграми можно торговать, как скотом, а не пройдет и часу, как они будут свободными людьми, их уже не продашь и не купишь. Нелепо, нелепо, я всегда буду это твердить, всегда, до последнего вздоха. Это противоестественно, что бы там ни говорили и ни делали мистер Бербанк, президент Линкольн, все северяне-федералисты и либералы всех стран. Да, противоестественно и нелепо!