Непобедимая и легендарная (Записка 4)

Товий Баевский

Записки нового репатрианта

Непобедимая и легендарная

(продолжение)

Записка номер четыре

"Непобедимая и легендарная" - продолжение.

Моя армейская карьера в Израиле началась с курса молодого бойца. Со всей страны собрали ребят, которые уже не годились по возрасту для срочной службы, в основном с высшим образованием, и устроили им 3 - х недельные сборы. Призывной пункт находится в центре страны, там нас быстренько рассортировали по взводам, сделали прививки, сняли отпечатки пальцев и снимки всех зубов - как нам оптимистически объяснили - на случай опознания тела, переодели в форму и рассадили по автобусам. База, где нам предстояло служить, находилась на юге страны недалеко от побережья, в песках.

Наш взвод - примерно 30 человек, состоял из " интернациональных евреев " - репатриантов из разных стран. Там были и американцы, и аргентинцы, и француз, и иранец и даже один парень - эфиоп. Но подавляющее большинство все же были русские, причем примерно половина из них - врачи. При взгляде на эту пеструю компанию приходило в голову, что название " курс молодого бойца " тут не совсем уместно - мы были уже не такие молодые, лет по 30 - 40, почти все отцы семейств, и уж совсем не бойцы - с животиками и намечающимися у некоторых лысинами.

Но наши командиры воспринимали нас всерьез, видимо собираясь сделать из нас боевой костяк израильской армии.

Взвод расселили в палатки, дело было в конце лета, так что погода позволяла. Первое, что удивляло на базе - это количество боевых патронов, валявшихся под ногами, такое впечатление, что ими засеивали территорию, стараясь не пропустить ни единого метра. Поначалу мы, приехавшие из России и знакомые с советской армией, порывались каждый найденный боевой патрон сдать в оружейку, но после нескольких попыток, когда там на нас посмотрели как на психов - это дело бросили и на них внимания обращали не больше, чем все остальные военнослужащие базы. Вообще отношение к боеприпасам тут очень простое. Когда через пару дней нам выдали оружие, мы получили по три пустых магазина. После этого оружейник вытащил на улицу со склада цинк с патронами и развернулся, чтобы идти обратно на склад. На наш робкий вопрос - " А когда будут выдавать патроны? " - он недоуменно посмотрел на нас - " Так я же вам уже выдал.

Открывайте цинк и набивайте магазины сами - не маленькие. " То есть понятие о том что патроны выдаются по счету - тут не существует, в принципе ничего не стоит кроме магазинов наполнить еще и карманы - никто не проверяет. Более того, когда в конце срока мы сдавали оружие, то магазины освободили от патронов в коробку и сами магазины скинули в одну кучу так же без счета.

В отличие от боеприпасов, само оружие контролируется очень строго. На второй же день нам выдали автоматические винтовки М - 16. Никаких глупостей типа спиленных бойков или залитых стволов тут нет - оружие вполне боевое. Перед этим нам морочили голову о правилах безопасности при ношении оружия, строгих запретах и ужасных карах при их нарушениях. Инструктаж был неформальный, командиры воспринимали все это очень всерьез, в отличие от нас, непуганных идиотов.

С момента выдачи оружия до момента сдачи его в оружейку не разрешается расставаться с ним ни на секунду - в буквальном смысле. Спишь клади под голову, идешь в туалет - вешай на гвоздик, а если заболел и тебя увозят в больницу - то тебе положат ружье на носилки.

Говорят, что в случае утери оружия суд влепит 10 лет тюрьмы без долгих размышлений. Причина - потерянное оружие может попасть к арабским террористам и из него будут убивать наших. Нас так выдрессировали, что если вышел из палатки на 15 метров без ружья, то уже чувствуешь, что чего - то не хватает, и бежишь обратно, пока никто из командиров не увидел - а то живо получишь наряд вне очереди.

Кстати, мне очень понравилась винтовка М - 16 - легкая, удобная для переноски, с точным боем. Есть в армии еще несколько автоматов, один из них Галиль - нечто вроде Калашникова, но несколько измененный, и знаменитый автомат Узи. Последний мне не понравился - короткий, тяжелый, очень небезопасный. Если его уронить на пол, он может выстрелить, несмотря на все предохранители.

Командиром взвода у нас была довольно милая интеллигентная девочка - лейтенант, лет 20. Она понимала, с кем дело имеет, и нас старалась не обижать. А вот командиром отделения дали пигалицу метр с кепкой, лет 18, которая некоторым из нас годилась в дочери. Она, по-видимому, страшно комплексовала по этому поводу, пытаясь компенсировать недостаток авторитета грозными криками и угрозами. После двух - трех ее попыток поднять на нас голос нам это надоело, и мы попросили начальство убрать ее из командирш. После этого нам дали другого - молодого парня - сержанта, полного пофигиста, кстати, родом из Грузии, и с ним мы жили душа в душу до конца сборов.

Из - за нашего предпенсионного статуса особенно нас не гоняли, единственной неприятностью был недосып - все три недели мы спали по 6 часов в сутки. Поэтому стоило нашим командирам нас усадить - в тень прямо на песочек, как тут принято, и начать какое ни будь занятие, как тут же раздавалось легкое сопение, плавно переходящее в храп. Это очень нервировало командование, нас тормошили, но помогало ненадолго. Занятия проводили с утра до отбоя, с 5 утра до 11 вечера, с перерывами на еду. Личного времени было около часа в сутки. Кстати, еда была вполне сносная, достаточно обильная и съедобная. Постоянно было мясо, салаты из овощей, давали и фрукты. По сравнению с советской армией - просто ресторан.

Постепенно наш взвод стали ставить и в наряды по базе. Тут нас ожидал еще один сюрприз. Оказывается в израильской армии очень смутно представляют, что такое часовой и как он должен себя вести на посту. Часовые курят, едят на посту, рассказывают друг другу анекдоты. Однажды вечером я видел, как парень - сержант - начальник караула на воротах базы, во время своего дежурства подогнал поближе к воротам свою машину и пол-дежурства ее любовно мыл и протирал под громкую восточную музыку из приемника. То есть в уставе вроде бы записано, что нельзя это все делать, но всерьез это не воспринимается.