Пленники белой пустыни

Фарли Моуэт

Пленники белой пустыни

Глава 1. Джейми и Эуэсин

Июль подходил к концу. Ровно год тому назад Джейми Макнейр покинул Торонто — город, в котором родился, — покинул его ради новой жизни в предполярных лесах Канадского Севера. Зимнюю черноту берегов озера Макнейр сменила весёлая зелень лиственниц. Над гладью озера неслись пронзительные крики больших гагар. Сидя на корточках перед бревенчатой хижиной, Джейми помогал дяде нанизывать в связки добытые за зиму меха и одновременно пытался припомнить, что он чувствовал в тот день, год назад, когда вышел из поезда в глухом пограничном городке Те-Пас и шагнул навстречу своему дяде.

Дядя Джейми, Энгус Макнейр, раньше был торговцем в Арктике, потом хозяином зверобойной шхуны в Беринговом море и, наконец, стал звероловом в необъятных лесах Севера. Для Джейми дядя Энгус был живой легендой, и, когда от него пришла телеграмма, мальчика охватило сильное волнение. Вот текст этой телеграммы:

ГОТОВ ВСТРЕЧЕ НА СТАНЦИИ ПАС ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ

ЭНГУС МАКНЕЙР.

Письмо, которого Джейми ждал с таким нетерпением, пробудило в нём утихшую боль. Оно словно заставило его снова пережить трагическую гибель родителей, которые попали в автомобильную катастрофу семь лет назад. Ему стало ясно то, чего до сих пор он по-настоящему ещё не осознавал: на всём белом свете у него нет никого, кроме дяди, которого он никогда не видел. В течение последних семи лет мальчик терпел жизнь в школе-интернате как неизбежное. Читая письмо Энгуса Макнейра, он понял, что школа-интернат не родной дом и никогда не мог стать родным.

Когда родители погибли, Джейми было всего девять лет и Энгус Макнейр, единственный близкий родственник мальчика, стал его опекуном. Это Энгус выбрал школу-интернат в Торонто, вполне приличное учебное заведение. Ведь Энгус желал племяннику только хорошего. В течение семи лет Энгус объезжал свою линию капканов для ловли пушного зверя с удвоенным старанием: нужны были деньги — оплачивать содержание Джейми в школе. Но за последние два года спрос на меха резко упал, а накопленные деньги подходили к концу. В письме Энгус объяснял всё это.

«Теперь ты понял, Джейми, — писал он, — я не могу дольше содержать тебя в школе. Конечно, можно было бы тебе остаться в Торонто и подыскать работу, но для этого ты слишком мал, и вообще тебе лучше приехать ко мне. Нам уже давно пора познакомиться. Решено? В конверте найдешь железнодорожный билет и деньги на дорогу. Буду ждать тебя, парнишка. Надеюсь, ты приедешь».

В этом дяде Энгусу не стоило сомневаться. Уже много лет Джейми с жадностью читал всё о жизни на Севере. И Энгус Макнейр был его героем.

Так в последнюю неделю июня Джейми оказался в числе пассажиров поезда трансканадской линии. В ушах его всё ещё звучали прощальные напутствия школьных товарищей. Два дня поезд катился на запад, затем — в провинции Манитоба — круто повернул на север.

Распаханная прерия стала уступать место тёмной зелени сосновых лесов, а поезд катил всё дальше, теперь уже медленнее, по наспех уложенной стальной колее, ведущей к границе земель белых переселенцев. В пятистах милях севернее города Виннипег поезд остановился у грубо сколоченной бревенчатой платформы. Джейми вылез из вагона, растерянно глядя на невзрачные лачуги и обступивший их лес, который грозил ворваться в маленькое селение Те-Пас и поглотить его.

К прибывшему подошёл огромного роста рыжебородый мужчина в куртке из оленьей кожи и заключил мальчика в медвежьи объятья.

— Не узнаёшь меня, Джейми?! — закричал он. И, широко улыбнувшись робкому невнятному ответу, крепко стиснул плечо мальчика, повернув Джейми к себе. — Приехал познакомиться с Севером, мой мальчик, — сказал он. — Сдаётся мне: не пройдёт месяца, как ты полюбишь этот край.

Энгус Макнейр оказался пророком, так как за время шестинедельного плавания в каноэ на север к озеру Макнейр Джейми без оглядки поддался очарованию дикого незнакомого мира. Теперь, год спустя, он действительно стал его частью. За год, проведённый в лесах, бицепсы его окрепли настолько, что он казался выше своих пяти футов восьми дюймов. Летнее солнце и зимние ветры покрыли лицо загаром. Из-под копны спутанных светлых волос сверкали зоркие голубые глаза.

Небольшая хижина на берегу озера стала его домом — его первым настоящим домом, с того времени как умерли родители.

Построенную на расстоянии брошенного камня от песчаного берега озера хижину вплотную окружал густой лес. Зимним буранам было не добраться до неё, а сложенные из брёвен стены, добросовестно проконопаченные мхом и глиной, надёжно защищали от самых лютых морозов. Уютно и прочно угнездившись среди деревьев, хижина смотрела двумя маленькими оконцами на озеро: летом — на сверкающую голубую гладь, зимой — на обширную белоснежную равнину.

Внутри сруб был разделён на две комнаты. Большая из комнат считалась жилой. Две кровати жёстко крепились к боковым стенам. В центре пола красовалась пузатая чугунная печка, привезённая из Квебека. В зимние дни она полыхала вишнёвым светом. Грубо сработанный стол у печки загромождал почти всю комнату. У стола, с обоих концов, стояло по самодельному креслу, обитому шкурой чёрного медведя. На полках вдоль стен из отёсанных брёвен лежали ружья и деревянные фигурки, искусно вырезанные индейцами, а также пестрели ряды основательно потрёпанных книг Энгуса. На полу, сложенном из расколотых пополам брёвен, мягким ковром лежало с полдюжины дублёных оленьих шкур. Крохотная кухня в глубине дома была отделена от основного помещения бревенчатой перегородкой; тут Энгус готовил сытную немудрёную пищу северного края.

Хотя хижина располагалась в четырёх сотнях миль от всякой цивилизации и в двухстах милях от ближайшего поселения белых, Джейми не ощущал одиночества. В каких-то двадцати милях находилось селение племени лесных индейцев кри. Эти славные и сильные люди — лучшие друзья Энгуса Макнейра — скоро стали друзьями Джейми. Альфонс Миуэсин, вождь индейцев кри, был верным товарищем Энгуса во многих странствиях, и неудивительно, что сыну Альфонса, Эуэсину, суждено было стать для юного Джейми братом.

Внешне Эуэсин выглядел полной противоположностью Джейми. Он был худ как тростинка, а длинные чёрные волосы падали до самых плеч. Глаза были карие, под цвет волос, и смеялись всякий раз, когда смеялся рот, — а это случалось очень часто. Три лета Эуэсин ходил в школу для индейцев в далёком Пеликан-Нэрроуз и мог писать и говорить по-английски почти так же свободно, как любой городской мальчишка. Но большая часть его жизни прошла в сердце лесного края, и лесная глушь была неотделима от него, как его кожа.

Джейми и Эуэсин сразу подружились: Эуэсин взял на себя роль учителя. Джейми скоро привык обращаться с веслом и править собачьей упряжкой. Он научился также метко стрелять, а о добыче пушного зверя узнал столько, что смог заработать на собственную винтовку двадцать второго калибра. Особенно важно было то, что под благотворным влиянием Эуэсина и дяди Джейми начал ощущать в себе ту могучую любовь к жизни, которую испытывают люди, живущие в северных лесах.

Прошедший год был заполнен до предела разными приключениями, и, в то время как Джейми нанизывал на сыромятный ремешок шкурки ондатры, в памяти снова и снова всплывали картины пережитого. Плеск воды вывел его из задумчивости. Мальчик поднял голову и увидел, как стройное каноэ из кедровой коры огибает ближний мысок. Сидевший впереди Эуэсин приветственно размахивал веслом. На корме невозмутимый Альфонс отрешённо посасывал свою старую трубку и ритмично погружал весло в ледяную воду озера.