Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

– Полчаса передых, – сказал тот. – Костров не разводить, не курить, без надобности не болтать. А мы с тобой, – повернулся он к старшему лейтенанту, – отойдем в сторонку.

Отыскав в десятке шагов от казаков большую, покрытую мхом кочку, он уселся на нее, поманил пальцем старшего лейтенанта:

– Садись рядом. Надобно оценить обстановку. Достав карту, Вовк разостлал ее на коленях, взял в руки травинку. Какое–то время молча всматривался в разноцветье испещренных топографическими знаками квадратов карты, затем шепотом заговорил:

– Швабы держат путь в направлении перевала. Оно и понятно – оттуда рукой подать до наших союзничков. От этого болота к перевалу две дороги: одна – справа, вокруг трясины, другая – прямиком через горы. Обходить болото левым берегом швабам не горазд – уже через километр начинается поселок с лесопилкой, а еще дальше – большое село. Значит, швабам остается такой выбор: обход горы по правому берегу болота или карабкаться отсюда к перевалу напрямик по кручам. Согласен с моими выводами?

– Вполне, – ответил старший лейтенант, внимательно следя за кончиком травинки, которой пластун водил по карте.

– Тогда станем рассуждать дальше, – продолжал Вовк. – C дорогой вдоль болота все ясно – шагай себе по бережку как можно быстрее. С горой тоже особого ребуса нет: чуть левее от нас имеется тропка, которая выводит как раз на вершину. А поскольку наши швабы не скалолазы, то они по ней и попрямкуют. Думаю, що на этой тропке мы их и настигнем.

– А если они выберут путь в обход болота? – спросил старший лейтенант. – Скажешь, что так дальше? Согласен. Но зато не так утомительно, плюс в камышах всегда спрятаться можно.

Вовк переломил и отшвырнул в сторону травинку, поднял голову. Впившись в лицо старшего лейтенанта пристальным, немигающим взглядом, неторопливо произнес:

– Що ж, может быть и такое. А поэтому выходит, що у швабов одна дорога, которую они себе выберут, а нам суждено бить ноги на обоих. И вот мое решение: четверка пластунов под началом Кондры двинется по правому берегу в обход горы, а остальных я поведу прямиком к перевалу. Не хотелось бы половинить силы, но ничего не поделаешь.

– Что делать – таков закон любой погони… у беглеца одна дорога, а у преследователя – десять, – невозмутимо заметил старший лейтенант. Вовк поднялся с кочки, направился к казакам.

– Сержант, строй своих орлов… – приглушенно скомандовал он Кондре.

Пока взводный отдавал обходной группе боевой приказ и уточнял с сержантом систему связи между своей и его группами, старший лейтенант, устало вытянув ноги, отдыхал. Но вот четверка пластунов во главе с Кондрой исчезла за ближайшим береговым выступом, и Вовк приступил к инструктажу оставшихся.

Тропа была узкой, давно не хоженной, густо заросшей по бокам колючими зарослями ежевики. Вначале она послушно повторяла изгибы бурного горного ручья, бегущего с вершины седловидной горы в долину, затем принялась виться спиралью по ее довольно–таки крутому склону. Солнце, еще во время привала начавшее опускаться за вершины деревьев, вскоре скрылось совсем, и вокруг стали сгущаться сумерки. Но коренастый ефрейтор, занявший место отсутствующего Кондры в голове казачьей цепочки, продолжал все так же быстро и неутомимо шагать вперед. Вот он остановился, присел на корточки, сунул руку в заросли. Выпрямился и протянул следовавшему за ним Вовку зажатый кончиками пальцев сигаретный окурок. Тот осмотрел находку, размял, понюхал и отшвырнул в сторону.

– Ну и що? – буркнул он выжидающе смотревшему на него ефрейтору. – Сейчас германские сигареты вся Европа курит.

Ничего не ответивший ефрейтор двинулся вперед, но вскоре снова остановился. Поперек тропы, перегораживая ее, лежало сваленное ветром огромное дуплистое дерево. Его вершина нависла над глубоким ущельем, начинавшемся в нескольких шагах справа от идущих. Другой конец ствола смутно угадывался в непролазной чаще подлеска и кустарника с противоположной ущелью стороны тропы. Дерево, видимо, упало еще зимой или ранней весной, потому что его ствол и многочисленные ветви были часто увиты ползучей колючкой и стеблями ежевики. Среди этого невообразимого переплетения сухих ветвей и буйно разросшейся зелени был прорублен узкий проход, в конце которого снова виднелась тропа. Ефрейтор поднял с земли несколько обрубленных побегов и передал взводному. Вовк перебрал их в руках, подошел к пролому, сунул в него голову: по всей длине зеленого тоннеля были срублены лишь тонкие молодые побеги и не тронута ни одна толстая древесная ветвь. А ведь добрый десяток их торчал по бокам сделанного прохода как копья, грозя вонзиться в тело идущего или порвать его одежду. Вывод из этого напрашивался один: тот, кто прорубал тоннель, пользовался ножом или кинжалом, но никак не топором, которым ничего не стоило бы смахнуть так мешающий движению древесный сухостой. Значит, здесь вряд ли трудился местный житель.

Ефрейтор, расценив молчание взводного по–своему, протянул руку к засунутой за поясной ремень ракетнице, но Вовк остановил его.

– Не торопись, казаче. Ты уверен, що коридор проделали наши швабы?

– А кто еще? Срубленная зелень даже не привяла… Значит, туточки орудовали совсем недавно. А какие дела могут погнать здешних селян в горы на ночь глядя? Особливо сейчас, когда кругом фашистские недобитки снуют?

– Верно… Скорее всего, тут прошли швабы, – согласился с подчиненным взводный. – А вдруг не те, що нам нужны? И двигались не к перевалу, а, наоборот, спускались в долину?

Ефрейтор, сняв ладонь с ракетницы, взял поудобнее автомат, осторожно ступил в зеленый коридор. Держа оружие на изготовку, за ним последовали остальные. Вот тропа резко вильнула влево и круто пошла вниз. В неширокой лощинке бежал мелкий ручей, его глинистые берега до самой воды заросли густой травой.

Остановившись у самого уреза воды, ефрейтор опустился на корточки и достал из кармана маскхалата электрический фонарик. Второй казак и радист, нагнувшись над ним, прикрыли его со всех сторон плащ–палатками. Включив фонарик, ефрейтор стал медленно водить ярким лучом света по дну ручья. На гладкой, словно отполированной, глинистой почве ясно виднелись отпечатки нескольких шипованных подошв. Отпечатки обуви свидетельствовали о том, что пересекавшие ручей люди двигались к вершине горы. Присевший рядом с пластуном взводный приблизил лицо к самой поверхности воды, пристально всмотрелся в следы на дне.

– Все ясно, – проговорил он, выпрямляясь. – Вот теперь можешь доставать ракетницу,

Взлетевшие над горой три ракеты – две зеленые и одна красная – являлись приказом пластунам Кондры прекратить движение вдоль болота и догонять по горной тропе группу Вовка. Поскольку ракеты наверняка должны были встревожить уходивших от погони немцев и заставить их усилить меры предосторожности, преследователи от ручья направились к вершине уже не по тропе, а параллельно ей по склону горы. Идти стало гораздо трудней, скорость заметно снизилась. Теперь приходилось обходить не только освещенные луной участки местности, но и частые каменные осыпи, которые под тяжестью человека могли заскользить вниз и выдать этим его присутствие. Старший лейтенант, за последние дни сравнительно спокойной, мирной жизни начавший отвыкать от подобных физических нагрузок, уже порядком устал, когда идущий впереди цепочки преследователей Вовк остановился. Махнув рукой, что служило сигналом прекратить движение, он метнулся вначале к кусту рядом с тропой, затем ползком подобрался к ней самой. Приподняв голову, взводный какое–то время всматривался в направлении смутно угадывающейся в темноте вершины горы, после чего быстро возвратился к спутникам.

– А ну, хлопчики, проверьте свой нюх, – с улыбкой предложил он. – Никто ничего не чует?

Старший лейтенант несколько раз глубоко втянул в себя воздух и ощутил в нем едва заметное присутствие дыма. Стоявший рядом ефрейтор тихо выругался и смачно сплюнул под ноги.

– Швабы вечерю разогревают. Свой любимый гречневый концентрат с мясом, Я этот запах на всю жизнь запомнил.