Золото тофаларов

Шульц выпил коньяк, аккуратно приложил салфетку к уголкам губ.

— Сами-то не охотитесь теперь? — спросил я.

— На кого здесь охотиться, Сережа? На секретарей разве скоро будут охотиться. Да и сдал я, честно говоря, за последний год. Сижу больше дома, фотографии старые рассматриваю, библиотеку большую по Арктике собрал. Интересно читать! Когда правду пишут, когда брешут беспардонно, имен знакомых много встречаешь, даже меня несколько раз упомянули.

— Да ну?

— Да, да. Точно! Хочешь, покажу?

Шульц забрался на стул и стал копаться в полках высокого, почти до потолка, книжного шкафа. Что-то он там задел, и небольшая лавина книг, каких-то папок и альбомов хлынула на нас, подняв облако едкой пыли.

— Ах ты, дьявол! — Шульц соскользнул со стула и растянулся в ворохе бумаги.

Я кинулся ему на помощь.

— Давно сюда не лазил. — Морщась, Шульц ощупывал поясницу. — Понапихал когда-то как попало.

Сидя на полу, мы складывали в стопки пыльные тома.

— А это что, Герман Карлович? — В руки мне попала большая коричневая папка с портретом Вождя всех народов, рельефно тисненным на обложке.

— Кажется, карты старые. Ну-ка! — Шульц дернул завязки.

При первом же взгляде на то, что лежало в папке, мне стало ясно, что не зря я сегодня старика навестил.

Лист Б-7, экземпляр № 6193, район Игарка — Жиганск. Полимаршрутная полетная карта. Код 31 — разрешено к печати. Продаже не подлежит. Данные спецнагрузки по состоянию на 1 июня 1953 года.

Вот и Бирюса. Бог ты мой! Все без исключения поселки отмечены, и нет никаких «нежил.» и «брош.». Более того, от Нижнеудинска, расположенного на Транссибирской железнодорожной магистрали, до Покровского тянется прямая черная линия, обозначающая регулярную авиатрассу. И самое удивительное — от того же Нижнеудинска на прииски идет замысловатыми петлями красная нитка автомобильной дороги! И идет она именно через Гутарский хребет, там, где, как сообщает современная секретная карта Генштаба, лежит местность, абсолютно «непроходимая для всех видов мехтранспорта»! Занятно, занятно…

— Никак что-то интересное нашел, Сережа?

— Пожалуй.

— И я вот нашел. — Шульц похлопал по белой твердой обложке.

«Острова Баренцева моря». Автор — Денисов Н. М. В середине небольшой книжки — блок фотографий. Полярная станция, собаки, белый медвежонок. На фоне этих стандартных декораций — десятилетней давности Шульц. Веселый и весь в мехах.

— Вот тебе с кем надо поговорить. — Шульц постучал по фамилии на обложке. — Профессор! Географ-этнограф. Уж он наверняка что-то подскажет. Хочешь, я позвоню?

— Звоните, Герман Карлович, звоните. Теперь мне позарез информация нужна. И карту эту я у вас позаимствую на время, можно?

— Да ради Бога, Сережа! Вы бы навещали почаще старика!

Я оставил его сидящим в старом, массивном кресле, в уютном красноватом свете лампы, за круглым старинным столом, с недопитой бутылкой коньяка, со старыми фотографиями, в окружении шкур, оружия и портретов бородатых полярников. Странная иногда бывает начинка типовых квартир в бетонных московских многоэтажках!

Вот теперь мне бы с Графом встретиться! Куда же он запропастился? Обещал же к Новому году приехать.

А Граф, оказывается, совсем рядом был, очень близко.

Глава 4

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ УДАР

— Сергей! Вас Волков вызывает! — Начальник сектора, Старик Державин, положил телефонную трубку и подозрительно на меня уставился.

Ух, скверно день начинается! О моем существовании такой человек, как Волков, и знать-то не должен. Я ж один из нескольких тысяч инженеришек в этой конторе, а он — заместитель директора по режиму, полковник госбезопасности, я для него — чисто статистическая единица. Но знает он меня лично, увы, знает. Была история.

Год назад курировал я договор с Ярославским университетом. Копеечный был договорчик. Единственная от них польза — статью совместную в их сборник тиснуть, мне для диссертации публикации набрать нужно было. Принимал я ярославских командированных, работали они с документами в основном «СС», а документы эти все на мне числились. Молодые ребята — аспиранты, четыре человека, допуск у всех оформлен, серьезными людьми казались. Но случилось, что некоторые данные из моих «СС» списывали они «на карман» и неучтенный материал увозили в Ярославль. Ну как я за четверыми сразу мог уследить?

А у одного из этой четверки дружок-однокурсник по комсомольской путевке в органы ушел работать. И где-то по пьянке мой аспирантик и поведал близкому другу, как они работают с суперсекретной московской фирмой. Дружок-то не зря комсомольскую путевку получал — тут же доложил по команде. Звездочки, они даром на погон не прыгают. И мерзкие же были последствия этой горячей дружбы!

От «преступной халатности» до «измены Родине» — вот такой диапазон славные чекисты на нас отрабатывали. Для меня со Стариком Державиным еще хорошо кончилось — всего лишь премии лишили, выговор в приказе. И еще в обязательном порядке в первомайских колоннах трудящихся демонстрировать преданность делу рабочих и крестьян. А также бумагу специфическую мне предложили написать — обязательство докладывать о подобных случаях и вообще обо всем интересном. Перед кем обязательство, я думаю, пояснять специально не стоит. Но это — строго индивидуально, про Старика Державина ничего не могу сказать, предлагали ему, нет ли.

Так вот, Волков персонально со мной работал. Пару недель спустя по окончании следствия зашел я к нему по собственной инициативе. Договор-то с меня никто не снимал. Прикинулся я этаким шлангом, спрашиваю, что мне делать, если из Ярославля приедут или позвонят? Он пальчиками по столу побарабанил, поглядел на меня ничего не выражающими цинковыми глазами:

— Они уже не позвонят. Никому.

Вот так-то! Подальше от этих служб держаться надо, как можно дальше. Урок этот я твердо усвоил. Но — страна специфическая. Рано или поздно, а все равно столкнешься.

Иду я к Волкову на прием на директорский этаж и лихорадочно думаю, зачем же я ему понадобился? С Ярославлем дело давно уже закончено… И вдруг как удар — карта, черт! Не иначе, кто-то из топографов заложил. Скопировал секретную карту, вынес с предприятия. Ну все, последствия печальны.

Секретарь у Волкова — молодой парень в строгом сером костюме, спортивного вида громила.

— Проходите.

Проходим. В кабинете сам Волков под портретом Феликса и двое помоложе, их не знаю, но по виду из того же ведомства.

— Присаживайтесь, Сергей Александрович. Знакомьтесь, это товарищ с Петровки.

Волков нас представил. С Петровки? Вот те на! Слава Богу, карта ни при чем.

— Скажите, Сергей Александрович, вам знакомы эти телефоны? — Товарищ капитан Уколкин протянул мне листок бумаги.

Знакомы мне номера, знакомы. Сверху мой служебный, внизу мой же домашний.

— Кому вы их давали в течение последних трех недель?

Ну мало ли кому? Десятка два человек наберется, сразу всех не вспомнишь.

— Ладно, уточним. Вот такая запись вам знакома?

Пачка сигарет «Столичные». На крышке оба телефона зеленым шариком записаны. Моего имени нет.

— Нет, не припомню.

— Ну, хорошо. А вот этого человека знаете? Две фотографии на столе. Девять на двенадцать. Портрет. Анфас и профиль. Знаю, конечно. Выражение лица только странное. Глаза широко раскрыты, слишком как-то широко. Удивленное такое выражение.

— Это Граф. То есть Александр Шереметьев, отчества не знаю.

— Граф — кличка? Из блатных? Имел судимости?

— Да нет. Впрочем, насчет судимостей не знаю, он не рассказывал. Работали вместе на Севере несколько лет назад. Я думаю, в кадрах Ботуобинской геофизической экспедиции в Мирном есть его анкетные данные. А что, собственно, случилось?

— Неприятная вещь случилась с вашим знакомым, неприятная. На перегоне Домодедово-Москва-Павелецкая, рядом с железнодорожным полотном, вчера был обнаружен труп мужчины. — Уколкин тронул указательным пальцем фотографию анфас. — При осмотре ничего не обнаружили — ни документов, ни денег. Ничего, что помогло бы установить личность. Кроме вот этой пачки сигарет с телефонами. Первый номер привел нас сюда.