Чертов мост

Я забрался в кусты багульника и прилег на мягкую траву. Потом на меня навалилась дремота и я уснул — сказалась бессонная ночь. Проснулся в полдень, когда солнце стояло в зените и припекало меня сквозь редкую листву. Оглядев долину, я не увидел двуколки; вдали двигалась одинокая фигура — это была Тася. Догнал я ее в полуверсте от Такши. Впрочем, она ждала меня и, когда я вышел из леса, пошла мне навстречу. Она многое узнала от Витюли, и теперь спешила поделиться со мной.

— Где же ты, Феденька, запропастился? Не волки ли уж, думаю, съели тебя, — весело проговорила она, но на лице ее я прочел озабоченность.

— Да немного вздремнул, — признался я. — Ты что-то долго была на свидании с «любимым».

Она усмехнулась и с иронией сказала:

— Пришлось лавировать с женихом — любовь, видите ли, его одолела. — Потом серьезно продолжила: — Выболтал он мне их планы, может, не все, но кое-чему верить можно. Собрались они сейчас все, три-четыре дня будут отдыхать и готовиться к новым вылазкам. Цель их — кое с кем рассчитаться (у них даже черный список есть), награбить ценностей и податься за границу. До границы пойдут всей бандой, а там сам главарь, Витюля и еще несколько «надежных» отделятся и уйдут одни. Кстати, Витюля проговорился, что «освободил» своего любимого дядюшку в Чите от некоторых золотых вещичек.

— Так вот почему дядя столько сил прилагает к розыску племянничка! — воскликнул я.

— Да, видимо, поэтому, — согласилась Тася.

— А как же он сюда попал?

— Очень просто: у их главаря, Косого, в городе есть приятель, работает где-то по заготовкам пушнины. Через него Витюля и оказался здесь.

— Фамилию этого приятеля не называл?

— Нет, только назвал его Сидоркой, а что это: имя или кличка — непонятно. И его надо отыскать — наверняка он замешан в их делах.

— Ну, это потом. Что еще толкует Витюля?

— Клянется, что в меня влюблен и зовет с собой туда, за границу, рисует райскую жизнь.

— Ну, а ты как? — улыбнулся я.

— Я-то? Сказала, дам ответ позже, когда «отвяжусь» от тебя, то есть, когда уйдешь с «пробами». Об этом мы с ним тоже договорились, я даже узнала пароль, по которому тебя пропустит их пикет под Береей.

— О, это уже неплохо!

— Что неплохо? Что от тебя отвяжусь? — с притворным кокетством спросила Тася.

— Нет, это плохо, а хорошо то, что ты вызнала пароль.

— А-а, тогда ясно.

Небо было чистое и прозрачное, солнце нещадно палило. Травы прижались к земле, цветы поникли, птицы попрятались в кустарнике, и только кузнечики весело стрекотали в поле, да в ложбине неугомонно звенела зеленая Елкинда.

— Да, мне пора в Бушулей — Огородников с Литвинцевым наверняка заждались, — озабоченно сказал я.

— Только где возьмем лошадь?

— Мироныч же сказал, что поможет.

— Что ж, будем надеяться на него.

Тася взяла меня за руку, и мы пошли к селу.

Сборы в путь были недолги. А с лошадью нам повезло: к вечеру явился дед Евлампий на телеге, запряженной парой лошадей. Он привез в Такшу известь. И после недолгих уговоров согласился дать пристяжную пегую кобылку.

На закате я выехал из Такши, Тася проводила меня до поворота на Царский тракт. Мы молча постояли несколько минут и стали прощаться.

— Ну что ж, до свидания, Тася, — протянул я руку девушке.

Она подошла, обняла меня за плечи и поцеловала в щеку, затем резко отпрянула, круто повернулась и пошла, не оглядываясь.

Я стоял как заколдованный, глядя ей вслед. Потом опомнился и крикнул:

— Береги себя, Тася, я скоро вернусь!

Она обернулась и помахала рукой.

ДОРОГА предстояла дальняя. Я торопился, но лошадь надо было беречь, ехать пришлось где рысцой, где шагом. Ночью добрался до Береи; собаки, учуяв чужого человека, надрывно залаяли. Перед самой деревушкой, там, где раскинулась болотистая низина, из кустов тальника вдруг вынырнули два всадника. Это был бандитский пикет.

— Стой! Кто едет? — крикнул хриплый голос.

— Бросай оружие! — вторил другой помоложе.

— Это кнут, а не оружие, — ответил я.

— Все одно, бросай, — настаивал хриплый голос.

Я бросил на землю кнут, направил лошадь к всадникам.

— Стой, куда прешь?! — приказал этот же голос.

Только теперь до меня дошло, что надо ответить пароль.

— Свои, оттуда. Бурлит Ундурга! — сказал я.

Всадники немного помолчали.

— Проезжай, чо так поздно шляешься?

— По делам.

Я поравнялся с ними. В темноте нельзя было различить лиц, но по осанке и голосу догадался, что один из них был мужчина в годах, а другой совсем еще молодой парень.

— Как там у нас дела? — спросил старший.

— Дела идут хорошо, все в порядке.

— Долго нам тут ишо торчать?

— Потерпите малость.

— Скорей бы уж, а то надоело без дела валандаться.

— Ничего, терпи казак — атаманом будешь...

— Шайтаном тут будешь, а не атаманом, — пробурчал старший.

Мы перекинулись еще несколькими словами, и я поехал дальше. За Береей дорога разветвлялась, а я дальше Озерной никогда не бывал и сейчас боялся сбиться. Но лошадь уверенно выбирала нужную дорогу — она, видимо, не один раз здесь ходила. На рассвете благополучно миновал Озерную, а утром был уже в Бушулее. Отыскал Огородникова — он, как условились, ждал меня в селе, а Литвинцев с отрядом в лесу, в пади Великие Логи.

— Ну и заждались же мы тебя тут! — радостно воскликнул Огородников. — Ждать да догонять — хуже всего, утомительно, брат!

Его широкое, смуглое лицо расплылось в улыбке, карие глаза азартно горели.

— Я не обещал быть раньше. Моли бога, что за это время успели кое-что узнать, а то бы пришлось дольше ждать, — сказал я.

— Безделье на меня действует отвратительно, чуть с ума не спятил и, признаюсь, даже хотел уговорить Литвинцева двигаться туда, напролом.

Да, находясь в Такше, я, видимо, не зря беспокоился о том, что Огородников проявит нетерпеливость — будет рваться туда, уговаривать других. И впрямь, если бы мы с Тасей помедлили еще несколько дней, могло случиться то, чего я так боялся: он бы повел отряд в Такшу открыто, «напролом», как он говорит. И неизвестно, чем бы это кончилось. Одно ясно: бандитов бы он, конечно, спугнул, а, может, и сам попал в ловушку.

— Выдержки нет у тебя, Иван Иванович, — упрекнул я его.

— Тут выдержка ни к чему — бить их надо! Мы выжидаем, а они пакостят! — с обидой проговорил он. — Драться надо, а не выжидать и не вынюхивать!

— Можно все провалить и людей под пулю подставить.

— Борьба без потерь не бывает.

— Надо, чтобы с нашей стороны потерь было как можно меньше, может, и совсем не было — вот для чего разведка, «вынюхивание», как ты говоришь.

— Надо внезапностью брать!

— Без разведки не возьмешь, — спокойно возразил я.

Огородников оказался человеком вспыльчивым. Мог шутить, смеяться, неожиданно взорваться и так же быстро отойти. Вот и сейчас он успокоился и мирным тоном сказал:

— Ладно, согласен, сдаюсь. Но теперь-то надо поторапливаться.

— Теперь — да, ты прав.

С командиром отряда Литвинцевым мы встретились впервые. Это был высокий, смуглый, с мужественным лицом мужчина лет тридцати — тридцати пяти. Одет он был в бриджи цвета хаки, такую же куртку, фуражку и перепоясан крест-накрест ремнями: ну, точь-в-точь, как ходили красные командиры в двадцатых годах. И выправка соответствовала форме: он был строен, подтянут, говорил отрывисто, по-командирски. Встретил он меня так, как будто мы с ним совсем недавно разошлись и снова встретились.

— Ну, как там у вас дела, разведчики? — после приветствия спросил он.

— Кое-что есть, надо обсудить, — ответил я.

Литвинцев пригласил нас в просторный шалаш, сооруженный из березовых жердей и покрытый свежей травой. В шалаше — стол из сосновых плах и скамейки.

— Это наша «штаб-квартира», — Литвинцев улыбнулся одними глазами, достал карту, вычерченную от руки, и разложил на столе. Кому-то громко крикнул: — Терентий, организуй чайку, — и обратился ко мне: — Ну, так какие у вас данные?