Алый знак доблести

Лица людей пылали от бешенства и глубокого внутреннего напряжения. Многие что-то тихонько бормотали, и эти чуть слышные восклицания, ругательства, проклятия, молитвы сливались в неистовую дикарскую песнь, в какой-то небывалый приглушенный и потрясающий хорал, идущий под бравурный аккомпанемент военио-маршевых аккордов. Сосед юноши все время лепетал нежно и ласково как ребенок. Долговязый громко ругался. С его губ срывались черные стаи причудливых богохульств. Еще один солдат вдруг начал возмущаться таким сварливым тоном, точно запропастилась его шляпа.

- Какого черта нам не шлют подкреплений? Почему не шлют подкреплений? О чем они думают?

В самозабвении боя юноша слышал все как сквозь сон.

Самым поразительным было полное отсутствие возвышенной героичности. Солдаты, охваченные спешкой и яростью, наклонялись, снова выпрямлялись, принимая донельзя странные позы. Лязгали и звякали стальные шомпола, когда их торопливо забивали в перегревшиеся стволы ружей. При каждом движении нелепо подрагивали откинутые клапаны подсумков. Перезарядив ружья, люди вскидывали их на плечи и, почти не целясь, стреляли в клубы дыма или в одну из расплывчатых фигурок, несущихся по полю и все время растущих, точно куклы, к которым прикасается рука волшебника.

Офицеры, стоя позади своих подразделений, позабыли и думать о выправке и осанке. Они подпрыгивали на месте, выкрикивая, куда целиться, подбодряя солдат. Можно было только удивляться мощи их голосов. Своих легких они нисколько не щадили. И чуть не становились на головы, стараясь сквозь мятущийся дым разглядеть неприятеля.

Ротный лейтенант бросился наперерез солдату, который при первом же залпе товарищей пустился в бегство, вопя истошным голосом. Они столкнулись за цепью стрелков, и там разыгрался небольшой спектакль. Солдат плакал навзрыд, глядя на лейтенанта, как побитая псина, а тот держал его за шиворот и нещадно тузил. Затем он отвел парня на место, награждая тычками и подзатыльниками. Бедняга шел покорно, тупо, не сводя с офицера по-собачьи преданных глаз. Как шать, быть может, в суровом, безжалостном голосе лейтенанта, в голосе, в котором не было и тени страха, |-му чудилась некая божественная сила. Он попытался перезарядить ружье, но не смог, так тряслись у него руки. Лейтенанту пришлось помогать ему.

То там, то здесь люди грузно, как мешки, падали наземь. Ротный командир юноши был убит в самом начале дела. Он лежал в позе человека, который устал и теперь отдыхает, но на лице у него застыло удивленное и горестное выражение, словно он решил, что все это - злая шутка какого-то приятеля. Солдата, лепетавшего рядом с юношей, оцарапало пулей, по его лицу заструилась кровь. Он схватился за голову и с криком «Ой!» куда-то побежал. Другой вдруг охнул, как будто его ткнули прикладом в живот. Он сел, скорбно глядя в пространство. Глаза выражали немой упрек неведомо кому. Немного поодаль солдату, стоявшему за деревом, пулей раздробило коленный сустав. Он тут же уронил ружье и обеими руками обхватил древесный ствол. И все время стоял, не расцепляя этого объятия, и отчаянным голосом молил помочь ему отойти от дерева.

Наконец нестройные ряды солдат радостно завопили. Завершившись несколькими мстительными выстрелами, пальба стихла. Дым стал постепенно редеть, и тогда юноша убедился, что вражеская атака отбита. Противник рассыпался на маленькие нерешительные отряды. Какой-то солдат влез на изгородь и, оседлав ее, послал прощальный выстрел. Волны отхлынули, запятнав берег темными debris*.

Несколько солдат начали дико улюлюкать. Большинство молчало. Очевидно, они пытались разобраться в себе.

Когда прошла лихорадка возбуждения, юноша подумал, что сию минуту задохнется. Только теперь он почувствовал, в каком смраде они сражались. Он был чумаз и потен, как рабочий-литейщик. Схватив манерку, он жадно отхлебнул тепловатую воду.

Все повторяли с небольшими вариациями одну и ту же фразу: «Мы их отбросили!», «Ей-ей, отбросили!», «Да, мы их отбросили!» В этих словах звенело упоение, закопченные губы раздвигала улыбка. Юноша смотрел направо, налево. Он радовался, как всегда радуются люди, когда у них появляется возможность передохнуть и оглядеться. На земле лежало несколько до жути неподвижных фигур. Они застыли в странных, неестественных позах. Руки судорожно сведены, головы повернуты под немыслимыми углами. Казалось, в таких позах лежат только упавшие с большой высоты и разбившиеся насмерть. Солдат словно швырнули с небес на землю.

В глубине рощи непрерывно стреляла какая-то батарея, снаряды летели над головами пехотинцев. Сперва огненные вспышки испугали юношу. Ему почудилось, что артиллеристы целятся прямо в него. Сквозь древесные ветви он видел черные силуэты орудийной прислуги, ее спорую и неустанную работу. Эта работа, на взгляд юноши, была очень мудреная. Он не мог понять, как среди такого хаоса они ухитряются не перепутать углы прицела.

Пушки присели на корточки - точь-в-точь сидящие в ряд индейские вожди. Они обменивались короткими, налитыми яростью фразами. Настоящая церемония заклинания. Вокруг деловито сновали их слуги.

Раненые один за другим уныло брели в тыл. Струйки крови из растерзанного тела бригады.

На обоих флангах темнели цепи других подразделений. Далеко впереди юноша смутно различал скопления войск, которые, оповещая о неисчислимых полчищах, серыми клиньями высовывались из лесу. У самой линии горизонта он заметил мчавшуюся во весь опор крохотную батарею. Крохотные верховые подгоняли крохотных лошадей.

С пологого холма до него донеслись выстрелы и громкие крики. Дым медленно сочился сквозь листву. Теперь орудия заговорили с громоподобными ораторскими нотами. То там, то здесь мелькали знамена, в глаза первым делом бросались алые полосы. На темном фоне воинских соединений они были словно сгустки тепла.

У юноши, как всегда, дрогнуло сердце при виде эмблемы его страны. Эти знамена были подобны прекрасным птицам, даже в бурю не ведающим страха.

Прислушиваясь к реву, доносившемуся с холма, к басовитому пульсирующему буханью где-то намного левее их позиции и к другим не столь громким звукам, летевшим со всех сторон, юноша начал понимать, что бой идет и там, и там, и там,- повсюду. А он-то полагал, что битва разыгрывается у него под носом!

Оглядывая все, что его окружало, он с изумлением увидел и безмятежно синее небо, и солнце, одаряющее своим сиянием деревья и поля. Как странно, что Природа продолжает мирное, залитое золотым светом существование среди всего этого дьявольского коловращения!

VI

Юноша медленно опоминался. Лишь постепенно он вновь обрел способность смотреть на себя со стороны. Несколько секунд он изучал собственную персону так недоуменно, точно прежде никогда не видел. Потом подобрал с земли кепи, повел плечами, расправляя мундир, и, став на колено, зашнуровал башмак. Старательно вытер потное лицо.

Boт оно и свершилось. Великое испытание пройдено. Обагренные алой кровью чудовищные ужасы войны побеждены.

Он был беспредельно доволен собой. Жизнь представлялась ему восхитительной. Как бы отделившись от себя, он созерцал стычку, в которой принял участие. И пришел к мысли, что мужчина, способный так сражаться, поистине великолепен.

Да, он молодчина. Дорос до тех идеалов, которые считал недостижимыми. Его самодовольство было так велико, что он заулыбался.

К товарищам юноша тоже преисполнился благоволения и нежности.

- Ну и жарища! - приветливо обратился он к солдату, который полировал взмокшее лицо рукавом мундира.

- Да уж, ничего не скажешь! - добродушно ухмыльнулся тот.- Отродясь не бывал в таком пекле.- Он с наслаждением растянулся на земле.- Так-то, брат. Надеюсь, следующая схватка будет не раньше, чем после дождика в четверг.

Юноша обменялся рукопожатиями и прочувствованными словами с людьми, раньше знакомыми ему только по виду, а теперь сердечно близкими. Помог товарищу, который клял все на свете, перевязать раненую голень.