Все приключения мушкетеров

– Как это? Говорите же, иначе вы меня уморите.

– О, успокойтесь, вы передо мной не виноваты, и я уже простил вас!

– Но что же дальше?

– Де Вард не может ничем похвастаться.

– Отчего? Вы сами говорили, что это кольцо…

– Это кольцо, душа моя, у меня. Граф де Вард, бывший у вас в четверг, и сегодняшний д’Артаньян одно и то же.

По неопытности своей он ожидал удивления, с примесью стыдливости, маленькой бури, которая разразится слезами; но он ошибся, и заблуждение его продолжалось недолго.

Бледная и страшная миледи выпрямилась, и, оттолкнув д’Артаньяна сильным ударом в грудь, бросилась с постели.

Было уже совсем светло.

Д’Артаньян удержал ее за пеньюар тонкого батиста и просил о прощении; но она хотела освободиться сильным и решительным движением.

Батист разорвался, обнажив плечи, и на одном из этих прекрасных круглых плеч д’Артаньян с невыразимым ужасом увидел изображение лилии, эту неизгладимую метку; которую налагает позорная рука палача.

– Великий Боже! – сказал д’Артаньян, опуская пеньюар, и молча, неподвижно, остался на постели как окаменелый.

Но миледи по испугу д’Артаньяна поняла, что она изобличена.

Без сомнения, он все видел, он знала, теперь ее тайну, тайну ужасную, неизвестную никому, кроме него.

Она взглянула на него не так как взбешенная женщина, но как раненая пантера.

– А! Презренный, – сказала она, – ты подло изменил мне и узнал мою тайну. Ты умрешь!

Она подбежала к шкатулке, стоявшей на туалете, открыла ее лихорадочною дрожащею рукой, вынула из нее кинжал с золотою рукояткой, с острым и тонким лезвием и бросилась на полунагого д’Артаньяна.

Хотя он был храбр, но испугался ее расстроенного лица, страшно расширившихся зрачков, бледных щек и покрытых пеною губ; он отскочил до прохода за кроватью, как будто от змеи, подползавшей к нему; покрывшаяся холодным потом рука его попала на шпагу, и он вынул ее из ножен.

Но, не обращая внимания на шпагу, миледи старалась влезть на кровать, чтобы поразить его и остановилась только тогда, когда почувствовала острие шпаги на груди.

Она хотела схватить шпагу руками, но д’Артаньян постоянно отклонял эти попытки, и, приставляя шпагу то к глазам, то к груди ее, он слез с кровати и старался ускользнуть в дверь, ведущую в комнату Кетти.

Миледи в это время бросилась на него с ужасною силой и страшными криками.

Это походило уже на дуэль, и д’Артаньян мало-помалу начал приходить в себя.

– Хорошо, моя красавица, хорошо, – говорил он, – успокойтесь же, ради Бога, или я вам нарисую еще лилию на прекрасных щеках ваших.

– Подлый! Низкий! – кричала миледи.

Но Д’Артаньян, обороняясь, все направлялся к двери.

Чтобы защититься от миледи, д’Артаньян прятался за мебель, которую она опрокидывала; услышав шум, Кетти отворила дверь. Д’Артаньян, постоянно маневрировавший так, чтобы приблизиться к этой двери, был уже в трех шагах от нее. Он бросился вдруг из комнаты миледи в комнату ее служанки и с быстротой молнии затворил за собою дверь, уперся в нее всею своею тяжестью, между тем как Кетти запирала ее на задвижку.

Тогда миледи старалась опрокинуть перегородку своей комнаты с силою, невероятною для женщины; когда же она убедилась, что это невозможно, то начала колоть кинжалом в дверь, и несколько ударов пробили ее насквозь.

Каждый удар сопровождался ужасными проклятиями.

– Скорее, скорее, Кетти, – сказал вполголоса д’Артаньян, когда дверь была заперта, – выведи меня из дому, а то если мы дадим ей время опомниться, она велит лакеям убить меня.

– Но вы не можете выйти в таком виде, – сказала Кетти. – Вы совсем голы.

– Это правда, – сказал д’Артаньян, только теперь заметивший свой костюм, – это правда, одень меня, как можешь, но только поскорее. Ты понимаешь, что дело идет о жизни и смерти.

Кетти очень понимала, в чем дело; она быстро закутала его в цветное платье; надела на него широкий головной убор и мантилью; дала ему туфли, которые он надел на голые ноги и повела его по лестнице. Эго было вовремя; миледи позвонила уже и подняла на ноги весь дом.

Привратник отпер дверь на улицу в ту самую минуту, когда полунагая миледи кричала из окна:

– Не отпирайте!

VIII. Как Атос экипировался без всякого труда

Д’Артаньян убежал, между тем как миледи все еще угрожала ему бессильным жестом. Когда она потеряла его из виду, то упала без чувств в своей комнате. Д’Артаньян был так расстроен, что пробежал половину Парижа, не думая о том, что будет с Кетти и остановился только у дверей Атоса.

Крик нескольких патрулей, пустившихся догонять его и восклицания прохожих, которые, несмотря на раннюю пору, шли уже по своим делам, заставляли его еще больше спешить.

Он прошел через двор, поднялся во второй этаж и начал стучать изо всех сил в дверь Атоса.

Гримо с заспанными глазами отпер ему дверь.

Д’Артаньян с такою силой ворвался в комнату, что чуть не сбил его с ног.

Несмотря на свою молчаливость, Гримо на этот раз заговорил.

– Эй! – сказал он, – что вам надо, скверная женщина? Что вам угодно, сударыня?

Д’Артаньян снял головной убор и вынул руки из-под мантильи; при виде усов и обнаженной шпаги, Гримо узнал, что это мужчина и, думая, что он разбойник, закричал:

– Помогите! помогите!

– Молчи, негодяй! – сказал пришедший. – Я д’Артаньян, разве ты не узнал меня? Где твой барин?

– Вы господин д’Артаньян? Не может быть! – сказал Гримо.

– Гримо, – сказал Атос, выходя в халате из своей комнаты, – вы, кажется, позволяете себе говорить.

– Да, сударь, но…

– Молчите!

Гримо замолчал и только указал пальцем на д’Артаньяна.

Атос узнал своего товарища и при всей своей флегме он покатился со смеху при виде этого маскарадного наряда: головной убор на боку, юбки, спускавшиеся на башмаки, засученные рукава и усы, закрученные от волнения.

– Не смейтесь, друг мой, – сказал д’Артаньян, – ради Бога, не смейтесь; уверяю вас, что нечему смеяться.

Он сказал эти слова так торжественно и с таким неподдельным ужасом, что Атос тотчас же взял его за руки и сказал:

– Не ранены ли вы, друг мой? Вы так бледны!

– Нет, но со мной случилось ужасное происшествие. Вы одни, Атос?

– Кто же может быть у меня в это время?

– Хорошо, – сказал д’Артаньян и бросился в комнату Атоса.

– Ну, говорите же, – сказал Атос, запирая дверь на задвижку, чтобы никто не помешал им. – Разве умер король? Или вы убили кардинала? Вы совершенно расстроены: говорите же скорее, я, право, умираю от беспокойства.

– Атос, – сказал д’Артаньян, снимая женское платье и оставаясь в одной рубашке, – приготовьтесь услышать невероятную историю.

– Прежде наденьте этот халат, – сказал мушкетер своему другу.

Д’Артаньян, надевая халат, попал не в тот рукав, до того он был расстроен.

– Ну? – сказал Атос.

– Слушайте! – отвечал д’Артаньян, наклоняясь к уху Атоса и понижая голос, – миледи заклеймена цветком лилии на плече.

– О! – вскричал мушкетер, как будто пораженный пулею в сердце.

– Скажите, – продолжал д’Артаньян, – уверены ли вы, что та умерла?

– Та? – сказал Атос так тихо, что д’Артаньян едва мог расслышать.

– Да, та, о которой вы говорили мне однажды в Амьене.

Атос издал стон и опустил голову на руки.

– Эта, – продолжал д’Артаньян, – женщина 26 или 28 лет.

– Блондинка? – спросил Атос.

– Да.

– Глаза светло-голубые, со странным блеском, ресницы и брови черные.

– Да.

– Высокого роста, хорошо сложена? У нее недостает одного глазного зуба, с левой стороны?

– Да.

– Знак лилии небольшой рыжего цвета и как будто терт слоем отрубей, который к нему прикладывают?

– Да.

– Но вы говорите, что она англичанка?

– Ее называют миледи, но может быть, она и француженка. Лорд Винтер ее зять.

– Я могу видеть ее, д’Артаньян?

– Берегитесь, Атос, берегитесь; вы хотели убить ее. Эта женщина способна отплатить вам тем же и не сделает промаха.