Когда пробьет восемь склянок

— Вы владелец этого судна, сэр? — осведомился полицейский. Он говорил с явно выраженным западным акцентом. Голос был вежливый, но тем не менее понадобилось какое-то время, чтобы у него с языка скатилось «сэр».

— Может быть, вы соизволите объяснить, что все это, черт возьми, значит? — недовольно буркнул я. — Если вы мне ответите, то, возможно, и я отвечу на ваш вопрос. А быть может, и нет. Частное судно что частный дом, вахмистр! И прежде чем появиться, вы должны иметь ордер на обыск. Или вы не знаете законов?

— Он знает законы, — бросил один из таможенных чиновников, маленький черный типчик, который в четыре часа утра был гладко выбрит и голос которого выигрывал от того, что в нем не чувствовалось акцента. — И, собственно говоря, это не его забота. Мы подняли его с постели три часа назад, и он просто делает нам одолжение.

Я игнорировал слова чиновника и сказал полицейскому:

— Сейчас ночь, мы находимся в уединенной шотландской бухте. Скажите, как бы вы себя чувствовали, если бы к вам на корабль посреди ночи явились четверо неизвестных. — Я шел на риск, но зато мог получить неплохие шансы. Если они действительно были теми, о ком я думал, и если я был тот, кого они подозревали, то я бы не отважился говорить таким образом. Так бы отвечал ни о чем не подозревающий и не причастный к делу человек. — У вас есть какие-нибудь документы, которые могли бы подтвердить вашу личность?

— Мою — что? — полицейский холодно посмотрел на меня. — Я — вахмистр Макдональд, восемь лет занимаю должность начальника полицейского участка в Торбее. Спросите там, если хотите, — меня все знают. — Если он действительно был начальником торбейской полиции, как утверждал, то тогда, видимо, его впервые просили предъявить документы. Он кивнул и показал на второго полицейского. — Это тоже полицейский Макдональд.

— Ваш сын? — Сходство было нельзя не заметить. — Все передается по наследству, из поколения в поколение, не так ли? — Я не знал, можно ли ему верить но чувствовал, что хватит разыгрывать из себя рассерженного хозяина. Теперь к месту будет более спокойная атмосфера. — А это таможня к нам пожаловала, не правда ли? Им ордер на обыск не нужен. Мне кажется, полиция возликовала бы, если бы у нее были такие же полномочия. Тогда они смогли бы заходить куда угодно, не спрашивая разрешения. Верно?

— Да, сэр, — ответил молодой таможенник — человек среднего роста, со светлыми волосами. У него наблюдалась небольшая склонность к полноте; говорил он с ирландским акцентом. На нем, так же как и на другом, было синее форменное пальто, фуражка, коричневые перчатки и хорошо отутюженные брюки. — Только делаем мы это чрезвычайно редко. Предпочитаем сотрудничать и задавать вопросы.

— Но вы хотите обыскать судно, не так ли? — вставил Ханслет.

— Да, сэр.

— А причина? — спросил я удивленно. Я был действительно удивлен, ибо не знал, как вписывался в общий ансамбль. — Уж если мы собираемся быть вежливыми по отношению друг к другу, то, может быть, мы могли бы получить объяснение происходящему?

— Причины, почему бы вы не могли получить объяснения, нет, — сказал таможенник постарше извиняющимся тоном. — На побережье Айршира прошлой ночью был украден грузовик, на котором находились ценности на сумму двенадцать тысяч фунтов. Точнее говоря, даже не прошлой, а позапрошлой. Сегодня вечером это передавалось в последних известиях. Согласно сведениям, которые мы получили, похищенные ценности были погружены на небольшое судно. И мы полагаем, что корабль направился на север.

— Почему?

— Очень сожалею, сэр, но это служебная тайна. Это третья гавань и тринадцатое судно, которое мы обследуем. Четвертое в Торбее. Мы занимаемся расследованием пятнадцать часов, и надо сказать, сэр, все происходит в довольно-таки быстром темпе. — Все говорилось тихим и вкрадчивым голосом — голосом, которым обычно говорят: «Вы только не подумайте, что мы вас подозреваем. Но нам необходимо выполнить работу».

— И вам приходится обыскивать все прибывшие с юга суда, которые, по вашим предположениям, могли быть замешаны в хищении? Во всяком случае, вновь прибывшие? А вы не подумали о том, что судно с ворованным товаром на борту никогда не отважится пройти по каналу Кринан? Ведь это настоящая ловушка. Корабль должен был бы обогнуть отмели Кинтайра. А мы здесь со второй половины дня. Кто хочет покрыть такое расстояние за такое короткое время, должен иметь очень быстроходное судно.

— Но у вас действительно хорошее судно с отличным ходом, — сказал полицейский Макдональд.

Я подивился, как могло случиться, что с островов на западном побережье до доков на востоке Лондона у всех полицейских один и тот же деревянный голос, застывшее лицо и холодный взгляд. Видимо, все дело в форме. Я не обратил на его слова никакого внимания.

— И что мы… так сказать, украли?

— Химикалии. Это был грузовик одного химического концерна.

— Химикалии? — Я посмотрел на Ханслета, ухмыльнулся и вновь повернулся к таможеннику. — Значит, химикалии? Боюсь, что на нашем судне их полно! Правда, на чуть меньшую сумму, чем двенадцать тысяч.

Какое-то мгновение царила полная тишина, потом Макдональд сказал:

— Вам не трудно будет объяснить нам это, сэр?

— Нисколько. — Я закурил сигарету, чтобы получить удовольствие от выступления, и улыбнулся. — Дело в том, что вы находитесь на правительственном судне, Макдональд. Я думал, что вы это уже поняли по флагу. Судно принадлежит министерству сельского хозяйства и рыбной промышленности. Мы — ихтиологи. И наша кормовая каюта — плавучая лаборатория. Взгляните хотя бы на книги. — Я указал на полки, забитые специальной литературой. — А если вы, несмотря на все это, продолжаете сомневаться, то могу дать два номера телефона — один в Глазго, другой — в Лондоне. По ним вы можете установить наши личности. Или попросту позвоните на шлюз Кринана. Мы там провели вчерашнюю ночь.

— Разумеется, сэр. — Мои объяснения не произвели на вахмистра ни малейшего впечатления. — А куда вы ездили вчера вечером на надувной лодке?

— Как вы сказали, Макдональд?

— Вас видели около пяти часов вечера. Вы покинули судно на черной надувной лодке… — Я слышал о холодных пальцах, которые в определенных ситуациях словно скользят у человека по позвоночнику — вниз-вверх, но сейчас мне казалось, что по спине бегает тысяченожка. — Вы плыли в сторону пролива. Мистер Мак-Элрой, почтовый служащий, узнал вас.

— Мне очень не хочется клеветать на честного чиновника, но, судя по всему, он просто находился в нетрезвом состоянии. — Странно, что холод может бросить человека в горячий пот. — У меня нет черной надувной лодки и никогда не было. Достаньте увеличительное стекло, Макдональд, и если вы ее найдете, то я вам подарю коричневую, деревянную, единственную, которую мы держим на «Файркресте».

Застывшее лицо немного оттаяло. Теперь Макдональд не был уверен.

— Значит, вы не уезжали?

— Уезжал. На этой деревянной. Обогнул Гарв-Айленд и взял там несколько проб. Могу показать, они находятся в каюте, в задней части судна. Да будет вам известно, мы здесь не в отпуске!

— Прошу вас, прошу! Я не хотел никого оскорбить!

Теперь я был не богатым бездельником, а рабочим, и он позволил себе смягчиться.

— У мистера Мак-Элроя уже не те глаза, что раньше. Кроме того, если смотреть против заходящего солнца, то все будет казаться черным. Я должен добавить, что вы не похожи на человека, который нарушает телефонную связь с материком…

Тысяченожка помчалась по спине галопом. Нарушена телефонная связь? Кое-кому это, должно быть, кстати. Я не стал ломать голову над тем, кто мог это сделать. Понятно одно: с потусторонним миром это не имеет ничего общего.

— Уж не хотите ли вы сказать, — начал я медленно, — что подозреваете меня в…

— Мы просто не можем позволить себе промахов, сэр. — Сказано это было самым что ни на есть извиняющимся тоном. Да и не удивительно: я был не просто рабочим, но человеком, который работал на правительство. А правительственные чиновники — респектабельные и достойные уважения граждане.