Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун

Вот тебе и надежные попутчики! Нет уж, лучше продолжать путь одному! И Матушинський снова шагнул за дерево.

Грызлов, навалившись плечом на камень, закрыл им изнутри вход в пещеру, указал гостю на угол, где в полутьме виднелись полушубок и одеяло.

— Устраивайтесь, Яков Филимонович.

— Некогда, я на пару минут. Так сказать, прибыл сообщить последние местные новости.

— Я весь внимание.

— То, что утром Шершень обнаружил ваше отсутствие, ясно и без рассказа. За этим последовало обычное расследование обстоятельств побега, проверка высказанного мной предположения, что вас вспугнули курившие в засаде эсбисты, отправка погони по предполагаемым маршрутам… А вот вечером грянули настоящие события. В лагерь на пределе сил добрался раненым один из телохранителей Штольце, сопровождавших его на встречу с Хейнемейером. Он рассказал, что их группа попала в казачью засаду, из которой после жаркого боя и героической гибели Штольце удалось вырваться только ему. Каково сообщеньице?

— Свежо предание да верится с трудом. Все поисковые группы, направляющиеся на задание в горы, тщательно инструктируются сотрудниками «Смерша», их участники знакомятся с фотографиями Штольце и Хейнемейера и получают строжайший приказ брать их только живыми. Не думаю, чтобы кто–то из поисковиков нарушил этот приказ. Уверен, что спасшийся эсэсман крепко привирает.

— У меня точно такое же мнение. Как, впрочем, и у гауптштурмфюрера Берга, заместителя Штольце, взявшего командование «Вервольфом» в свои руки. Берг связывает ваше исчезновение и казачью засаду на Штольце воедино: разоблаченный, но избежавший ареста чекист нанес свой первый удар. Первый, но не последний…

— Какие практические шаги он предпринял, чтобы избежать новых неприятностей?

— Переносится в новое место штаб, изменены пункты явок агентов и осведомителей, тайники и «почтовые ящики» для передачи информации начали работать по запасному варианту, люди «Вервольфа» вне леса и штаба, с которыми вы контактировали или о существовании которых могли тем или иным образом узнать, заменены другими. — Гурко глянул на светящийся циферблат часов. — Через два с половиной часа Берг, Ланге и штаб выступят к новому месту дислокации.

— Зашевелился змеиный клубок. Зато мне теперь бояться нечего и можно расстаться с этим подземельем.

— Совершенно верно. Берг считает, что вы ускользнули от погони и приказал прекратить ваши поиски. Шершню тоже не до вас. Подождите часов пять–шесть и действуйте по своему усмотрению.

— Не нужно что–либо передать подполковнику?

— Где будет новый штаб «Вервольфа», я не знаю. Но место, где Сухов намерен пересидеть тревожные деньки, находится в населенном пункте. Если представится возможность, постараюсь захватить полковника либо в пути, либо в самом убежище. Попросите подполковника в ближайшие пять–шесть суток усилить патрульную службу в городе и близлежащих селах: возможно, мне потребуется помощь.

— Это будет сделано обязательно.

— Желаю удачи. Надеюсь, это не последняя наша встреча.

— Не сомневаюсь. Удачи и вам, Яков Филимонович.

Гурко взял в руки автомат, направился к выходу из пещеры. На миг замедлил шаг, повернул голову в сторону Грызлова, и тому показалось, что губы войскового старшины шевельнулись.

— Что–то хотели сказать, Яков Филимонович?

— Нет. Хотя… помогите отодвинуть камень.

Когда пещера скрылась из глаз, Гурко остановился, прислонился спиной к дереву. «Что, войсковой старшина, — упрекнул себя, — не смог перешагнуть через свой гонор, обратиться с просьбой к младшему по возрасту и по воинскому званию? Считаешь это унизительным для себя? Ах, какая щепетильность! Станичник с замашками сиятельного князя! Видите ли, гордость не позволяет принимать одолжений! Подумаешь, одолжение: передать Шевчуку, что Гурко просит помочь ему получить сведения о своей семье, с которой расстался в девятнадцатом году и не смог встретиться в сорок втором: по рассказам соседей, жена эвакуировалась на восток, а сыновья — еще в сорок первом ушли добровольцами в Красную Армию. Не криви душой, войсковой старшина! Разве дело в том, с какой именно просьбой ты обращаешься к этому человеку? Дело в том, какими глазами он на тебя посмотрит и как расценит твое обращение к Шевчуку? А впрочем, тебе нужно обыкновенное человеческое участие. И его Гурко может получить пока только у Шевчука, человека с такой же сложной и изломанной судьбой, как у самого войскового старшины. Значит, нужно немного подождать…»

18

Как всегда, рабочий стол был чист: кадровый контрразведчик почти с тридцатилетним стажем, генерал Заброда пользовался ручкой и бумагой лишь в крайних случаях, предпочитая основную массу текущей информации держать в голове.

— А мой землячок, бывший войсковой старшина, молодец, — говорил Заброда. — В указанных им квадратах оперативно–розыскные группы ликвидировали уже четыре радиоточки «Вервольфа». Девятнадцать вражеских агентов уничтожены, восемь взяты в плен, захвачены четыре приемопередающие рации «Эри». Среди пленных два радиста, один из которых дал согласие на ведение радиоигры в наших интересах. Богатый улов… А каковы результаты твоей работы со Штольце?

— Нулевые. «Хайль Гитлер!» при появлении в кабинете и «Хайль Гитлер!» перед уходом. В промежутках — молчание. То ли набивает себе цену, то ли решил, что ему во всех случаях терять нечего.

— Как твое предположение относительно прямой цепочки Штольце — Хейнемейер?

— Подтвердилось. Сержант Кондра, захвативший Штольце, был свидетелем его встречи со штандартенфюрером Хейнемейером.

— Удалось ли напасть на его след?

— Пока нет. Однако несколько наших и польских розыскных групп брошены на путях возможного движения отряда Хейнемейера. Наготове еще несколько групп и подразделений войск охраны тыла. Стоит лишь обнаружить след Хейнемейера, и мы обложим его со всех сторон. [33]

— Что дала твоя работа по мадам с остзейским произношением?

— По легенде — Петрова Анна Ильинична, на самом деле — жена бывшего белогвардейского генерала Николаева, который подвизается ныне на вторых ролях в карпатском «Вервольфе». Оставлена руководителем разведгруппы по сбору информации в нашем оперативном тылу. В процессе наблюдения установлены три ее сообщницы, все из числа жен или дочерей русских белоэмигрантов. Еще один выявленный агент — ее несовершеннолетний племянник, которого она выдает за усыновленного ею украинского сироту, вывезенного на работу в Германию и бежавшего оттуда. Арест известных нам агентов считаю пока преждевременным.

— Согласен. Однако контроль над всеми участниками группы должен быть самый тщательный.

— Необходимые распоряжения по этому поводу мной уже сделаны. Полагаю, что пришло время положить юнец существованию базы «Вервольфа» в урочище Мёртвая падь.

— Разделяю это мнение. Захват Штольце, уничтожение четырех радиогрупп «Вервольфа» и выход на его городскую агентурную сеть Петровой–Николаевой вполне могут служить началом разгрома и ликвидации всего здешнего фашистского подполья.

— Разрешите вопрос личного плана, товарищ генерал–лейтенант?

— Разрешаю, Зенон.

— Слышал, что у коменданта Серенко крупные неприятности: превышение власти, непонимание текущего политического момента… Дело пахнет чуть ли не трибуналом. Неужели все так серьезно?

— У тебя, догадываюсь, иная точка зрения на деятельность коменданта?

— Да. Признаюсь, я поначалу тоже недолюбливал Серенко: эдакий ничем не прошибаемый сухарь–службист. Однако комендант показывает свое настоящее лицо не в спокойной кабинетной обстановке, а в конкретном живом деле. Когда такая возможность представилась, Серенко показал себя умным, инициативным офицером, пошедшим на риск единолично принять в сложной, чреватой непредсказуемыми последствиями обстановке единственно правильнее решение. И не только принять, но и блестяще осуществить его… Побольше бы таких комендантов!