Все приключения мушкетеров

Базен понял, что сделал дурно, опустил голову и вышел.

– А, – сказал д’Артаньян с улыбкой, – ты продаешь свои произведения на вес золота: ты очень счастлив, друг мой; но смотри не потеряй письмо, которое выставилось из-под камзола: оно, верно, тоже от книгопродавца.

Арамис покраснел до ушей, спрятал письмо и застегнул камзол.

– Любезный д’Артаньян, – сказал он, – пойдем, если хочешь, к нашим друзьям, и так как я теперь богат, то начнем опять обедать вместе, в ожидании, пока и вы в свою очередь разбогатеете.

– С большим удовольствием, – сказал д’Артаньян. – Мы уже давно не имели приличного обеда, а так как мне предстоит сегодня вечером подвиг немножко опасный, то, признаюсь, я не отказался бы разгорячить голову несколькими бутылками старого бургонского.

– Выпьем старого бургонского, я от него тоже не прочь, – сказал Арамис. Вид золота совершенно рассеял его мысли об отставке.

Взяв три или четыре двойных пистоля на предстоящие расходы, он запер остальные в шкатулку, в которой хранился вышитый платок, служивший ему талисманом.

Они отправились сперва к Атосу, который все еще хранил свою клятву не выходить из дому. Он взялся послать за обедом; так как он отлично понимал все гастрономические тонкости, то они не задумались предоставить ему эту важную заботу.

Они между тем пошли к Портосу и на углу одной улицы встретили Мускетона, который со смиренным видом гнал перед собой мула и лошадь.

Д’Артаньян вскричал от удивления и радости.

– А, моя буланая лошадка, – сказал он. – Арамис, посмотрите на эту лошадь!

– Фи, какая скверная, – сказал Арамис.

– Любезный друг, – сказал д’Артаньян, – это та лошадь, на которой я приехал в Париж.

– Как, вы знаете эту лошадь? – спросил Мускетон.

– Ее масть очень оригинальна; я во всю жизнь свою не видал такой, – сказал Арамис.

– Очень верю, – сказал д’Артаньян; – поэтому-то я и продал ее за три экю, и это верно дали за ее шерсть, потому что все остальное не стоит больше восемнадцати ливров. Но как эта лошадь попала в твои руки, Мускетон?

– Ах, не говорите, барин, – сказал слуга, – это глупая шутка мужа нашей герцогини.

– Как это, Мускетон?

– А вот видите ли, мой барин приглянулся одной знатной даме, герцогине – чуть не проговорился, а барин не велел никому об этом сказывать… Она заставила нас принять маленький подарочек, великолепную испанскую лошадку и андалузского мула, такого, что просто загляденье; муж узнал об этом, перехватил на дороге прекрасные подарки и заменил их этими гадкими животными.

– Ты ведешь их к нему обратно? – спросил д’Артаньян.

– Без сомнения, – отвечал Мускетон. – Очень ясно, что мы не можем принять этих гадин вместо обещанных нам в подарок.

– Ах, черт возьми, как бы мне хотелось видеть Портоса на моей буланой лошадке: это дало бы мне понятие о том, каков я был, когда приехал в Париж. Но мы не задерживаем тебя, Мускетон; ступай, исполняй поручение своего господина. А он дома?

– Да, но он в скверном расположении духа.

Мускетон продолжал свой путь, а два друга пришли к дому IIортоса и позвонили. Он видел, как они шли через двор, и не хотел отпереть, так что они звонили напрасно.

Между тем Мускетон, гоня перед собой двух животных, перешел Новый мост и пришел на Медвежью улицу. Там он привязал, по приказанию своего господина, лошадь и мула к молотку двери прокурора, возвратился домой и сказал Портосу, что поручение его исполнено.

Через несколько времени лошадь и мул, не евшие ничего с утра, подняли такой шум молотком, что прокурор приказал своему мальчику узнать по соседству, чьи эти лошадь и мул.

Мадам Кокнар узнала свой подарок, и не знала, что и думать о его возвращении, но посещение Портоса объяснило все. Гнев, блиставший в глазах мушкетера, несмотря на все старание скрыть его, испугал чувствительную любовницу. Мускетон не скрыл от своего господина, что он встретил д’Артаньяна и Арамиса, и что д’Артаньян узнал в буланой лошади свою беарнскую клячу, на которой приехал в Париж и продал ее за три экю.

Портос назначил прокурорше свидание в монастыре Св. Магнуара и хотел уйти. Видя, что он уходит, прокурор пригласил его обедать, но Портос с важностью отказался от этого приглашения.

Мадам Кокнар с трепетом пошла на место свидания, ожидая себе упреков, но ее обворожили хорошие манеры Портоса.

Все что оскорбленный мужчина может сказать женщине, Портос высказал покорной прокурорше.

– Увы, я не то хотела сделать, – сказала она. – Один из наших клиентов торгует лошадьми; он был должен в контору и не платил. Я взяла этого мула и лошадь в счет долга; но он обещал мне дать самых лучших.

– Если он был должен вам больше пяти экю, – сказал Портос, – то он обманул вас.

– Отчего же? Никому не запрещается искать вещи подешевле, – сказала прокурорша, стараясь извиниться.

– Нет, но те, которые ищут подешевле, должны позволить другим искать себе друзей повеликодушнее.

Портос повернулся и хотел уйти.

– Господин Портос! – вскричала прокурорша. – Я ошиблась, я сознаюсь, я не должна была скупиться, когда дело шло об экипировке такого молодца как вы.

IIортос, не отвечая ни слова, сделал другой шаг назад.

Тогда прокурорша вообразила себе его в блестящем свете, окруженного маркизами и герцогинями, бросающими мешки с золотом к его ногам, и закричала вслед ему:

– Остановитесь, господин Портос, ради Бога остановитесь, и поговорим.

– Говорить с вами – это для меня несчастье.

– Скажите, по крайней мере, чего вы хотите?

– Ничего, потому что все равно просить вас о чем-нибудь или не просить, – сказал Портос.

Прокурорша повисла ему на руку и, в порыве печали, сказала:

– Господин IIортос! Я не имею понятия об этих вещах; где же мне знать толк в лошадях и седлах.

– Следовало обратиться ко мне, я знаю в них толк; но вы хотели соблюсти экономию.

– Это ошибка, господин Портос, и даю вам честное слово поправить ее.

– Как же? – спросил мушкетер.

– Послушайте; сегодня вечером мой муж пойдет к герцогу де Шонь, который присылал за ним. Там будет совещание, которое продолжится, по крайней мере, часа два; приходите, мы будем одни, и сочтемся.

– Хорошо! Давно бы так!

– Вы прощаете мне?

– Увидим, – сказал величественно Портос. Они расстались, повторяя: «до вечера».

«Черт возьми, – подумал Портос дорогой, – наконец-то я, кажется, доберусь до сундука Кокнара».

V. Ночью все кошки черны

Портос и д’Артаньян с нетерпением ожидали вечера; наконец он наступил.

Д’Артаньян пришел, по обыкновению, в девять часов к миледи. Он застал ее в самом приятном расположении духа; никогда она не принимала его так хорошо как в этот вечер. Наш гасконец с первого взгляда заметил, что его письмо получено и произвело свое действие.

Кетти принесла шербет. Миледи ласково взглянула на нее и сделала ей самую приятную улыбку, но присутствие д’Артаньяна у ее госпожи так опечалило бедную девушку, что она даже и не заметила ее благосклонности.

Д’Артаньян смотрел то на ту, то на другую, и решил, что природа ошиблась, давши знатной даме продажную и низкую душу, а субретке сердце, достойное герцогини.

В десять часов миледи начала выказывать беспокойство; д’Артаньян понял, что это значит; она смотрела на часы, вставала и опять садилась, улыбаясь д’Артаньяну, как будто желая сказать: вы очень любезны, но будете еще любезнее, если уйдете.

Д’Артаньян встал и взял шляпу; миледи дала ему поцеловать руку и при этом пожала его руку; он понимал, что это было не из кокетства, а из благодарности за то, что он уходит.

«Она страстно любит его», – подумал он и ушел.

В этот раз Кетти не ждала его ни в передней, ни в коридоре, ни под воротами, так что он один должен был подняться по лестнице в ее комнату.

Она сидела, закрыв лицо руками, и плакала. Она слышала, как д’Артаньян вошел, но не подняла головы. Он подошел к ней и взял ее за руки; тогда она зарыдала.