Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

— Кому довоенную шляпу? Дешево отдам! Кто хочет понравиться хорошеньким девушкам? Налетай!

Но никто не обращал внимания на призывы инвалида.

Олексюк все ходил по базару, наверняка ему уже опротивела толкотня и суета, несколько раз вопросительно взглядывал на майора, но тот качал головой: до десяти часов — а Горохов приказал Олексюку шататься по базару как раз с восьми до десяти — оставалось еще пятнадцать минут, и все могло еще случиться. Но не случилось. В десять Бобренок подал знак Олексюку, что можно уходить.

Сейчас агент не очень интересовал Бобренка — им займутся и доставят в комендатуру, — майор же должен был позвонить Карему.

Полковник сразу взял трубку, внимательно выслушал сообщение Бобренка и сказал коротко:

— Так я и знал. Они не придут. Четыре часа назад из леса вблизи Маневичей вышла в эфир неизвестная рация. Немедленно возвращайтесь.

«Виллис» стоял за углом. Толкунов уже сидел в нем — хмурый и недовольный, читал нравоучения Виктору, но тот уже привык к нотациям капитана, пропускал их мимо ушей, ироническая улыбка застыла на его губах.

Узнав новости, Толкунов на минуту задумался.

— Они решили обойтись без Олексюка, — констатировал уверенно. — Пересидели где–нибудь в лесу или в деревне, сейчас связались с «Цеппелином» — дали знать, что приступают к выполнению задания.

— Ладно, — вздохнул Бобренок, — поехали к полковнику Карему.

У Карего уже сидело человек десять: розыскники и другие работники контрразведки — все, кто должен был принять участие в задержании вражеских агентов. Полковник хмурился — только что разговаривал с Рубцовым, генерал торопил его, правда, обещал прислать из фронтового резерва несколько розыскников. Но что значат четыре или пять человек?

Карий раздвинул шторки на карте, показал, откуда вышла в эфир рация. Места глухие, болота, одинокие лесные хутора, тут сам черт ногу сломит. Однако километрах в пяти от ориентировочного местопребывания радиста пролегала довольно оживленная дорога, и выходила она на шоссе, ведущее в Луцк.

— Вряд ли диверсанты остались в лесу, — говорил Карий спокойно, кажется, не волновался вовсе, но Бобренок, хорошо знавший полковника, представлял, какие чувства бушевали сейчас в его душе, — Знают или не знают, что мы взяли Олексюка, но догадываются, что рацию–то мы запеленговали. Возможно, оставили ее в тайнике, а сами вышли на дорогу. И может быть, именно в эти минуты двигаются по ней. Здесь у них есть выбор: можно и в Маневичи, и в Луцк, и в Сарны. Вполне возможно, что отлеживаются где–нибудь на хуторе, а может, у бандеровцев. Во всяком случае, мы должны взять под контроль все выходы из леса…

Полковник поставил перед розыскниками конкретные задачи.

Бобренок догадывался, что заподозренный им на базаре чернявый офицер не имеет никакого отношения к вражеской агентуре. И все же спросил о нем.

— Все в порядке, — успокоил его полковник. — Старший лейтенант Удальцов, его личность мы установили сразу, интендант запасного полка.

Через час они прибыли в назначенное место. На разбитое шоссе, ведущее в Луцк, сюда выходила мощеная дорога из довольно большого села Микулинцы. Село лежало километрах в десяти, дорога из него огибала лес — примерно из этого района выходила в эфир неизвестная рация.

Толкунов стоял под развесистым дубом, а Бобренок растянулся на траве, упершись локтями в землю и подперев подбородок. Слушал лес, и ничто подозрительное не осталось бы без его внимания. Слух имел острейший, вообще–то из них с Толкуновым вышла неплохая пара, капитан видел за километр и дальше, как в полевой бинокль, а Бобренок чуть ли не за километр слышал в лесу шаги человека.

Резко затрещала сорока. Сороку надо слушать, сорока всегда предупредит тебя или выдаст, но птица так же резко оборвала свой крик, как и начала. Совсем близко застучал дятел. Бобренок поднял глаза и увидел его — красивый, хлопотливый лесной трудяга.

Тихо, только шелестят листья дуба да стрекочут кузнечики.

Сорока снова затрещала тревожно, и Бобренок услыхал какой–то звук на мощеной дороге. Прислушался и встал: к перекрестку приближался воз, запряженный лошадью.

— Что? — сразу насторожился Толкунов.

— Кто–то едет.

Бобренок снял с плеча автомат, а капитан, предпочитавший обходиться пистолетом, нащупал оружие в кармане.

Сейчас и Толкунов услыхал скрип колес. Воз ехал медленно, и лошадь ступала устало, вот она показалась между кустов — да и как не устать: старая кляча со сбитыми копытами. Мужчина шел рядом с возом тяжело, как и лошадь, и были они оба будто из прошлого века.

Бобренок вышел из своего укрытия, старик заметил его, но не остановился. Майор поднял руку.

— Стойте! — приказал.

Старик натянул вожжи, но не подошел к офицерам, смотрел как–то безразлично, будто военный с автоматом в руке и другой, что выходит за ним из кустов, его совсем не интересуют, будто вообще ничто в мире не касается его и плетется рядом с возом только потому, что нет иного выхода. Одет старик был в темную сорочку, солдатское галифе и такие же солдатские, давно не чищенные ботинки на босу ногу.

Бобренок поздоровался, но старик не ответил, будто и не слышал его, и майор подошел ближе.

— Что делаете, дедушка? — спросил.

Какая–то искорка зажглась в выцветших глазах старика.

— Разве не видишь, сено вожу.

Бобренок и на самом деле увидел клочки сена на дне телеги.

— Откуда?

Старик показал головой на шоссе — за ним тянулись луга с редкими стогами. Спросил вдруг:

— Покурить не найдется?

Смотрел жадными глазами, как Бобренок достает пачку папирос, взял одну черными и заскорузлыми от работы пальцами, майор даже удивился, как он смог вытащить из пачки папиросу. Достал кресало, но Бобренок чиркнул зажигалкой.

— И куда возите сено? — спросил майор.

Старик кивнул на хаты, черневшие в километре. Затянулся с удовольствием, вернулся к возу и уже хотел подогнать коня, но, наверное, решил, что следует как–то отблагодарить за папиросу, повернулся и вопросительно посмотрел на офицеров.

Толкунов незамедлительно воспользовался этим.

— Ты скажи нам, отец, никого здесь поблизости не было? Чужих не видел?

Старик покачал головой.

— Нет, пан, чужих тут не было, только такие же офицеры, как и вы.

У Бобренка тихонько екнуло сердце, а Толкунов даже потянулся к деду.

— Откуда те офицеры?

— А из леса вышли.

— Точно офицеры?

— Откуда я знаю? Погоны — это видел…

Толкунов похлопал по погону Бобренка:

— Такие?

— А кто ж его знает…

— И куда они направлялись?

— А тут машина подвернулась. Они сели и поехали.

Бобренок быстро подсчитал: до хутора кляча дотащит воз минут за пятнадцать, на разгрузку — столько же или чуть больше. Итак, военные вышли из лесу примерно час назад. Все сходилось, и нельзя было терять времени.

— На какую машину сели и куда поехали? — уточнил майор.

— А грузовая. В Луцк и подались… — махнул дед рукой, показывая влево.

— Номер? — быстро спросил Толкунов. — Номер машины запомнил?

— Так я же неграмотный.

— Сколько лет прожили, а цифр не знаете, — укоризненно проговорил капитан. — Вот оно наследие проклятого панского режима!

Бобренок ближе подошел к старику, вынул из пачки сразу несколько папирос, подал на ладони.

— Угощайтесь, — произнес почти заискивающе, — и скажите, пожалуйста: один из них не был чернявым? Не похож на цыгана? А второй — лысоватый?

— Так в фуражках они… — заколебался дед.

— Но ведь цыгана и в фуражке отличишь!

— Цыган — это точно. — Старик на минуту задумался. — Кажется, один был горбоносый. Точно не скажу, извините, но, помнится мне, чернявый.

— Вооруженные? — Бобренок похлопал по автомату.

— Нет. Разве только с пистолями.

— Что несли? Рюкзаки? Мешки?

— Нет, с пустыми руками.

Толкунов пристально посмотрел в глаза старику и спросил:

— А ты, дед, ничего не перепутал?