Исчезнувший фрегат

Он направил луч своего фонаря в темноту внизу, медленно перемещая его по льду сначала вперед, затем к корме.

— Господи боже… — обомлел я.

— Да, и благодарите Его за то, что вода там хорошо замерзла.

В передней части были сплошь человеческие тела, лежащие так, как они всплыли, когда корабль получил пробоину и вода хлынула в трюм. То было ужасающее нагромождение трупов — очертания тел размыты мумифицировавшим их толстым слоем льда. Посередине трюм был разгорожен надвое перегородкой из бревен, чем-то вроде не доходящей доверху переборки, и его кормовая часть была заполнена овцами. Одна из них и распространяла зловоние. Поверхность льда была изрублена на куски, и, рассматривая ее в свете фонаря, я заметил, что лед был взломан в определенном порядке. Одна туша была вырублена и подтянута к перегородке, где лежала на спине, ее ноги палками торчали вверх, а оттаявшее после глубокой заморозки во льду брюхо распухло от газов.

Подбираясь ближе, я вглядывался в закованную льдом свалку человеческих тел, когда на моей руке сомкнулись его одетые в перчатку пальцы.

— На вашем месте я бы не стал подходить ближе.

— Почему?

Он покачал головой.

— Сколько их там, как вы думаете? Тридцать? Сорок? От чего они так вот все умерли? Вы этого не знаете, так что лучше закроем люк.

— А вы? Вы знаете?

Айан не ответил, и я, окаменев от ужаса, стоял там, потрясенный до глубины души. Увидеть смерть в таком виде — я вспомнил концлагеря Берген-Бельзен и Освенцим, которые видел на фотографиях, или об умерших в пустыне Эфиопии. Только это было не на фото, а прямо передо мной.

— Почему? — снова спросил я. — А овцы? Овцы почему? От чего они все погибли?

— Узнаем в свое время. Надеюсь, что узнаем.

Он потянул трос, и я помог ему опустить тяжелую решетку на место, закрывая лаз. Выключив фонарь, он оглядел батарейную палубу, привыкая к ее полумраку.

— Вернемся в каюту и посмотрим, что будет дальше.

Но он продолжал стоять и, склонив голову слегка набок, прислушивался.

— Вы что-нибудь слышали?

— Нет, — прошептал я.

Я занервничал, понимая, насколько мы тут уязвимы. Карлос это видел? Потому его и убил Ангел, стрельнув несчастному в спину, когда тот стоял на баке?

Айан обернулся лицом к носовой части корабля, продолжая прислушиваться и всматриваться.

— Интересно, зачем он открыл тот люк?

Включив фонарь, он направил дуло автомата в переднюю часть палубы.

— А что там?

Он озадаченно покачал головой.

— Он открыт с тех пор, как я поднялся на борт.

Луч осветил секцию палубы, поднятой в вертикальное положение канатом на блоках. Она отличалась от той решетки, что мы поднимали только что, — это была сплошная секция наподобие огромной крышки люка.

— Зачем ему понадобилось держать его открытым?

Он размышлял вслух, не ожидая ответа на свой вопрос. Выключив фонарь, он обернулся ко мне:

— Как думаете, он это замышлял? Это на него похоже, не правда ли? Очень похоже.

Я уставился на него, и от мелькнувшей у меня в голове догадки я ощутил себя будто в кошмарном сне.

— Похоже? — прошептал я хрипло.

— Да. А вы бы что сделали на его месте? Вы же видели совершенное им преступление.

Но меня снова захватила мысль о том, что он вооружен, а мы стоим на виду тут, на батарейной палубе, и наши тела — темные силуэты в свете открытых орудийных портов — представляют собой отличную мишень. Но когда я заговорил, что мы подвергаем себя опасности быть застреленными, он лишь рассмеялся и помотал головой:

— Нет, пока ему не до нас. Сейчас его больше беспокоит то, что на борту есть человек, который тут еще с тех пор, как корабль сел на мель. Человек, который знает, что тут произошло, знает причину смерти всех тех людей. Одного автомата нет на месте, так что он знает, что тот вооружен. Если он стрельнет в нас, то обнаружит себя. А он должен первым всадить пулю в того человека.

Отвернувшись, он что-то забормотал себе под нос по-французски.

— Incroyable! [150]

Он повторил это слово несколько раз, и я решил, что это относится к содержимому замороженного трюма. Потом, двинувшись вперед, он сказал более разборчиво:

— Несомненно, Айрис не могла этого знать.

Это он говорил сам с собой, не со мной. Затем он едва слышно прибавил с жутким акцентом:

— Что же там, черт возьми, с головой у этого горемыки?

Он не утруждался ступать потише, а, подойдя к двери, распахнул ее ударом ноги, держа автомат наготове в левой руке.

Входя за ним в каюту, я раздумывал над его словами, сказанными ранее. Он имел в виду замороженные трупы «исчезнувших» в этом ужасающем трюме, а не Карлоса. Откуда, черт возьми, он мог знать о том, что Ангел виновен в гибели этих людей? Но когда я задал ему этот вопрос, он лишь сказал:

— Увидите, что я был прав.

Он взглянул на меня, улыбнувшись.

— Хотите, поспорим?

Этот его неожиданный цинизм меня поразил.

— Вы не можете этого утверждать, пока не узнаете, от чего они умерли.

— Ладно, не думайте пока об Ангеле. Сосредоточьтесь на том, кто провел на этой древней посудине последние два года или даже больше. Кто он, как полагаете? Что случилось с его товарищами? Они не могли поплыть с полным политзаключенными трюмом без надзирателей. Кто их устранил, а?

Он взялся за шпингалет на двери позади печки и, отодвинув меня в сторону, открыл ее. На полках кладовой за ней было почти пусто, только мешок с мукой, несколько покрытых ржавчиной консервных банок, немного сахара на дне глубокой банки, а с крючьев на бимсе свисали полосы мяса.

— Оливковое масло. — Айан потряс банку с надписью aceite [151]. — Полосы копченого тюленьего мяса, самодельный хлеб, иногда что-нибудь вкусное из консервной банки, время от времени кусок баранины. На этом можно протянуть довольно долго. Но без зелени. Ничего, чтобы предотвратить цингу.

Он запустил руку в выдвинутый ящик буфета.

— Фу, вы только гляньте! Кишмя кишит.

Он показал мне обкрошившуюся галету, облепленную жучками.

— Так питались в былые времена, иногда месяцами напролет, и целые экипажи умирали с воспаленными деснами и выпадающими зубами.

Айан шагнул назад и закрыл дверь кладовки, словно опасаясь нашествия насекомых в каюту.

— Снимите с предохранителя, — показал он на «Узи», который я положил на стол.

Он показал, как это делается, и сказал, чтобы я держал его наготове.

— Только не пальните мне в спину, если мне посчастливится кого-нибудь выследить.

Затем он пинком ноги одну за одной распахнул двери остальных четырех кают, тыча в них дулом автомата и освещая фонарем.

Но все они оказались пусты, гальюн тоже, равно как и маленький камбуз с простым керогазом, где готовилась еда офицерам. Основной камбуз, сказал он, находился дальше к носу корабля, так же как и большая кладовая, где держали провиант.

— Сейчас там пусто. Там поработали крысы, а что они не попортили, он перенес сюда.

Он подтолкнул меня назад в каюту и, закрыв дверь, поставил стул почти напротив нее, немного в стороне. Сев, положил автомат себе на колени.

— Теперь остается только ждать.

Подтянув к себе лежавший на столе рюкзак, он принялся в нем копошиться.

— Вот она.

Вынув плитку шоколада, он, переломив ее пополам, толкнул половину мне через стол. Это был шоколад с орехами и изюмом, и, как только я вонзил в него зубы, я понял, насколько проголодался.

— Позже заварим чаю. Ждать, возможно, придется долго.

— Полагаете, он придет сюда?

— Конечно, он придет. Ему, как и нам, нужна еда. И его будет мучить вопрос, нужно ли нас застрелить или мы то, о чем он молился все эти годы, — его спасение. Интересно, сколько лет прошло с тех пор, как он лишился свободы, — пять, шесть? Вы не помните, Айрис говорила, когда исчез ее брат?