Исчезнувший фрегат

— Вы утверждаете, что он увез их на старинном корабле с прямыми парусами и убил?

— Да, думаю, так, — кивнул он.

— Но зачем? С какой целью?

— Не знаю. Обязательно ли должна быть причина? Говорю же, этот человек — воплощение зла.

— Это же бессмысленно, — пробормотал я.

— А все должно иметь смысл? Не все так рациональны, как вы. Некоторые люди совершают поступки, повинуясь инстинктам или эмоциям, под воздействием сиюминутного настроения, без всякой причины. Убийство ради убийства. Я видел такое. Также и пытки. Женщины в этом не отстают от мужчин. Знал я одну женщину, очень красивую…

Он помолчал.

— Кроме того, есть шизофреники. Впрочем, Ангел не шизик. Он просто порочен. Возможно, параноик. Но порочен до мозга костей.

Я не совсем понимал, как он может быть таким уверенным в этом, но у меня уже не было сил держать глаза открытыми, и я заснул и сразу же, как мне показалось, был разбужен тюленьим криком. Любой, кто жил и ходил в море у побережья Северного Норфолка в Англии, никогда не спутает этот резкий хриплый крик ни с чем другим. Я сел. В холодном зеленом небе, словно огромный надувной шар, висело огненное солнце, и паковый лед отражал его сияние разлившимся жидким пламенем. Тюлень снова крикнул, и я, повернув голову, увидел Айана лежащим на приподнятой ледяной плите, с биноклем у глаз он изучал пространство впереди. Позади него почти вертикально стояла большая пластина пакового льда. Гладкая и белая, как мраморная могильная плита, она ослепительно сияла отраженным светом.

— Есть какие-то признаки их присутствия? — спросил я его.

Оглянувшись, он помотал головой:

— Дорога впереди скверная — участки воды, полные обломков льда, и до ближайшего айсберга пак очень неровный. Дальше, там, где айсберги препятствуют ветру, немного получше.

Он передал бинокль мне, когда я забрался к нему наверх. Отсюда было видно полынью — небольшое озерцо шуги прямо под нами. Но тюленя видно не было.

— Вы его видели?

— Кого видел?

— Тюленя, который кричал.

— Разумеется, я его видел. Но я не взял ружье, так что у вас не будет на завтрак хорошего сочного стейка.

Поднявшись на четвереньки, он стал спускаться на ровный участок, где мы провели ночь.

— Зато будет каша. Мы сварим большой котелок каши, чтобы набраться сил перед дорогой. Нутром чую, у нас будет трудный день.

Вскоре после пяти мы двинулись в путь. Торчащие плиты льда и озерца полузамерзшей воды вынуждали нас постоянно делать крюки. В основном мы шли по периодически показывающемуся следу снегохода, но, когда мы приблизились к айсбергу с его зубчатой от постоянного таяния и замерзания плоской вершиной, стало почти невозможно волочить санки среди расслаивающихся ледяных плит. Мои сани дважды опрокидывались на бок, и один раз нам перегородила путь настолько широкая полынья с шугой, что это, скорее, можно было назвать озером. Они прямиком его переплыли, и нам пришлось поступить так же. Правда, у нас, поскольку нам нужно было вытаскивать и надувать лодку, на это ушло значительно больше времени, и, когда мы возобновили путь на противоположном берегу, уже приближался полдень.

К тому времени солнце почти поднялось в зенит, по-прежнему сияя в чистом небе, и при почти полностью отсутствующем ветре нам пришлось попотеть, волоча санки по взрытому паковому льду. Мы подошли так близко к айсбергу, что, хотя я и не думаю, что он был выше шестидесяти-семидесяти метров, он, казалось, навис над нами ледяной скалой, переливающейся холодным синим, белым и грязно-желтым оттенками, испещренный черными оспинами гротов. А у его основания протаявший лед образовал арки, в которых шумно плескалась соленая вода, двигая крупные куски льда.

Именно здесь мы наткнулись на брошенный снегоход. Дальше они пошли пешком, с трудом волоча сани вдвоем по нагромождению искореженных льдин, пока, недалеко от западного края айсберга, им не пришлось оставить и их, взяв с собой только то, что могли унести.

Вскоре и мы были вынуждены поступить точно так же. Движение с санками стало слишком медленным и слишком изнуряющим.

— Думаю, мы уже близко, — сказал Айан. — Иначе разве они решились бы все бросить?

Так он оправдал свое решение идти дальше налегке и нам. У нас была с собой пара рюкзаков. Мы наполнили их самым необходимым, а он взял еще и автомат. Затем, прежде чем уйти от санок, он засек компасом азимуты разных частей айсберга, диктуя их мне, чтобы я записал их с пояснительными пометками. Он использовал маленький пластмассовый французский компас из тех, что нужно подносить к глазу. Он висел у него на шнурке на шее, и Айан его снял и передал мне, чтобы я перепроверил его измерения.

— Мы не можем взять с собой наши спальники — слишком тяжелые. Но нужно позаботиться, чтобы мы их обязательно нашли, когда они нам понадобятся.

В 14:17 мы снова отправились в путь. Я записал это в карманном ежедневнике рядом с азимутами. Даже без санок пробираться по хаотическому нагромождению пака было делом непростым. К тому же еще и местами опасным, так как было очень скользко и тут и там чернели трещины, в которых можно было вывернуть, а то и сломать себе ногу.

После четырех мы дошли до подветренной западной стороны айсберга, и неровность постепенно стала уменьшаться, пока наконец мы не достигли места, с которого открылся вид на относительно гладкое ледяное поле впереди. И еще там были отпечатки их ног, уходящие вперед до тех пор, пока не скрывались за краем айсберга, выступающего извилистым контуром замерзшего водопада с блестящей от влаги поверхностью. Айан пошел вокруг этого гладкого выступа понизу. Он спешил. Я решил сократить путь, приметив место, где можно было перелезть через его низкую часть. На подошвах моих ботинок были небольшие металлические шипы, и я без труда забрался почти до верха, но оставшиеся несколько футов были полностью открыты солнцу и обтаяли до гладкого как стекло состояния, поэтому дальше пришлось карабкаться на четвереньках, цепляясь пальцами. Наконец я вылез наверх, и передо мной открылся вид на столпившиеся полукругом айсберги, а под прикрытием этой сверкающей стены ледяное поле, ребристое от старого слоистого льда, тая и снова замерзая, превратилось в череду гладких холмов, напоминающих белую пустыню, покрытую барханами, а посреди них стоял корабль.

Я крикнул Айану, но он продолжал пробираться по исковерканному льду вокруг северо-западного края айсберга, на верху которого я был, и меня не услышал. Отсюда мне было видно, что следы, по которым мы шли, вели к обледенелому фальшборту корабля, но не напрямик, поскольку им приходилось обходить многочисленные озерца с плавающим на поверхности ледяным крошевом.

Я, должно быть, лежал на высоте метров в пятнадцать, откуда мог хорошо обозревать всю цепь вмерзших айсбергов. Вид ошеломлял: почти непрерывная стена, искрящаяся в лучах яркого солнечного света подобно сахарной глазури и увенчанная ледяными замками, изваянными солнцем и ветром из сплошной массы вершин айсбергов. И почти в самой середине этой ледовой гавани силуэт погибшего корабля, покоящегося в ледяной гробнице.

То, что мы его в итоге отыскали посреди безграничной замороженной пустыни, казалось почти невероятным, и я некоторое время лишь зачарованно взирал на эту поражающую своей красотой и удивительной безжизненностью картину и снова позвал Айана только тогда, когда он появился в поле моего зрения. Но и тогда мне не хотелось отрываться от этого зрелища, и я продолжал лежать там, размышляя о том, куда везли этих несчастных и почему их корабль оказался в столь необычайных обстоятельствах.

— С вами все в порядке, Пит?

Голос Айана прозвучал в неподвижном воздухе как будто из ниоткуда. Взглянув на него вниз, я понял, что он до сих пор еще не заметил корабль, глубоко погруженный в лед и снег. Я сполз вниз к нему, и из меня потоком полилось описание того, что я увидел.

— Невероятно, эти айсберги словно стена, оберегающая его, а он там вморожен в лед, хотя сверху айсберга выглядит так, будто просто стал на якорь в этой ледяной гавани.