Сокровище президента Парагвая

Там, внизу, на судах бразильской эскадры, очевидно, не хотели примириться с тем, что шар уходит: огромные пушки все еще извергали гранаты, целясь по аэростату, суда окутывались клубами грязно-белого дыма. Но попасть в быстро уносимый ветром шар было почти немыслимо. Еще десять минут — и аэронавты поднялись так высоко, что бразильцы перестали тратить порох даром.

Расчет храброго и до фанатизма преданного президенту Лопесу капитана Канделля был таков: обыкновенно ночью, после двенадцати часов, и перед рассветом в устье Ла-Платы дуют свежие морские бризы, несущие в глубь страны потоки влажного и прохладного морского воздуха, тогда как с полудня и до вечера такие же бризы тянут с берега.

Таким образом, пуская в воздушный океан шар с тремя пассажирами, капитан Канделль рассчитывал, что этим импровизированным аэронавтам удастся до полудня уйти очень далеко в глубь страны и опуститься на большом расстоянии от мест расположения неприятельских войск.

Но природа любит посмеяться над жалким существом, присваивающим себе гордое имя ее царя и повелителя. Природа, могучая, великая природа любит опрокинуть одним своим дуновением все самые хитрые человеческие планы, разрушить все его надежды…

Так было и на этот раз: едва только окончательно рассвело, Кальдерой, Диего и Кардосо установили неопровержимо, что их шар, вместо того чтобы нестись к суше, удалялся от нее… Он двигался в обратном от их цели направлении, уносился в глубь океана»

Что было делать? Перед отправлением воздушного шара в путь капитан Канделль успел наскоро дать морякам кое-какие наставления, сообщить бегло кое-что о том, как и какими способами можно до известной степени управлять движением аэростата, пользуясь обычным явлением — существованием в различных слоях атмосферы различных воздушных потоков.

В момент, когда выяснилось, что шар относит в море, а не к суше, он находился уже на весьма порядочной высоте — около трех с половиной тысяч метров. Вероятно, там, внизу, у поверхности океана господствовало воздушное течение, доверившись которому, аэронавты могли рассчитывать добраться до земли. Значит, нужно было попытаться спуститься.

Но тут встал вопрос: с каким риском сопряжено это предприятие? Ведь спуск воздушного шара достигается единственным путем — выпуском газа, и так как запасы газа возобновить нет возможности, то, значит, нечем возместить потерю подъемной силы. Правда, на шаре есть известный запас балласта, однако потеря высоты может произойти так быстро, что потом уже не поможет и выбрасывание балласта. Но что будет с шаром, если спуститься? На спуск может уйти вся сила шара, а затем, когда шар, найдя, предположим, благоприятное течение, поплывет к земле низко над поверхностью моря, он может встретиться с крейсирующей у берегов эскадрой врагов и подвергнуться опасности быть расстрелянным или — что ничем не лучше — рискует опуститься на виду у неприятеля на его же территории.

С другой стороны, благоприятное течение можно найти не только внизу, но и наверху; для достижения же более высоких слоев атмосферы придется затрачивать не драгоценную силу, а балласт.

Взвесив наскоро все эти соображения, аэронавты решили прибегнуть к подъему и стали выбрасывать балласт.

Но это привело к совершенно неожиданным последствиям: шар, казалось им, только вздрагивал при каждом выброшенном мешке песка, но не поднимался. По крайней мере, они не чувствовали этого. В нетерпении они начали обращаться с балластом совершенно без всякой осторожности. И вдруг почувствовали странные симптомы: стало звенеть в ушах, перед глазами поплыли красные и зеленые круги, ноги стали отказывать, руки тряслись, сердце замирало.

— Я задыхаюсь! — раза два или три сказал юнга.

— Потерпи, мальчик! — ободрял его матрос. — Потерпи! Вот понесет нас к суше, тогда тебе сразу будет лучше.

И опять выбросил мешок балласта.

— Диего… Я… я… не знаю что… что со мной! — вдруг слабо вскрикнул Кардосо.

— Что такое?

— У меня, кажется… лопнет сердце… Диего!.. Ой!.. Диего! Я… я умираю!

Кардосо вскочил, запрокинулся навзничь и упал на руки подхватившего его Диего. У него на губах выступила кровавая пена, глаза закатились, жилы на шее напряглись, словно переполнившись кровью, грудь вздымалась тяжело и неровно, и бледные, дрожащие, покрытые холодным потом руки судорожно впились в ворот, не имея сил разорвать его.

Мальчик странно хрипел.

Встревоженный ужасным состоянием своего любимца, матрос закричал:

— Сеньор Кальдерон! Сеньор Кальдерон! Кардосо умирает! Помогите! Помогите!.

Но от Кальдерона ожидать помощи было нечего: он сидел бледный как полотно, не в состоянии пошевельнуться, и дрожал всем телом. Казалось, с ним должно было случиться то же самое, что и с мальчиком, и он в любое мгновение мог потерять сознание.

— Господи! Мадонна! Да что с нами? И у меня… Ох! И у меня кружится голова и дышать нечем! — простонал Диего, чувствуя, что силы изменяют и ему.

— Кажется… мы… ошиблись! — пробормотал Кальдерон. — Кажется, мы поднялись слишком… Слишком высоко…

Диего бросился к барометру и прошептал:

— Десять тысяч метров… Десять километров…

В самом деле, шар, освободившийся от балласта, незаметно для неопытных аэронавтов поднялся на головокружительную высоту в десять километров над уровнем моря, где для человеческих легких не хватало уже воздуха и где царил сильный холод, леденивший кровь в жилах.

С каждым мгновением шар уносился все дальше и дальше, выше и выше, словно собираясь совсем покинуть землю и унестись к звездам…

Инстинкт самосохранения заставил матроса припомнить все, что ему говорил об управлении шаром капитан Канделль. Он вспомнил, что надо отыскать веревку, ведущую к клапану, и дернуть ее. Но где эта веревка?

Обезумевшими глазами он глядел вокруг, ища веревку от клапана.

Кажется, эта? Он дернул первую попавшуюся на глаза веревку.

Нет, не поддается…

Другую… третью…

Шар каждый раз вздрагивал.

Корзина колыхалась…

— Нет, не эта, не эта! — с отчаянием бормотал Диего, чувствуя, что силы его покидают, сердце готово разорвать грудь, глаза уже почти ничего не различают.