Золотой Крюк

Во дворе дома, где жил Сергей Степанович, без дела околачивался Пашка. Майки с устрашающей надписью на нем не было, что придало отставному чиновнику смелости. Без денег у него все равно не было на жизни, ни перспектив трудоустроиться.

— Пашка, подойди-ка сюда, — крикнул он. Парень удивился, но оторвал зад от детских качелей и приблизился. Надо было с чего-то начинать разговор.

— Ты чего не в школе?

— Да учителя прогуливают

— Учителя?!

— У них, типа, забастовка, — пояснил Пашка. — хотят директрисе вотум недоверия вынести.

— А что, директриса обманула кого?

— Обманула ожидания светлого будущего. Тендер проиграла. Через РОНО товар распределяли, с учителей бабки собрали, чтобы, типа, подмазать колеса. А не выгорело.

— Товар дефицитный, наверное. Лингафонные кабинеты, или литература?

— Да просто министр легкой промышленности своего пацана в школу устраивал, вот все и передрались, у кого этот отстой осядет. Бабки там, сами понимаете, не мерянные — школе тоже перепало бы компьютеров с интернетом. Ну, теперь директрису скинуть хотят.

— Слушай, Павел, — перешел к теме Чеботарев, — тебе деньги нужны?

— А кому они не нужны? Только поэтам и космонавтам — они выше этого. Что, работа есть?

— Вроде как. Только отцу ты не говори, что я тебе предложил…

— Если бы мой отец знал, на какие шиши я существую, я бы давно уже не существовал вовсе. Не беспокойтесь, дядя Сережа. Что за работа?

— Ну… это… ты парень вроде крепкий, — остатки совести силились прикрыть Чеботареву рот, но она, вместе с остальным организмом, так ослабла за последние дни, что сил ее хватало лишь на создание легкого запинания, — и друзья, наверное, есть серьезные…

— Есть, конечно.

— У меня один негодяй деньги спер, — признался Сергей Степанович. — Я адрес знаю. Можно его найти и деньги отнять? Я заплачу.

Пашка от удивления аж рот открыл.

— А я-то что могу сделать? С таким лучше к браткам обращаться!

— Так я и… — начал было Сергей Степанович, но Пашка не дал ему закончить, залившись неудержимым смехом.

— О-хох-хо! — бушевал он, сгибаясь чуть ли не в три погибели, — вы решили, что я из этих? Да что мне, делать нечего, с ними по коммерческим будкам шарить? Пока они там гроши обламывают и на билет в тюрягу копят, я программы пишу для компьютера, мне за каждую знаете, сколько платят?

— Я думал, ты вот с ножом ходишь… — начал оправдываться Чеботарев.

— Я еще и боксом занимаюсь — ну и что? Нож? Ну да, имеется. Правда, это не нож, а многофункциональная отвертка — если вдруг комп развинтить у кого-то понадобиться, плату поменять или шлейф. Но похожа на нож — шпану отпугивать сгодится, на улице вечерами сейчас небезопасно, сами знаете. Меня уже два раза грабить пытались. Так что приходится мимикрировать под окружающую среду — вот и затылок побрил. Тем более, что серьезный клиент какому-то хиппарю работу вряд ли доверит, а со мной у него прически, типа, почти одинаковые, — и он снова расхохотался во все горло. Но Чеботареву было не до веселья.

— Тогда извини, — вздохнул он, — не по адресу я.

— Да ничего, — вытирая слезы с глаз, пробулькал Пашка. — Вы обращайтесь, когда чего с компом случится. У вас же наверняка компы и дома, и на работе есть?

— Уж конечно, — горделиво произнес Чеботарев и направился к своему подъезду. Надежды выбить деньги силой таяли на глазах. Можно было, правда, попросить помощи у знакомых, но это Сергей Степанович отложил на потом: холодный прием, оказанный отставному чиновнику вчерашними коллегами в тресте, подействовал на него так отталкивающе, что сейчас он боялся позвонить кому-то, чтобы вновь не испытать разочарования в людях.

Палыч между тем, действительно, получил зарплату — кассир треста был заблаговременно предупрежден директором экс-завода, и загвоздок у сторожа никогда не возникало. Он лишь недоумевал, почему, когда завод стоял на месте и действовал, зарплату ему платили с многомесячными задержками, а когда от него даже остова почти не осталось, стали выдавать день в день, но мыслей своих никому не выдавал из суеверия отбить удачу. Затем Палыч направился, как и обещал, гулять по городу и добрел до Пушки. Там тусовалась толпа непонятного содержания и происхождения. Продавали независимые, а оттого плохо пропечатанные газеты, кто-то поедал пиццу. В сторонке шел очередной митинг, и человек с деревянного ящика объяснял зевакам, что лично им необходимо освободить Литву от оккупации, потому что тем самым "оккупанты" могли получить дополнительные кредиты от все той же Литвы… Палыч послушал минут пять, не понял ровным счетом ничего, хотя кто-то из толпы пытался с оратором спорить. Потом подошел к рядам торговцев всякой мелочью, от значков до шкатулочек под хохлому и матрешек с ликами американских президентов. Худой отпрыск, явно недопитавшийся материнским молоком, но уже объевшийся лозунгов о свободе предпринимательства, смерил его с головы до ног презрительным взглядом. Палыч не был похож на доходного клиента. Тем не менее ему явно было что-то нужно.

— Эй, дедусь, — окликнул отпрыск, — тут не музей. Надо чего, или на погляд пришел?

— А ты за погляд денег не берешь?

— Нет, вообще-то. А это что? — он ткнул пальцем в орденские планки. — Почем медяшки? Могу купить…

— Медяшки?! — вскипел Палыч. — Да я за эти медали кровь проливал, чтобы такие щенки, как ты, спокойно жили. Я бы их сейчас бесплатно отдал, если бы вам кто-нибудь бошки поотрывал, шпана проклятая.

— И по-твоему, мы живем спокойно? — ухмыльнулся юнец. — Слышь, дед, ты не мути рыбалку. Хочешь что купить или продать — говори, а нет — вали куда подальше, хоть до Берлина по второму разу.

— Палыч подавил в себе очередной взрыв негодования. Спорить все равно было бесполезно.

— Мне доралы продать надо, — пояснил он.

— И много у тебя "доралов"? — коверкая слова, поинтересовался уличный коммерсант. Палыч достал бумажки из кармана и помахал ими перед его прыщавым носом. У того улыбку с лица стерло, будто ластиком. Глаза внимательно провожали вальсирующие купюры влево и вправо, будто дворнягу начали дразнить кусочком сахара.

— Это уже дело, — сообщил юнец. — Курс — 1 за 5. Годится?

— По пять рублей за доллар?

— Шутник ты, дедуся, — оскалился продавец. — По пять тысяч. Я тебе, короче, миллион дам.

— Палыч от невероятно звучащей суммы поскреб горло, чтобы освободить проход для воздуха.

— Миллион?

— Ага.… Дай только, гляну, чтобы не фальшивыми были. — Парень взял у Палыча бумажки и ощупал со всех сторон.

— Нормалек, — потом он залез в карман, вытащил кипу банкнот такой толщины, какую Палыч в жизни не видел, перегнул через указательный палец левой руки и принялся отсчитывать деньги правой.

— Эй, дедусь, считай вместе со мной, чтобы без обмана, — предложил юнец, — кусок, два, три, четыре…

Палыч внимательно следил, повторяя цифры в уме.

— … Девятьсот девяносто восемьсот, девяносто девять, лимон, как договаривались. — Юнец отделил отсчитанные деньги, остальные вместе с долларами спрятал в карман, и вновь быстро пересчитал — а Палыч вновь внимательно следил за счетом.

— Миллион, как одна копеечка. Держи, дедусь. Слышь, а откуда у тебя доллары?

— Пенсию получил, — не придумал ничего лучше Палыч, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Здорово, — закивал головой юнец, — а моя бабка получает не то 7, не то 8 тысяч рублей. Ты, наверное, из всех персональных пенсионеров самый персональный.

— А ты как думал? — хитро прищурился Палыч, — я, когда Ленин на броневик залезал, внутри сидел, охранял его. Ну, догадываешься теперь, какое ведомство мне такую пенсию платит?

И обрадовался, увидев, как снова исчезает самодовольная улыбочка с лица хамоватого подростка.

Лифт не работал. Такое, впрочем, случалось и раньше. Как уже было замечено, в некоторых ситуациях никакие деньги не в силах избавить человека от бытовых неудобств. Сергей Степанович неторопливо поднимался пешим ходом на свой восьмой этаж, когда на лестничной клетке между пятым и шестым столкнулся с женщиной в летах, малознакомой ему соседкой Полиной Александровной.