Гэбриель Конрой (сборник)

4. ПРИРОДА УКАЗЫВАЕТ ПУТЬ

К северу от каньона лежал крутой водораздел, похожий на могильник. Два путника медленно карабкались по его запавшему белому склону. К концу дня они перевалили через гребень и сделали остановку; два черных силуэта обрисовались на фоне закатного неба. То были Филип и Грейс.

Как ни была Грейс изнурена голодом и путешествием, личико ее, порозовевшее сейчас в лучах заходящего солнца, светилось прелестью. Дурно сидевшее мужское платье преобразило ее в мальчика, но не могло полностью скрыть очарование ее фигуры. Филипу отчетливо были видны длинные ресницы, осенявшие темные глаза девушки, и безукоризненный овал ее лица; он мог даже разглядеть пару-другую веснушек на ее чуть вздернутой верхней губе. Отчасти, чтобы прийти на помощь Грейс, отчасти, чтобы проявить нежность, он обнял ее за талию. Потом поцеловал ее. Возможно, что поцелуй был чисто машинальным. Тем не менее Грейс, с характерной для женской природы практичностью, немедля задала ему вопрос, который задавала уже не раз:

— Ты любишь меня, Филип?

И Филип, с готовностью, которую в этих случаях проявляют мужчины, ответил, как отвечал и ранее:

— Люблю.

Молодой человек изнемогал от голода и тревоги. Они шли уже четыре дня. На второй день путешествия они отыскали под снегом несколько сосновых шишек с нетронутыми семечками; потом ограбили дупло, где белка хранила свои запасы. На третий день Филип словил и самое хозяйку дупла; они пообедали ею. К вечеру в тот же день Филип увидел утку, летевшую вверх по ущелью. Он не сомневался, что утка держит путь к какому-нибудь горному водоему, а потому, прежде чем сбить ее, тщательно приметил направление ее полета. Они повернули, куда летела утка; а наутро съели свою путеводительницу.

Сейчас Филип снова терялся в догадках. Взобравшись с таким трудом на острый гребень водораздела, они не увидели ничего, кроме бессчетных белых валов, неумолимо простиравшихся до самого горизонта. Ничто не говорило о близости реки или озера. Откуда же взялась эта птица, куда направляла свой полет? Филип уже стал мучительно думать, не сменить ли им направление пути, когда неожиданное происшествие освободило его от необходимости самостоятельно решать этот вопрос.

Пытаясь проникнуть взором за пределы снежной равнины, Грейс подошла к самому краю утеса и вдруг почувствовала, что камень под нею колышется. Рванувшись вперед, Филип успел обнять ее за плечи: но в ту же минуту массивный карниз рухнул в пропасть; девушка повисла на руке Филипа. От сотрясения сдвинулась с места и гранитная плита, на которой стоял сам Филип. Не успел он сделать даже шага, как плита дрогнула и заскользила вниз, увлекая за собой их обоих. По счастью, эта огромная лавина из камня и льда обогнала их в падении и основательно пропахала крутой склон горы, круша торчащие утесы и оставляя после себя ровную, хоть и почти что отвесную дорогу.

Падая, Филип даже не пытался уцепиться за край рушащейся скалы; это вызвало бы камнепад, который погубил бы их наверняка. Пока он еще управлял собою, он спрятал лицо Грейс на своей груди и обнял ее что было сил; так он знал, что, даже теряя сознание, будет охранять ее в падении по проложенному лавиной пути. В полузабытьи он чувствовал, как свет в его глазах сменяется тьмой, слышал треск ломающихся сучьев, ощущал уколы хвои на руках и на лице. Потом падение словно приостановилось, мир завертелся кругом него, голова его невольно приняла участие в этом кружении, и тогда — только тогда — он вкусил полный покой забвения.

Когда Филип пришел в себя, в горле у него жгло; он задыхался. Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Грейс, бледную, встревоженную; она растирала ему снегом виски и руки. По ее круглой щечке струйкой стекала кровь.

— Ты ранена, Грейс? — спросил Филип, с трудом ворочая языком.

— Нет, мой милый, храбрый Филип. Я так счастлива, что ты жив.

Сказав это, она страшно побледнела и прислонилась к дереву. Даже верхняя губка ее, обласканная лучами солнца, стала белой как мел.

Но Филип не видел ее. В изумлении он озирался по сторонам. Он лежал посреди камней и поломанных сосновых веток. Он слышал шум бегущей воды; в ста футах от него текла река. Филип взглянул вверх, откуда струился багряный свет заходящего солнца. Покалеченные сосны поддерживали на своих ветвистых лапах пробитую камнем снежную кровлю. Красные лучи играли и на поверхности потока, проникая через случайные отверстия в этом удивительном своде, закрывшем реку от солнца.

Теперь он понял, куда утка направляла свой полет! Понял, почему они с Грейс так и не увидели реку! Понял, куда подевались птицы и звери и почему снежная пустыня не сохранила их следов! Сомнения не было, они с Грейс вышли на дорогу!

С криком восторга он вскочил на ноги.

— Грейс, мы спасены.

Грейс ответила ему радостным взглядом, но радость ее относилась главным образом к тому, что он жив и здоров.

— Как ты не понимаешь, Грейс, ведь — это дорога, проложенная самой природой. Не тот путь, что мы с тобой искали, но вполне надежный путь; река приведет нас в долину.

— Да, я знаю, — сказала Грейс.

Филип удивленно поглядел на нее.

— Я видела долину сверху, когда тащила тебя прочь от камнепада. Вон с того места.

Она указала на скалу, торчащую над проломом в снежной кровле. На скале примостился свалившийся сверху огромный камень.

— Ты тащила меня, дитя?

Легкая улыбка засветилась на лице девушки.

— Ты не представляешь, какая я сильная, — сказала она и подтвердила свои слова, упав в глубокий обморок.

Филип кинулся к ней. Потом стал нащупывать на боку фляжку, которую свято хранил в течение всех своих бедствий; фляжки не было. Он огляделся; фляжка валялась на снегу, пустая.

Впервые отчаяние исторгло стон у Филипа. При звуке его голоса Грейс открыла свои кроткие глаза. Она увидела, что ее возлюбленный стоит, глядя на порожнюю фляжку, и улыбнулась.

— Я вылила все тебе в рот, милый, — сказала она. — Ты был так бледен, я боялась, что ты умираешь. Прости, милый.

— Я был оглушен — и только, но что с тобой, Грейс?

— Мне уже лучше, — ответила она и попыталась привстать, но тут же, негромко вскрикнув, снова упала на землю.

Филипа уже не было рядом с ней. Он взбирался вверх на скалу, по пути, который она ему указала. Когда он вернулся, лицо его сияло.

— Я видел долину, Грейс. До нее — две-три мили, не больше. Мы дойдем засветло и там заночуем.

— Боюсь… что мы не дойдем, — грустно сказала Грейс.

— Почему же не дойдем? — спросил нетерпеливо Филип.

— Потому что… у меня… сломана нога.

— Грейс!

Она снова лежала без чувств.

5. ИЗ ЛЕСУ — В СУМРАК

По счастью, Грейс ошибалась. У нее не была сломана нога, а всего лишь сильно растянуты связки; тем не менее от боли она не могла стоять. Филип снял с себя рубашку, порвал на бинты и, намочив их в ледяной воде, перевязал девушке распухшую щиколотку. Он подстрелил перепелку, потом еще одну утку, расчистил место для ночлега, развел костер и угостил Грейс вкусным горячим ужином. Голодная смерть больше не грозила им, опасности остались позади; самое худшее, что могло их ждать, это — несколько дней вынужденного промедления.

За последние два-три часа заметно потеплело. В полночь порыв сырого ветра зашевелил сосны у них над головой; что-то глухо застучало по снежной кровле. Шел дождь.

— »Весна отправилась в поход!»- прошептал Филип.

Но Грейс было не до стихов, даже из уст любимого человека. Она уронила голову ему на плечо и сказала:

— Ты должен идти один, милый. Оставь меня здесь.

— Грейс!

— Да, Филип. Я дождусь тебя здесь. Я ничего не боюсь. Мне здесь настолько лучше, чем… им.

Почувствовав на руке слезы, Филип поморщился Быть может, совесть у него была не совсем спокойна, быть может, он услышал укор в тоне девушки, быть может, вспомнил, что она говорит ему об этом уже не в первый раз. Молодой человек решил, что пора прибегнуть к тому оружию, которое он любил именовать «здравым смыслом». Оценивая свои душевные качества, Филип всегда считал себя пылкой, импульсивной натурой, человеком великодушным до безрассудства, которого хранит от полной гибели лишь способность к здравому суждению.