Королевский гамбит

— Разрешите курить свои, — попросил Соколов и, получив согласие, достал из кармана плоский металлический портсигар. — К сигарам нужно привыкнуть, — словно оправдываясь, проговорил он. — Крепость у них невероятнейшая.

Фон Штауберг рассмеялся, встал с подлокотника и, попыхивая сигарой, пересел за широкий пустой стол.

— Ваш объект, — Штауберг следил, как на сигаре нарастает шапка пепла, — научно-исследовательский институт. Кандидатская степень и наши старания помогут вам устроиться сотрудником в лабораторию профессора Крылова.

Далее оберст сказал, что майор должен будет похитить и специально подготовленным самолетом перебросить в Берлин физика Крылова, уничтожив его лабораторию. Если этот вариант почему-либо не удастся, то, захватив расчеты профессора, уничтожить его самого.

— В городе Н. разыщите “родственника” Степана Семеновича Куракина, — продолжал Штауберг. — Он осведомлен о вашем появлении, прекрасно изучил всю вашу родословную. Куракин составит протекцию для поступления в институт… Господин Сарычев, я еще должен уточнить явки. Постараюсь это сделать сегодня же. Завтра, перед отъездом, вы их получите от меня…

Беседа закончилась поздним вечером. “Ради осуществления задуманной абвером операции, — так теперь считал майор, — стоило присваивать чин, авансом награждать Железным крестом, привязывать исполнителя к разведке кратковременной подготовкой в высшей школе шпионажа… Так вот почему меня усердно потчевали последними достижениями ядерной физики. Немцам нужен Крылов. Нужен сейчас же, немедленно. И если они готовы пожертвовать отлично законспирировавшимися разведчиками, значит, дело, для которого им понадобился профессор, очень и очень важное… Ловко!.. Да, а кого преследовали в сквере? Почему не явился в назначенный срок Федотов?” С этими размышлениями майор спустился по лестнице, остановился возле караульной будки, достал сигарету и щелкнул зажигалкой. На миг лицо его осветилось. Какой-то офицер, шедший навстречу, вдруг поспешно выхватил изо рта трубку и отпрянул в темноту. Не обратив на это внимания, Соколов спокойно миновал часового, оглядел пустынную улицу и свернул на бульвар. “Штауберг сказал, что завтра я покину Ригу. Надо немедленно послать в Центр шифровку. Пусть Силин подготовит все для обезвреживания сети, раскинутой абвером в городе Н. Степан Семенович Куракин. Резидент, не иначе”.

В аллее было уже темно. Черные деревья распластали над головой невидимые, но шуршащие редкими еще не опавшими листьями ветви. Соколов, занятый своими мыслями, брел наугад. Неожиданно из мрака вынырнула внушительная фигура. Майор, заметив ее, попридержал шаг. Неизвестный остановился в отдалении. Тогда Соколов двинулся назад. На перекрестке, на площадке, где ветви деревьев не укрывали землю от лунного света, появился еще человек. И только теперь майор догадался присесть на скамейку, снять шляпу и закурить, трижды щелкнув зажигалкой. Неизвестные подошли к нему.

— Ну? Кажется все! — проговорил Соколов.

— Пожалуй, что все. В сквере сегодня немцы чуть было Демьяна не схватили. И еще, товарищ командир… — Полянский рассказал о том, как после облавы возле парка он встретил немецкого офицера, похожего на… на капитана Мигунова.

— Глазам своим я не поверил, — заметно волнуясь, продолжал Николай. — Этот офицер стоял у газетного киоска, а мы с Михаилом и Демьяном обсудили, как быть, что делать. Подошли к киоску скрытно еще раз. Стоит Мигунов, трубку свою покуривает и газету просматривает. Не ошиблись мы, товарищ командир, Мигунов это! И трубка его! Мы с Михаилом тут остались вас ждать, а Демьян до управления его проводил. И сейчас там дежурит. Вы его не видели, Демьяна-то?

— Нет! — рассеянно ответил Соколов, думая: “Мигунов? Мигунов! Невероятно. Не может быть! Ведь для того, чтобы попасть сюда, он должен был перейти линию фронта? Может быть, Силин допустил какую-то оплошность: нащупав его, дал почувствовать, что петля захлестывается, что вот-вот он будет схвачен и разоблачен”.

— Товарищ командир! Самолет подготовлен, — как сквозь сон донесся до Соколова голос Токарева. — Думаю, товарищ командир, удастся улететь. Сегодня на аэродроме “Юнкере пятьдесят два”, полностью заправленный горючим и маслом, стоит на взлетно-посадочной полосе. Дежурный бортмеханик сочувствует нам: фашисты у него братьев расстреляли. Полетим? Мигунов — бестия, видать, хитрая. Выдаст, как пить дать… Все дела вроде бы завершили. Чего нам ждать? Живо соберемся, погрузимся в самолет и перемахнем к своим.

— Нет! — майор поднялся со скамьи. — Нет! Завтра утром я должен получить у Штауберга последние инструкции. Они представляют для нас огромнейший интерес. А вам троим, конечно, надо лететь! Вам даже обязательно надо лететь. За Демьяном охотились сегодня, да и вы оба взяты под наблюдение. Так, товарищи, и порешим. А Галина пусть немедленно отправляется к Лузину с донесением. В Ригу ей возвращаться больше нельзя. А я… я думаю, что за оставшееся до выезда время не встречусь с Мигуновым — если это на самом деле он. Сведения, полученные мной сегодня от Штауберга, мы для надежности пустим по трем каналам. Исполнители — вы, Галина и я! Если не все, то кто-нибудь непременно попадет к своим. Полянский, не оставляйте Федотова. Мы с Михаилом пройдем на явку.

Николай посидел на скамье. “Мигунов! — размышлял он. — Прикидывался рубахой-парнем! Да я бы ни в жизнь не подумал, что шпион может себя так вести….. А с кинжалом? Он же первый говорил, что на меня напраслину возвели, расхваливал как разведчика…”

Не в состоянии подавить в себе бурю оскорбленных чувств, он поднялся, вышел из сквера и, держась поближе к стенам домов, зашагал к месту, где укрылся Демьян.

Федотов встретил друга тревожным шепотком:

— Предупредил?

— Сказал. Вроде поверил, но все же решил пробыть здесь еще один день. Надо сведения у оберста получить. А нам сегодня ночью приказано лететь не самолете, что Михаил облюбовал.

— Ты, Коля, хоть раз летал?

— Не приходилось.

— Я тоже не летал. Говорят, болтанка в воздухе страшенная. Некоторые даже…

Из калитки управления вышел человек. В темноте нельзя было разглядеть ни лица, ни одежды. Но и Николай, и Демьян почувствовали — “это он!” Человек, попыхивая трубкой, быстро пересек мостовую и поравнялся с подъездом, в глубине которого притаились друзья. Даже Демьян потом не мог толком припомнить детали пленения: захват был совершен молниеносно. Как только человек на два-три шага отошел от подъезда, Николай бесшумно распахнул двери, легким прыжком настиг его, коротким ударом взвалил себе на руки и втащил в подъезд.

— Вот и все, — прерывисто дыша, сказал он Демьяну. — Весь вопрос теперь в доставку упирается. Эта сволота минут через двадцать очухается…

— Придется, Коля, на себе его транспортировать. Ничего не поделаешь. Дворами пойдем. Если кто повстречается, скажем, что пьяного дружка домой доставляем. Ясно? Ну, потопали.

В подвале явочной квартиры при свете фонаря Соколов составлял шифровку. Набросав последний столбец цифр, он вложил бумажку в простенькую деревянную брошь и протянул ее Токареву.

— Галина должна отправиться в отряд немедленно. Передайте, и… готовьте самолет.

— Есть.

Михаил ушел. По каменным ступеням подвала глухо прозвучали шаги. Соколов погасил фонарь. Прислушался. Раздался негромкий троекратный стук — условный сигнал. Майор ответил на него коротким ударом и снова зажег фонарь. В подвал вошли Николай с Демьяном. Отдуваясь, Николай опустил на цементный пол бесчувственного человека. Соколов осветил его лицо. “Мигунов!”

Майор посмотрел на Николая, и тот, нахмурившись, недобро проговорил:

— Вот документы и оружие. Не думайте, товарищ командир. Тип этот — живой! Тут нет промашки! — и, как бы подтверждая слова разведчика, веки Мигунова слабо дрогнули, открылись. Он, невероятным усилием воли погасив мелькнувший в глазах ужас, смотрел на Демьяна и молчал, не в состоянии оторвать взгляда от седой пряди, свесившейся на морщинистый лоб разведчика.