Путешествие парижанина вокруг света

— Свое железо? Да?

— Да!

— И вы спешите?

— Не более чем обыкновенно, командир, но задерживаться в пути мне нет расчета. Если вы пожелаете почтить «Рону» своим посещением… я буду счастлив!

— Благодарю, капитан Казаван! Прощайте!

— Прощайте, командир! — сказал Мариус, откланиваясь по-военному.

— Какой отвратительный делец, — пробормотал капитан де Вальпре, в то время как командир «Роны» возвращался на свое судно.

— Что же вы хотите? Ведь недаром же они называются купцами, эти капитаны торговых судов, и мой земляк, как видно, не упускает из виду своих интересов!

— Черт возьми! Ваш земляк, как вы называете его, доктор, — настоящий мошенник, чтобы не сказать сообщник того негодяя, которого мы преследуем! Вот что я скажу!

— Ах, командир, как вы можете так говорить?!

— Я, право, не знаю, что меня удерживает произвести сейчас же обыск на его судне… Вероятно, опасение упустить добычу, погнавшись за тенью. Этот господин, по-видимому, сказал мне правду, что касается его самого, но, наверное, лгал о своей мнимой встрече со вчерашним понтоном.

Между тем «Рона», накренившись, снова салютовала своим флагом крейсеру и понеслась с быстротой птицы к северу. «Молния» же пошла по направлению к берегам Америки. Вернувшись на свое судно, Мариус Казаван спустился в просторную каюту, куда вошел, не постучав в дверь.

У стола сидел человек, опустивший голову на руки и погруженный в глубокое раздумье. Приход Казавана заставил его очнуться. Это был американец, капитан Флаксхан, командир невольничьего судна.

— Сделано? — спросил он.

— Сделано!

— Они ничего не подозревают?

— Ничего. Да кто же, черт возьми, кроме самого черта, нашего покровителя, может предположить, что у нас четыреста душ негров вместо железа, что менее чем за восемь часов пострадавший понтон, плясавший на волнах, стал превосходным трехмачтовым судном «Роной», что бортовые заграждения и мачты со всей оснасткой, точно по мановению волшебного жезла, выросли на нем и что, наконец, утварь и оборудование рафинадных заводов состоят из мяса и костей, а не из железа?!

— А людей наших вы видели?

— Я видел мельком Марциана, который знаком дал мне понять, что все благополучно!

— А трое остальных?

— Двое из них в машине, а третий был на марсе!

— Хорошо!

— А теперь какие будут распоряжения?

— Встаньте на вахту и идите на север. Завтра мы повернем к Рио-Гранде-ду-Сул, а Рафаэль Кальдерон примет свой товар после наших друзей из Лагоа-дос-Патос!

— Слушаю!

— Кстати, наши двое новичков ничего не подозревают. Они оба спят как сурки. Двадцать капель тинктуры опиума в небольшой дозе тафии (водки) усыпили их мертвым сном! — доложил Мариус.

— Хорошо! И вздумал же этот дубина Ибрагим считать долгом совести заботу о дальнейшей судьбе этих мальчишек и навязать нам их! Ну да что, раз обещано, то обещано, и говорить нечего! Дела делами и услуга услугой, а вздумай я ему отказать в этом, он припомнил бы мне этот случай!

После этого таинственное судно, ставшее за ночь французским купцом «Рона», по истечении тридцати шести часов собиралось вновь преобразиться в «Джорджа Вашингтона» и направиться к тому месту, где, согласно секретному предписанию, с которым капитан обязан был ознакомиться в известный день и час, обозначенные на конверте, он должен был затопить пакетбот «Виль-де-Сен-Назэр». Тогда же, как уже известно читателю, произошел и поединок Фрике с немцем Фрицем, окончившийся смертью последнего.

Но каким образом командир «Молнии» мог быть уведомлен о мрачных замыслах бандита и очутиться поблизости от того пункта, где должна была разыграться страшная драма затопления пакетбота? Чудом, просто чудом!

Конечно, разговор между Флаксханом и Мариусом Казаваном, одним из судовых офицеров, в обязанности которого входило исполнять роль капитана в тех случаях, когда судно шло под французским флагом, объясняет достаточно многое.

Из него можно было понять, что то лицо или общество, за счет которого действовали эти лица, имело на «Молнии» четырех сообщников. Впоследствии читатель увидит, почему и как эти четверо смогли сыграть свою дьявольскую двойную игру, обманув всех на военном крейсере.

На другой день после того, как невольничье судно с такой невероятной смелостью легло в дрейф и простояло более получаса на расстоянии одного кабельтова от военного крейсера «Молния», один из матросов последнего нечаянно стал жертвой несчастного случая.

Железная свайка выпала из кармана марсового матроса, подтягивавшего грот-брамсель, и глухо ударила по голове вахтенного матроса, который упал, лишившись чувств и истекая кровью.

Это был именно тот Марциал, о котором упоминал Мариус Казаван в своем донесении капитану Флаксхану. Его тотчас же подняли и отнесли в лазарет, доктор со своим помощником освидетельствовали рану, причем первый сделал многозначительную гримасу, не обещавшую ничего хорошего.

У него был не только перебит череп, но и проломленная черепная кость вдавилась в мозг, который вследствие этого выпирал в отверстие в черепе. Раненый с остановившимся бессмысленным взглядом, полураскрытым ртом и плотно сжатыми ноздрями не подавал признаков жизни. Если бы не дыхание, с трудом вырывавшееся из сжатого горла, то его можно было бы принять за труп.

Доктор не проронил ни слова. Проворной рукой он собственноручно сбрил волосы вокруг раны, которая теперь казалась громадной и ужасной. Но опасна была не величина раны, а вдавленность черепной кости, оказывавшей страшное давление на мозг. Прежде всего надо было устранить это давление, и вот к чему прибегнул старый и опытный хирург. Из ящика с хирургическими инструментами он выбрал один предмет, именуемый черепным бураном, с величайшей осторожностью ввел его в осколки кости, вдавленной в мозг, потянул на себя чуть заметным осторожным движением и благополучно извлек осколки. После этого, вправив выдававшийся мозг, он вставил оба кусочка кости в надлежащее место, и мозг, не испытывавший больше давления, пришел в нормальное состояние; кровообращение в нем восстановилось, и больной вздохнул с облегчением.

— Это прекрасно, что все обошлось! — сказал доктор, с довольным видом прищелкнув языком. — Операция, можно сказать, удалась. Но теперь этого парня одолеет лихорадка и ужаснейший менингит, а это дело не хирургии, а медицины. Я уже вижу, что может быть воспаление, ведь мозг страшно помят, и в нем, без сомнения, произошел застой крови. Ну, мы сделаем все, что возможно. И как только угораздило эту чертову свайку свалиться оттуда!

Прежде всего доктор прибегнул к беспрестанным компрессам из ледяной воды, но, несмотря на самый внимательный уход и эффективное лечение, слабительное из каломели и лапника, натяжные пластыри к затылку, оттягивающие средства к ногам и обливания холодной водой, состояние больного не улучшалось. Вскоре открылся бред, ужасный, мучительный бред.

Среди видений, преследовавших больного, среди отрывистых фраз и слов, вырывавшихся из его посиневших губ, преобладала все одна и та же мысль, не дававшая ему покоя, повторялись все одни и те же слова.

— Да, да… Я повинуюсь!.. Хорошо… я буду повиноваться за деньги… да!.. Эй, вы, губители судов… смелее!.. Не робей! Бей и убивай!.. Еще одно преступление… не все ли равно?.. Вы этого хотите… не правда ли? Да?.. Бей, бей! Убивай всех!.. Ведь я не такой матрос, как все остальные… я…

Он не договаривал, и его сумбурные мысли перескакивали вдруг без всякой причины на другие предметы. Он говорил монотонным голосом о вещах совершенно посторонних, затем снова начинался кошмар:

— Ага! Миллионеры-работорговцы!.. Знаю ваши страховые премии… ваше черное дерево!.. Флаксхан, ловкий человек… А Вашингтон… Мариус Казаван… «Рона»… пострадавшее судно… шутка!.. Одно и то же!.. То же судно… А командир… «Молнии»… дурак!.. Простофиля!.. Слышишь, командир, они уходят у тебя из-под носа… Слушай, — вдруг обращался больной к доктору, глядя на него своими блуждающими, безумными глазами, от взгляда которых становилось жутко, — слушай… ведь я кутила, поступивший сюда на судно… для… Ах нет! Я не то говорю… впрочем, да!.. Ты знаешь, ведь я из их шайки… и Казаван, и Флаксхан… и «Рона»… это он… я его видел!.. Ты знаешь пароход?.. Из Монтевидео… «Да Виль»… Ах да! «Да Виль-де-Сен-Назэр»… да, да, они его потопят… тараном… Два миллиона страховой премии… да, нам!.. Я знаю!.. Я прекрасно знаю, 35° и 42°… да! Так, так… 35 и 42… в открытом море…