Знак Вишну

— Я бы хотел разыскать того торговца, который продает такие чудесные вещи.

— Не знаю, как вам помочь... Эта была женщина моих лет... Поищите ее возле цветочного киоска, где продают венки.

— Спасибо. Пожалуй, я так и сделаю.

На шварцмаркт удалось выбраться на другой день после обеда. Тон торговле здесь задавали альтхафенские старухи. Они откупались от призраков голода и нищеты вещами, нажитыми праведно и неправедно. Они откупались от них всем тем, что долгие годы украшало их гостиные и спальни, кабинеты и кухни. У Еремеева разбегались глаза от всей этой выставки никогда не виданных им полотеров и картофелечисток, механических яйцерезок и электрических кофеварок. Были тут и «зингеры» всех моделей — ручные, ножные, электроприводные, сверкали спицами и никелированными рулями «лендроверы» и «Торпедо», наперебой голосили патефоны — польские, французские, немецкие, — демонстрируя мощность своих мембран. Продавались детские игрушки — заводные слоны и санта-клаусы, шагающие куклы в крахмальных чепцах и пластмассовые автоматы «шмайссер». Старик в зеленых очках и суконном кепи показывал остроту складной бритвы «золинген» тем, что сбривал посуху волосы с рук всех желающих испытать на себе превосходное качество лезвия.

У цветочного киоска, как Орест и ожидал, никаких старух с постельным бельем не оказалось. Это было бы слишком большой удачей, чтобы на нее рассчитывать всерьез. Зато там же, у каменного магазинчика с готическим верхом, Еремеев купил прекрасный костюм — серый, в крупную клетку.

И еще одну покупку сделал Орест возле цветочного киоска. Пробившись сквозь плечи любопытных, он увидел бронзовые фигурки каких-то восточных божков, собак, быков, несколько затейливых подсвечников и пару узкогорлых вазочек с гравированными узорами. Подождав, когда плотный дядя в розовых подтяжках поверх водолазного свитера переправит к себе в вещмешок обе вазочки, Еремеев, не торгуясь, купил мельхиорового сеттера и божка, танцующего на подставке, увитой бронзовыми лотосами.

Едва он успел засунуть фигурки в сверток с костюмом, как гомон большого торжища разорвала длинная автоматная очередь. Конец ее потонул в истошных женских визгах, воплях раненых, торопливой ругани мужчин. Еремеев укрылся за цветочным киоском. Выпустив еще одну очередь, автомат смолк. Стреляли скорее всего из развалин старинной аптеки. Именно туда бросился патруль, а за ним и несколько офицеров, оказавшихся неподалеку. Орест тоже побежал к аптеке, огибая по пути лежащих в ожидании новых выстрелов и тех, кто не ждал уже ничего. Старик в зеленых очках вытянулся на боку, выронив роскошную свою бритву...

Начальник патруля — пожилой лейтенант со скрещенными на погонах стволами — осторожно пострелял в черную дыру под рухнувшими сводами. Дыра молчала.

— Утек, гадюка! — выругался лейтенант и спрятал пистолет в обшарпанную кобуру.

О происшествии на шварцмаркте майору Алешину доложили вместе с сообщением о новом взрыве на объекте «А». Объектом «А» именовался подземный авиационный завод, затопленный немцами на западной окраине города. Взрыв — третий по счету — случился во все той же злополучной штольне, где всего лишь три дня назад заработала отремонтированная насосная установка. К счастью, обеденный перерыв еще не окончился, так что обошлось без жертв, за исключением, впрочем, одной: в стволе штольни нашли куски тела диверсанта, подорвавшегося на собственной мине. Майор Алешин, захватив с собой капитана Горнового, немедленно выехал на объект «А». Перед отъездом он поручил капитану Сулаю взять комендантский взвод и разобрать вход в подвалы аптеки,

— Только осмотреть! — предупредил он настрого. — Никаких вылазок в подземные коммуникации!

Проскочив линии блок-постов, «виллис» остановился у серого портала железнодорожного въезда под землю. Здесь их встретил начальник осушительного участка, низенький краснолицый капитан в замызганной шинели.

— Цыбуцыкин, — хмуро представился он.

Пока шли по въездному тоннелю, скупо освещенному редкими лампочками, Алешин расспрашивал капитана.

Цыбуцыкин отвечал на вопросы охотно и даже предупредительно. Алешин понимал его состояние: несмотря на предупреждение особого отдела ни на минуту не оставлять без надзора насосные установки, мотористы ушли на обед всем скопом.

Из рассказа начальника участка вырисовывалась такая картина: в час дня, как всегда, к порталу тоннельного въезда подкатила полуторка с обеденными термосами. Обедали здесь же, на поверхности, за сколоченными из досок столами. Едва принялись за второе, как из-под сводов тоннеля донесся глухой взрыв.

Офицеры подошли к сорванным дверям бункерной.

— Золотарев! — гаркнул капитан в глубину тоннеля. — Вруби фазу!

Тут же зажглась зарешеченная лампочка-переноска, уложенная поверх бухты провода. Алешин взял ее и шагнул в черный проем.

Остов дизель-насоса дыбился над полуовальным входом в затопленную штольню. Бетонный ствол штольни круто уходил вниз. Два гофрированных хобота, спущенных с насоса, мокли в черной воде бессильно и беспомощно. Подошел начальник участка и тоже заглянул в воду.

— Единственная штольня, которая поддается осушению, — вздохнул Цыбуцыкин. — По три метра в сутки проходили.

— Вот и беречь надо было! — не удержался Алешин. — Охрану выставлять! Глаз не спускать!.. У воды в штольне кто-нибудь дежурил?

— Днем мотористы поглядывали. А вот ночью...

— Так вот, впредь двоих ставить придется: и у воды и у двери.

— Есть! Осторожнее, товарищ майор! Похоже, бомба!

Алешин глянул под ноги — рядом лежала небольшая черная болванка, в самом деле похожая на бомбу.

— Баллон! — первым определил предмет Горновой. — Газовый баллончик. Вон вентиль у него. Баллон от немецкого легководолазного снаряжения. Я, правда, только на фото видал. А вот и в руках довелось подержать.

Тщательно упаковав в вещмешок баллончик и несколько обрывков прорезиненного костюма, контрразведчики выбрались на поверхность.

Во флигеле майора Алешина ждала шифрограмма: «По поступившим сведениям в районе штольни «D» находится подземный цех с образцами опытных моторов для сверхмалых подводных лодок и быстроходных торпедных катеров».

Еремеев вернулся домой поздним вечером совершенно разбитый. Всю вторую половину дня он провел вместе с Сулаем на разборке развалин аптеки. И хотя кирпичные блоки растаскивал целый взвод, попотеть пришлось всем. Когда был разобран вход в аптечные подвалы, и Сулай, и Еремеев, и солдаты стали искать свежестрелянные гильзы. Гильз не было. Ни одной!

Ползали на коленях, заглядывали во все щели, разгребли на полу весь кирпичный щебень.

— С гильзоуловителем этот гад стрелял, что ли? — гадал Сулай, морщась от боли- в пояснице. — Ну не мог он все так чисто собрать. В полутьме, в спешке...

Капитан пообещал десять суток отпуска тому, кто отыщет хоть одну гильзу, и поиски возобновились с особым энтузиазмом. И тут Еремеев отличился: в углу подвала нашел втоптанную в грязь новенькую латунную гильзу. Сулай просветлел.

Пока шли поиски гильз, двое каменщиков во главе с чернявым сержантом замуровали лаз из подвала в широкую бетонную трубу, выставив вовнутрь острые бутылочные осколки. Орест вспомнил, что именно так затыкал отец крысиные норы в одной из старых квартир.

Фрау Нойфель укладывалась рано. Еремеев, стараясь не греметь на кухне, заварил себе чай и перекусил в комнате холодной тушенкой с галетами. Сверток с покупками так и валялся на кровати. Первым делом Орест примерил серый костюм. Брюки были слегка велики в поясе, но пиджак сидел великолепно.

Мельхиоровую собачку Еремеев поставил на радиоприемник, а танцующего божка... Орест чуть не выронил статуэтку из рук. На лотосовом пьедестале изгибалась все та же зловещая буква U. Нет-нет, она не была начертана наспех... Она была аккуратно отлита вместе с самим пьедестальчиком и, видимо, что-то символизировала. На фабричную марку литера не походила. Слишком почетное место отводилось ей на пьедестале. Начальная буква имени бога? Есть ли такой бог?