Эсхит. Нерыцарский Роман (СИ)

V глава.

Несколько дней они провели в родном замке в обычной суете, в несколько возбуждённом состоянии, какое бывает всегда после приезда в дом, где долго отсутствовали хозяева. Как-то не сразу вспоминаются полузабытые предметы обстановки: двери прежде вроде бы открывались в противоположную сторону, вдруг неожиданно громко заскрипят ступени, раньше такие тихие, ковёр покажется на удивление тусклым, его краски стали совсем блёклые, потолки опустятся до смешного низко, а просторные комнаты и большие залы уменьшатся и уже будут восприниматься как вполне обычные по размеру. Этьен бродил по всему замку, узнавая и не узнавая старое привычное, так причудливо сплетённое с новыми ощущениями, он понимал, что ничего здесь на самом деле не поменялось --- это он стал другим.

Но пришёл день, когда граф повёз молодых людей в замок Ротанги. По дороге Этьен как всегда в последние дни казался рассеянным и задумчивым. Александр рассказывал занятные истории --- он хорошо всем известные сюжеты переиначивал на комический лад. Граф скупо улыбался, а оруженосцы и пажи, следовавшие позади, хохотали весело и искренне, простодушно забыв о сдержанности, но под суровым взглядом хозяина быстро умолкали, впрочем, стоило графу отвернуться, как широкие улыбки возвращались на их юные лица. Все уже успели полюбить Александра за его лёгкое сердце, за свободные, без условных церемоний отношения со всеми независимо от их положения, за простоту, в которой не было искусственности и нарочитости, а лишь одно естество.

...К вечеру вся кавалькада всадников подъезжала к главным воротам огромного замка Ротанги --- настоящая неприступная цитадель с толстыми стенами и массивными круглыми башнями, темневшими узкими прорезями многочисленных бойниц --- чтобы осаждать такую крепость нужна немалая армия, готовая к долгому, изнурительному, растянутому на года штурму.

Александр, видя представшее перед ними грандиозное величие, придержал коня и обратился к Этьену:

--- Эта крепость, видимо, шедевр фортификации, пытаться её брать, значит умереть от скуки и тоски. Представляю: целое войско, отчаявшись её взять, падёт не от оружия врага, а от непереносимой меланхолии и убийственного уныния. Ведь как подумаешь, что на эти высоченные, ну почти до неба стены надо лезть, да ещё при всём в тебя будут втыкаться острые стрелы, лететь в голову тяжёлые камни, литься на лицо и плечи расплавленная смола, то жить не захочешь. Нет, лучше оказаться тут гостем, но не врагом, тем более, что хозяйка здесь прекрасная, как говорят, нимфа. Этьен, довольно грустить и мечтать, пребывать в таком настроении опасно, особенно перед встречей с молоденькой девушкой. Берегись, а то моментально влюбишься.

--- Я пока никого не любил, --- спокойно ответил Этьен.

--- Влюбишься, и не раз, --- улыбнулся Александр, --- забудешь печалиться, станешь беспечным и, одновременно, озабоченным. Почувствуешь себя словно бы новорождённым, ибо с каждой новой любовью мы как бы опять появляемся на свет.

--- А как же вечная любовь, рыцарское служение единственной даме сердца? --- Спросил, улыбнувшись, немного повеселевший Этьен.

--- А ты влюбляйся каждый раз навеки, --- ответил Александр, --- очередная любовь как последняя, как самая лучшая, она должна быть на тот момент единственной. В этом нет противоречия: если ты истинно любишь, то веришь, что навсегда и никто больше тебе не нужен. Не важно, что проходит любовь, наступает пресыщение, главное, ты был искренен в своих чувствах, ты верил в подлинность своих устремлений быть всегда с той, которой сейчас отдано, говоря банально, твое сердце. Упивайся, погружайся целиком, утони и захлебнись в этих ощущениях, забудь, кто ты есть, если надо, умри, исчезни. Опустись, пройдя через все глубины, до самого дна и растворись в нём, добеги до края, до последнего предела и минуй, перейди его. И будешь счастлив. Ты должен осушить кубок до капли, насытиться до изнеможения, ведь смысл любви взять от неё всё. Но взяв всё, всегда желаешь чего-то ещё, непознанного, неоткрытого, и сосуд, бурля пенной влагой, переполняется по-новому, чувство возрождается и другая любовь влечёт тебя. И ты, словно в первый раз, любишь опять по-настоящему.

--- Вы поэт и философ любовного наслаждения, господин Лоэтинг, --- с лёгкой иронией произнёс граф, вмешиваясь в разговор.

--- Да, но одно наслаждение не в радость, если в сердце нет ничего и там пусто, как в кармане нищего, --- сказал Александр, --- когда в душе ничто не шевельнулось, в ней нет никакого движения по отношению к женщине, мне от этой женщины ничего не надо, пусть она и слывёт первейшей красавицей в мире. Чувство, оно ведь неожиданно и непредсказуемо, а порой абсолютно неразумно: почему нравится именно эта, которая, если посмотреть трезво, ну никак не может нравиться тебе, да и она, в общем, не очень-то и нравится, но только она и влечёт, не понятно чем и почему. Одним словом, любовь. И каждая новая избранница (правда, кем она избрана, ясно не мной) видится последней, но потом всё куда-то девается, уходит, она перестаёт тебя интересовать, и уже тянет к следующей единственной. И так, видимо, без конца.

С последними словами Александра, пройдя через широкие, с толстыми, почти как ствол столетнего дуба, створками ворота, они въехали во двор замка Ротанги. Спешившись, всадники передали коней в руки проворных слуг: гостей здесь ждали, знали, что они скоро будут. Граф и его молодые спутники, пересекли протяжённый двор и, миновав роскошно разукрашенные барельефами двери, вошли во дворец, возвышавшегося внутри крепостных стен. Сопровождаемые ловкими лакеями, гости поднялись по длинной каменной лестнице --- камни на ней были стёрты подошвами ног многих поколений рода Ротанги --- и очутились в большом, как засеянное клевером поле, парадном зале.

Александр, задрав голову и неторопливо прохаживаясь по залу, с несколько развязано-скептическим любопытством разглядывал преизбыточную, как он сразу решил, роскошь и бессмысленное (ведь ничто тут не имело практического смысла, кроме внешней ослепительной красоты) великолепие. А Этьен ни на что не обращал внимания, он смотрел куда-то в угол, в "свой" угол, там он нашёл и зацепился взглядом какую-то "свою" точку и словно бы боялся оторваться от неё: необъяснимое и вроде бы беспричинное волнение сковало его волю и раздавило обычную лёгкость настроения. Этьен не просто ждал, он определённо знал, что сейчас произойдёт самая важная встреча в его жизни.

Наконец появился молодой дворецкий и торжественно, как на официальном приёме объявил о выходе маркизы.

--- Здравствуйте, уважаемые господа, --- произнесла она с радостной интонацией, --- я очень счастлива видеть вас у себя в доме.

Граф Деблак представил молодых людей.

--- Господин Этьен, --- сказала девушка, --- мы, кажется, когда-то с вами были знакомы, в то чудесное время, что зовётся детством?

--- Да, --- без голоса ответил Этьен, --- припоминаю...

И невидимая паутинка, на которой едва держалась его воля, оборвалась: подленькая, чужая, совершенно не его дрожь пошла хозяйничать по всему телу. Он больше не мог говорить, он забыл, что делать с руками и для чего они нужны, его ноги так ослабли, что захотелось лечь на пол лицом вниз, а внутри себя он ощутил, как всё в нём провалилось в какую-то бездну, образовалась пустота, которая мгновенно начала наполняться чем-то тяжёлым и горячим.

Девушка глянула на него, улыбнулась немного неловко, но сразу же, словно мгновенно забыв, кто такой Этьен, отошла от него и, подойдя к графу, стала серьёзно, с хорошим знанием дела, обсуждать вопросы опекунства и наследства. Она тщательно, с неподдельной заинтересованностью вникала во все мелкие подробности и казуистические особенности запутанных и непростых для однозначного толкования законов, с неженской дотошностью перебирала каждый отдельный параграф и требовала точного и внятного, как сама природа, ответа. Пока она говорила, в её голосе твёрдые и уверенные интонации слышались всё явственней и громче.