Разум океана. Возвращение в Итаку

— Ночка хороша, — сказал я Евсееву, — а впрочем, ты вовремя подсказал. Пойду-ка выпью чайку в салоне и завалюсь до утра. Завтра к плавбазе выйдем.

С этими словами, добавив «Доброй вахты», я стал спускаться с мостика. Вниз можно было пройти двумя путями: по внутреннему трапу и по скоб-трапу на переборке кормовой надстройки. Почему я выбрал второй путь — понятия не имею.

Повернувшись спиной к морю, я ухватил руками поручни и нащупал ногой скобу трапа. Вот одна, вторая, третья… До четвертой коснуться не успел. Внезапно почувствовал, будто оглох, потом в ушах зазвенело и последним моим ощущением было, как разжимаются пальцы рук, охватившие поручни трапа.

И потом долго висело надо мной малиновое солнце…

Когда очнулся, то подумал, что, по всей вероятности, хватил меня на трапе удар, в беспамятстве упал в море, и теперь на «Кальмаре», сбиваясь с ног, ищут своего капитана. Но когда обернулся и увидел Денисова позади, То понял, что с «Кальмаром» случилось несчастье…

В первый же день я расспросил Денисова, но мало чего добился. Он знал не больше моего.

— На вахту я шел, капитан, — сказал он, — ну и вышел из носового кубрика…

— Постой, — сказал я, — ведь это было уже в первом часу ночи, а тебе заступать с нуля.

— Верно. Только Вася Пименов мне часик должен был, а потому стоять ему полагалось больше… Иду я, значит, по палубе, подошел к борту. Чуял, наверно… А за бортом вода светится, красиво так. Нагнулся я над планширом, любуюсь, значит. Чувствую, как «Кальмар» из-под меня рвануло, а сам я оказался в воде. Когда вынырнул, огляделся, кругом темно, тихо, звезды только. Я и поплыл куда глаза глядят, все надеялся, может, заметят с борта, повернут и вытащат. Плыл поэтому чуть-чуть, лишь бы на воде держаться. А когда обессилел, ноги вниз потянуло, тут и почувствовал под собой землю. Так и на остров этот выбрался, капитан. А потом и вас увидел…

Если б Денисов мог сейчас свидетельствовать, то его показания ничего нового не добавили бы к моему рассказу. И он, и я могли оказаться за бортом по одной и той же причине: нас могло выбросить взрывом, и могли мы упасть за борт при столкновении траулера с рифами на полном ходу…

— …Интересная история, — сказал следователь, — прямо Джек Лондон. Между прочим, любимый мой писатель. Я, знаете ли, тоже в юные годы мечтал о море, да вот не пришлось…

Он развел руками.

— И чем вы объясняете все это? — продолжал Прохазов деловым тоном.

— Не знаю, — ответил я, — с первого дня ломаю голову…

Конечно, кое-что прояснилось для меня в разговоре с Коллинзом, но ведь тот же Коллинз предупредил меня, что сделает все для сокрытия того, что произошло в действительности. А если это был организованный шантаж? Многие, может быть, не поймут меня, скажут, почему, мол, ты, Волков, не выложил всего сразу. А ведь я намеревался сделать это, но колебался, потому что и рапорту смотрителя маяка с мыса Норд-Унст, о котором говорил мне Коллинз, я тоже не верил до конца. Поэтому и не спешил, пытаясь еще раз — не для следователя, для себя — проследить последний путь «Кальмара».

— Может, налетели на камни? — осторожно вставил следователь.

— Нет, это исключено. На сдаче вахт в ноль часов я лично проверил счисление пути судна и обсервованное место [5]. Мы были в стороне от опасности.

— Но в непосредственной близости к берегу?

— Да, берег был относительно недалеко.

— А вот в лоции говорится, что в тех местах действуют течения и плавать ночью у островов Кардиган, идти сквозь Фарлендский архипелаг южным проливом не рекомендуется. Что вы скажете по этому поводу, капитан?

— Я торопился к плавбазе сдать рыбу… Разве вам неизвестно, что и у рыбаков существует план?

— Э нет, так не пойдет, Олег Васильевич. Вы сердитесь, а это значит, вы не правы, — улыбаясь, сказал Прохазов. — Я ведь не поддеть вас хочу, а истину установить. Значит, допустим, что штурманская ошибка в данном случае места не имела. Что же еще? Могло иметь место столкновение судов? — неуверенно сказал он.

— Нет, погода была отличная, и никаких огней перед этим мы не видели…

— Да-да… — Следователь сочувственно покивал головой.

— А если «Кальмар» налетел на плавающую мину? — спросил я Прохазова.

Надо было сказать об угрозе мистера Коллинза раньше, но шантаж ловушкой, обещанной им, сдержал первый порыв рассказать следователю все. И это сразу изменило положение.

А потом, когда следователь, сам того не зная, показал мне, как загнал меня в сети Коллинз, разговор о встрече с ним, Коллинзом, и о его угрозах был бы расценен следователем, да и всяким, наверно, на его месте, как попытка оправдаться любым способом.

— Вы говорите, что шли у берега? — сказал Прохазов. — И населенные острова там поблизости есть?

— Есть, — ответил я.

— Взрыв мог быть услышан на островах? При хорошей погоде такой взрыв далеко, наверное, слышен?

— Конечно.

— Тогда читайте вот эту бумагу. Тут по-английски. Прочтете или дать перевод?

— Не нужно.

Я взял большой гербовый лист и прочитал официальный ответ администрации Фарлендских островов на запрос советского посольства. В письме сообщалось, что при опросе населения островов, находящихся в непосредственной близости от предполагаемого места гибели траулера «Кальмар», опрашиваемые все заявили, что никакого взрыва в ночь с двадцатого на двадцать первое июля сего года они не слышали…

«Мистер Коллинз, — подумал я, — ваш козырь мне нечем крыть…»

— Значит, и этот вариант отпадает, — сказал следователь.

— У меня нет доказательств своей невиновности.

«Хватит, — подумал я, — хватит с меня двадцати смертей и безумного моториста… Что бы ни произошло, кто бы ни был виноват, я был капитаном «Кальмара» и отвечал за их жизнь…»

— Нет, — сказал я, — у меня нет доказательств своей невиновности…

— А вы и не обязаны защищать себя, капитан Волков. Согласно презумпции невиновности…

— Как вы сказали? — переспросил я.

— Презумпция невиновности, — ответил следователь. — Буквально: предположение невиновности. Согласно этому никто не может считаться виновным, пока органы, на которые государством возложена функция поддержания обвинения, не докажут обратное. Коротко этот юридический принцип формулируется так: бремя обвинения лежит на обвинителе. Значит, все хлопоты, Волков, ложатся на нас. Впрочем, право защиты у вас всемерное, именно право защищать себя, но не обязанность… Понимаете?

— Понимаю, — сказал я. — Презумпция невиновности… Значит, это она заставляет вас искать в этой истории обвиняющие меня моменты. Да… Мне трудно защищать себя, я ничего не могу объяснить, но и вам, по-видимому, будет нелегко…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Наша Светка родилась, когда выпал мне сдвоенный рейс в Северном море. Так получилось: капитан сменной команды, направлявшейся к нам на плавбазе «Тунгус», неожиданно заболел. На попутном судне его отправили обратно, а я остался в море еще на сотню с лишним суток…

Впервые мне довелось увидеть дочку, когда исполнилось ей полгода. Это был улыбчивый розовый человечек, сидящий в кроватке с погремушкой в руке. Светка смешно болтала свободной ручонкой, улыбалась и лепетала на непонятном птичьем языке.

— Узнала, видишь, — сказала довольная Галка. — Кровь свою почуяла, верно…

Я подошел к дочери. Странные чувства переполняли меня, горло перехватило, я протянул руки к Светке и прокашлялся.

— Не кашляй на нее, — сказала Галка. — Доченька, это папа…

Дочка, потянулась ко мне, и я взял ее на руки, теплый кусочек плоти от плоти моей…

В тот рад я провел дома месяца полтора. Каждый день мы гуляли со Светкой в сквере, дома я рассказывал ей морские байки и пел курсантские песни.

Галка пошла на работу, она переменилась, стала добрее, но и строже одновременно. Все свободное время возилась со Светкой, я предлагал жене оставить работу, но она слушать об этом не хотела, добилась дочке места в яслях и после моего ухода в море должна была носить Светку туда.