Приключения 1964

Кирилл посмотрел на Старика. Тот молчал.

Кирилл нацедил из фляги ту же порцию — шестьдесят граммов — Симочке. Подумал, налил и себе. Хотел отмерить половину, граммов тридцать. Сохранить чуть-чуть на «черный день». Но не смог. Рука сама долила до черточки.

«Эх, слабец!» — обругал себя Кирилл, пряча от девушки глаза.

Старик лежал у тропы, подсунув руки под голову. Не пил.

— А вы что же? — удивилась Симочка.

— Когда полная фляга на боку — и пить не тянет, — отозвался Старик. — Тут ведь всё дело в психологии…

Симочка заметила: во рту у него по-прежнему что-то перекатывается, очевидно камешек. Она оторвала полоску от платка, украдкой сунула её за щеку и стала сосать. Кажется, чуть полегчало. Или и это психология?…

И опять они долго шли по раскаленной тропе. Теперь они делали, дай бог, километра по полтора в час. Но не сидеть же? Надо дотащиться до двугорбого холма…

Добрели до него, когда уже стало смеркаться.

— Пить! — взмолилась Симочка.

Глаза у неё воспалились, щеки впали, волосы растрепались. «Жар!» — покачал головой Кирилл.

Он и сам еле стоял от усталости. Достал флягу, налил девушке её порцию. Когда она выпила, налил себе. На этот раз он всё-таки удержался: вылил не всё, граммов двадцать оставил. Последние двадцать граммов…

Старик опять не пил.

— Вы и впрямь намерены тягаться с верблюдом? — грубо спросил Кирилл.

Он устал, и его раздражала эта странная выносливость Старика.

— Когда полная фляга на боку… — сказал Старик.

— Да, знаю: пить не тянет, — сердито оборвал Кирилл.

Они развели костер, поели. Кирилл, разделив пополам остатки воды — набралось по одному глотку, — выпил с Симочкой.

«Вот и всё, — подумала девушка. — Теперь только ждать…»

Она задремала. Вдруг ей послышался стрекот вдали. Да, явно рокочет мотор, прерывисто, с выхлопами…

— Машина! — крикнула Симочка.

Второй машины в отряде не было, а сломанную, конечно, ещё не могли отремонтировать. Но всё же Кирилл прислушался, насторожился. Нет, всё было тихо. Почудилось.

Симочка опять задремала, а Кирилл со Стариком молча лежали у догоравшего костра.

— Пить, — сквозь сон пробормотала девушка.

Кирилл поглядел на Старика. Тот делал вид, будто и не слышал Симочку.

«Где же совесть?» — покачал головой Кирилл.

Симочка долго лежала тихо, потом вдруг встрепенулась:

— Пить!

Кирилл злобно поглядел на Старика. Тот по-прежнему делал вид, что всё это его не касается.

— Послушайте, вы! — сказал Кирилл.

Он встал и пальцем поманил Старика от костра. Их мужской разговор не для Симочки.

— Вы слышите: девушка просит пить, — сказал Кирилл, когда они отошли.

Старик кивнул.

— Чего же вы так трясетесь над водой? Ведь скоро придут наши.

— Неизвестно: скоро ли? А сейчас, когда у меня полная фляга, всем нам, и Симочке в том числе, легче переносить жажду. Это психология…

— Насчет психологии я уже в курсе, — наливаясь яростью, прошептал Кирилл. — Короче: дадите девушке полстакана? Да или нет?

— Нет…

— Ах, так! — Кирилл шагнул к Старику. — Тогда… Тогда я отниму у вас флягу. Да, отниму!..

Старик в упор поглядел в суженные, бешеные глаза Кирилла. Что он в них увидел — трудно сказать. Но отстегнул флягу.

— Берите…

Фляга оказалась подозрительно легкой. Кирилл торопливо шагнул к костру, отвинтил крышку. Наклонил флягу. Ещё… Ещё… Перевернул. Ни капли…

— Так! — Он ошеломленно глядел на Старика. — К чему же эта комедия?

Старик молчал. Трясущимися пальцами разминал сигарету.

— Зачем всё это? — повторил Кирилл.

И вдруг его осенило. Ну конечно! «Всё дело в психологии».

Старик нарочно… делал вид, что у него полная фляга. Чтобы знали — есть резерв. На самый крайний случай есть резерв.

А сам-то не пил. Всё им отдал…

Ранним утром пришли Мотя-Котя, принесли воду. Мотя развел костер, заварил густой зеленый чай. Сидел и мурлыкал:

К вечеру из лагеря прибыла машина…

Юрий Рослый

Держаться рядом

Шторм налетел неожиданно. Они возвращались на моторной лодке из залива Ланги. Их было трое: директор Удымской рыболовно-мелиоративной станции Алексей Павлович Ивко, Вовка Черных и Константин Буров. Последние составляли подвижной отряд Госрыбвода, исследующий озеро Удым. Работа была закончена, и они шли на базу, где Ивко ждала семья и откуда Вовке и Константину предстояло выехать в город.

Ивко, закутавшись в плащ, сидел спиной к ветру, молчал, сердито посасывал желтый мундштук и все глядел на исчезавшие за кормой в пелене дождя сопки. Они были похожи на длинное зазубренное лезвие, висящее в пространстве между серым небом и мутной белесой водой. Его худое, давно не бритое лицо скрывалось под капюшоном мокрого плаща, а пустой мундштук торчал дерзко и как-то беспомощно.

Ивко злился на себя за то, что он, человек уже не молодой, поддался мальчишеской беззаботности, с которой собирались Константин и Вовка, и затянул отъезд. И чтобы заглушить это чувство досады и какой-то неясной тревоги, он начал думать о том, как удачно закончилась их экспедиция. Место для строительства нерестово-выростного хозяйства найдено, а Константин, пожалуй, прав: нерестовик надо строить на террасе, тогда никакой паводок его не зальет.

Он представил себе весь залив и косу при входе в него, на которой они жили последние дни, и снова мысленно вернулся к утренним сборам.

Было пасмурно, тихо, но пока они снимали палатку и укладывали груз в лодку, заморосил дождь.

— Дождь начинается, и курево кончилось, пора собираться, — сказал Ивко. — Сегодня баню топят. Не мешало бы побриться.

Константин полез заводить мотор.

— А озеру конца не видать, — проговорил Ивко, — мутное, как глаз у дохлой крысы.

— Эй ты, нефтяной король! — крикнул Константин Вовке. Тот сидел на канистре с бензином, широко расставив ноги. — Даешь горючее на заправку!

Веселый окрик заставил Вовку подняться. Ивко, поглядывая на него сбоку, усмехнулся:

— Не надрывайся, Вова. Перелей бензин в свои сказочные сапоги — как раз войдет.

Вовка был самый младший, и они частенько подшучивали над ним, но он, казалось, не замечал этого.

«Шустрый парень, — думал Константин, перемигиваясь с Ивко и вспоминая, как перед отъездом в экспедицию Вовка неожиданно для всех сбрил свою рыжую шевелюру. — Парень безотказный, но сапожищи — умора!»

В этих тяжелых резиновых ботфортах он казался ещё меньше ростом, а плотный огнистый ёжик волос, отросших за лето, придавал ему комично воинственный вид. «Кот в сапогах».

— Держи, — сказал он, передавая канистру. — Помочь?

— Давай, давай отталкивай.

Однако Вовка не стал отталкивать лодку от берега, а, навалившись животом на борт, разглядывал якорь-кошку, будто впервые его увидал.

— Вова обнаружил ихтиозавра, — сказал Ивко.

— Первый раз такой цветок вижу, — заявил Вовка, не обращая на реплику внимания. — Маленькая былиночка, чуть не наступил. Есть ли он в определителе Комарова? — Вовка бережно протянул стебелек Ивко.

— М-да, — сказал тот, — ни в каких определителях этого нет. Новый вид. А назовут его…

На узкой ладони Ивко свободно уместился зеленый безлистный стебелек. Он был граненый, витой, словно скрученный неведомой силой. Вверх правильной спиральной лентой уходили маленькие розовато-белые цветки. Два полных витка.

— Забавно, — сказал Ивко. — Развитие идет по спирали. Вова нашел ключ к шифру жизни, — усмехнулся он опять, но цветок бережно вернул Вовке. — Спрячь.

О цветке забыли тотчас же, как оттолкнули лодку. Мотор — старый кашлюн «Л-6» — долго не хотел заводиться. Константин вспотел, дергая проклятую ручку. В конце концов пришлось обжигать свечу, забитую маслом, и, когда, наконец, мотор застучал, южный ветер, тянувшийся слегка, начал крепчать, поднимая волну. Смешиваясь с дождем, брызги хлестали навстречу так, что Ивко выругался и, отворачиваясь от ветра, натянул поверх плаща брезент.