Слепой охотник (СИ)

Левая рука внезапно дёрнулась в сторону и ухватила следующий лист.

- Что... Зачем? - услышал Женя уплывающий в сторону чей-то шёпот.

А сам, задохнувшись от неожиданности и недоверия, не мог отвести глаз от первого портрета Демьяна. Тот зашевелился, словно от сквозняка, - и вдруг из середины листа, из середины косого креста, с треском рвущейся бумаги вылетела громадная лапа с кривыми когтями - каждый в человеческий палец. Лапа замерла на секунду, а потом дёрнулась назад, вниз - в нечто, где она существовала въяви. Дёрнулась, уволакивая за собой обрывки портрета Демьяна.

Слыша всё так же уплывающие испуганные и взволнованные голоса за спиной, Женя рывком положил перед собой чистый лист и снова склонился на д ним.

Демьян пробивался, протискивался, продирался всеми возможными способами, но не желал быть стреноженным каким-то там косым крестом, да ещё с помощью бумаги и карандашей. Женя чувствовал, как уходит его собственная сила и как от слабости подламываются ноги, и отстранённо думал порой, что он даже с упырями так не дрался...

Третий лист насмарку, четвёртый, пятый, девятый...

Одиннадцатый. Женя как-то издалека и смутно помнил, что двенадцати точно не будет - значит, одиннадцатый лист самый главный. Неужели не получится?.. Левой рукой опёрся о столешницу, когда понял, что ноги не держат, что трясётся, как в описанной кем-то трясучке - о чём думал, что никогда такого с ним не будет.

На листе появлялись черты затверженно ненавистного лица, которое беззвучно орало и вопило, сопротивляясь странной тюрьме из косого креста, из которой всё же успевало сбежать.

Женя уже кривился от злобного отчаяния: неужели? Неужели и в этот раз?!

Он понял только, что дышать вдруг стало холодно и болезненно. Больше ничего не понял. Окаменел только, опершись на стол уже обеими руками и глядя на лист с торжествующе вопящим Демьяном. И не понимал, откуда и кто стряхивает на лист ярко-красную краску. А сам шмыгал и шмыгал, машинально и раздражённо пытаясь избавиться от нежданного насморка.

И, только когда красные капли начали вырисовывать на листе подобие косого креста, опять-таки машинально отбросил уголь и пальцем решительно соединил капли в нужную фигуру, под которой Демьяново лицо скукожилось и стало маленьким и незначительным.

Кто-то схватил его под руку и приложил к носу что-то мягкое, что тут же намокло.

- У тебя давление? - встревоженно спросили издалека.

- Что?

- У тебя кровь носом - наверное, давление повышенное? - спросили снова.

Он захлопал рукой в пространстве за спиной, и кто-то сообразил придвинуть к нему стул, на который он, словно по-настоящему слепой, осторожно присел. Ирина, стоявшая рядом, вместе с его движением сесть провела рукой так, чтобы вата оставалась у его носа, а потом быстро сменила её на новую, сухую.

- Запрокинь голову, - посоветовал Ярослав. - Сейчас из кухни льда принесём.

- Не надо, - насморочно ответил Женя, с болезненным интересом наблюдая, как неравномерно покачивается перед глазами стол и окно напротив. - Сейчас само пройдёт.

- Нечего пускать на самотёк, - проворчал издали Змей.

- Ярослав, не надо, - предупредил рядом кто-то знакомый. - Он прав. Сейчас кровотечение закончится. Оно не связано с давлением.

- Как это не связано? - очень удивились, приближаясь.

- Он остановил собственной кровью Демьяна. Взгляни на лист. Он цел, в отличие от остальных. Кровь охотника поймала Демьяна.

Женя, несмотря на помогающую руку Ирины, услышав неожиданное для себя, всё-таки снова встал и шагнул к столу, чтобы собственными глазами удостовериться в том, что сказал Григорий - он узнал его наконец-то. И онемел при виде того, что происходило на листе: не лицо, не голова Демьяна - маленькая фигурка его изо всех сил пыталась вцепиться в неровные линии кровавого косого креста, но отдёргивала руки, как будто крест был раскалённым донельзя.

Потом его куда-то водили. Он чувствовал, как ему моют лицо, из-за чего снова было холодно, и утомлённо злился - из-за слабости, которая мешала воспринимать мир нормально. И он ничего не слышал: мир надоедливо гудел, время от времени в том гудении появлялись волны реплик, которых Женя не понимал, потому что не мог расслышать... Затем его снова куда-то повели, заставили выпить что-то сытное и сладкое, после чего бесцеремонно уложили на мягкое и укрыли тёплым. И кто-то сел рядом и взял его за руку. Он почуял, что не один. Что неожиданностей больше не будет - хотя бы на время его вынужденного покоя. И уснул.

... От Жени уходить не хотелось до слёз.

Ирина понимала, что ей нужно найти эту чёртову тетрадь бабули. Григорий сказал, что тогда они будут многое понимать из того, что сейчас воспринимают вслепую. Но всё равно уходить не хотелось. Ледяные пальцы художника, уснувшего на диване, постепенно нагрелись, пока девушка держала их в своих ладонях. И думать о том, чтобы оставить его в одиночестве, не то что не хотелось - страшно было. Особенно когда она смотрела на него и ёжилась: лицо похудело так, словно он дня три не ел, а под глазами такие мешковатые тени залегли, словно он заблудился в лесу и вышел вот только что...

- Ирина, Ярослав тебя сменит.

- Это обязательно? - пробурчал Змей.

- Обязательно. Ты будешь сидеть рядом с ним, чтобы он и во сне знал, что он не один. Нам он нужен выспавшимся, а не пробродившим в кошмарах.

Девушка осторожно положила руку Жени так, чтобы можно было подтянуть одеяло и укрыть её. Встала, уступая место "сиделки" Ярославу. И в очередной раз прислушалась: ошеломлённая тишина неуверенно покачивалась вокруг. Нет злых криков, замолкли машинные сирены-сигналки... Женя остановил звуковой ад. Но долго ли продержится благословенная тишина?

В своей комнате Григорий оглядывался, прикусив губу, и размышляя.

- Думаешь, она в твоей комнате оставила? - ненужно спросила Ирина.

Он притянул её к себе. Коснулся губами макушки. Девушка слабо улыбнулась.

- Я тебя не видел годы... - пробормотал брат. - Чёрт, никак не привыкну. Конечно, у меня. Сюда наверняка лишний раз никто не хотел заходить. Здесь прятать - самое то. Ну, начнём?

- А Красимир? - неуверенно спросила Ирина.

- Он сидит в прихожей - на всякий случай сторожит дверь.

И они начали обыск.

Обыскивать было что. Существовал комод с нижним ящиком, забитым всяческой мелочью. Высокий книжный стеллаж легко превращался в тайник как внутри, на полках, так и вне, поскольку между ним и стеной получался узкий просвет, куда умный человек мог спрятать что угодно. Кроме всего прочего, был письменный стол, в котором Ирина хранила свои университетские принадлежности. Причём, обернувшись посмотреть на то, что она вывалила из ящиков, Григорий нахмурил брови на вещи и на книги и вопросительно кивнул:

- Ирина, а на каком ты курсе? Прости, пока со временем ориентируюсь плохо.

- Я ушла после первого, - стараясь говорить как можно легкомысленней, ответила она. - А потом приехала бабуля и предложила мне место помощницы в "Фитоаптеке".

- В какой фитоаптеке? - От неожиданности Григорий со стопкой книг в руках остановился возле стеллажа, недоумевающе глядя на сестру. - Ты с таким трудом поступила в университет - и бросила его?

- Жить на что-то надо, - безразлично сказала Ирина. Не было желания перечислять все те лекарства, которые на первых порах повыписывали старшему брату, пока он лежал в больнице, а врачи старались понять, что с ним.

- Это из-за меня. - Он даже не спросил, а констатировал. - Иришка... Как только восстановлюсь на работе, думай о том, чтобы вернуться. Помощницу какую-то придумали... - вздохнул он. - С какого курса ты ушла?

- С первого.

- Пойдём вместе, - почти угрожающе сказал Григорий. - Я объясню всё, что нужно, и тебя возьмут на второй курс.

Девушка невольно улыбнулась. Она сидела на полу, скрестив ноги и глядя на брата сверху вниз. Он говорит это так серьёзно. Сердитый какой... Может, она и правда сможет вернуться. Даже без участия брата в восстановлении.