Цирк Зверей (СИ)

Антон недоуменно посмотрел на нее, не понимая, про какого "Сергея" та говорит, но девочка не обращала на него внимания, зная, что если им сейчас не поверят, то вполне могут заинтересоваться, почему это они плетут блюстителям порядка непонятные сказки. А за этим мог последовать вполне логичный вопрос про документы.

— Дверь была открыта? — спросил белобрысый патрульный.

Антон помотал головой.

— Нет-нет, просто мы услышали громкие голоса и смех. Мужской смех.

— Так может кто-то в гости пришел?

— Мы с мамой живем одни, — опустил глаза Антон.

Полицейские переглянулись, хмыкнули, полноватый — он, видимо, был за старшего — спросил:

— А на "сотовый" матери звонил?

— Трубку не берет, — нашелся Антон.

— Она на работе сейчас?

— Нет, она у меня уже старенькая, дома сидит, на пенсии… — Антон вполне натурально шмыгнул носом и добавил: — Никого там кроме нее не должно быть, а идти туда страшно.

— Ладно-ладно, ты это, не реви давай, — грубовато прервал его Толстый патрульный. Он посмотрел на напарника, тот едва заметно пожал плечами. Толстый спросил: — Где живешь-то?

— Тут совсем рядом, во-он в том, — Антон махнул в сторону двадцатиэтажного дома, возвышающегося над всеми остальными вокруг.

— Блин, там эта гостиница чертова, опять поди кто-нибудь… — Белобрысый не договорил, только зло сплюнул на асфальт.

— Понятно все, пошли, посмотрим, — решил после минутных раздумий Толстый.

Антон, Сашка и Настя переглянулись, стараясь не показать облегчения, и пошли за быстро шагающими полицейскими. Дом, в котором, как сказал Маркус, теперь жили родители Антона, возвышался перед ними как неприступная крепость, подпиравшая плоскими крышами башен-подъездов синевато-серое небо.

Они стояли около нужного подъезда, глядя на окна третьего этажа. Естественно, ничего не было видно, но, вместе с тем, и ничего необычного не было. Огромный двор был пуст, солнце освещало асфальтовую баскетбольную площадку и кусты, все еще поблескивающие капельками воды: какой-то не лишком разумный дворник полил листья, и сейчас они наверняка начинали гореть под сконцентрированными солнечными лучами, проходившими через маленькие увеличительные стекла, в которое превратились капельки воды. Впрочем, пятеро людей, стоявших напротив входа в громаду дома, наверняка не думали о несчастных кустах.

— Этот подъезд? — спросил полицейский, совсем еще молодой и белобрысый не хуже Насти.

— Этот, — кивнул Антон. — Надо на пятый этаж подняться, там мои… моя квартира.

Полицейские, казалось, не заметили оговорки мальчики.

— Пашли, пасмотрим, чего там, — сказал, растягивая слова и постоянно "акая", второй, постарше своего коллеги.

Первый полицейский кивнул, и они вместе с напарником подошли к большой железной двери. Ребята поспешили за ними, стараясь, впрочем, не вылезать вперед.

— Номер квартиры какой? — спросил второй полицейский.

— Девятнадцать, — тотчас ответил Антон.

Полицейский уже собрался было набрать номер на домофоне, но первый, Белобрысый, как мысленно окрестил его Антон, остановил напарника.

— Ты чего? А если они там? Сбегут же сразу.

— А ты чего, хочешь героем стать?

Белобрысый покраснел, но ответил:

— Нет, героем не хочу, но и предупреждать их тоже глупо.

Второй пожал плечами и повернулся к Антону:

— Ключ давай, малец.

Антон испуганно посмотрел на Настю, но та ничего не успела подсказать, как первый полицейский просто дернул ручку двери, и она тотчас приоткрылась.

— Гляди-ка, — сказал Белобрысый и второй полицейский — Толстый — как-то даже подобрался.

Подумав, он отстранил коллегу и первым зашел в прохладный холл подъезда. Здесь было тихо, только едва слышно гудел кондиционер, нагоняя в помещение блаженную прохладу. Стеклянная будка прямо напротив входной двери пустовала.

— Консьержа нет, — сказал что-то не совсем понятное для Антона Толстый и Белобрысый кивнул. На его лице больше не было улыбки, более того, он расстегнул кобуру, из которой Антон тотчас подмигнул черный металл рукояти пистолета.

— Пешком? — спросил Белобрысый.

— Давай лифтом, — странное дело, но акцент Толстого почти исчез. Он повернулся к Антону и спросил: — Какой этаж?

Произведя нехитрые вычисления, Антон ответил:

— Седьмой. Ой, нет, восьмой!

Толстый пристально посмотрел на него и Антон пояснил:

— Это же первый.

— Ладно, потом разберемся, — решил Толстый и нажал на кнопку вызова лифта.

Блестящая металлическая дверь тотчас раскрылась и все пятеро зашли в большую кабину с зеркалом на дальней стене. Лифт был заляпан белой краской, на полу валялся обрезок какого-то материла… Было видно, что кто-то делает ремонт. Толстый полицейский нажал на кнопку с цифрой девять, двери с легким шелестом закрылись, и лифт помчался вверх.

Настя испуганно посмотрела на Антона, тот в ответ едва заметно пожал плечами. От него тоже не укрылась фраза: "потом разберемся". Она могла означать только одно: если в квартире N19 они не найдут родителей Антона, то их ждут "ба-альшие" неприятности.

Где-то над их головами мягко тренькнул звонок, двери чуть вздрогнули и плавно откатились в стороны. Перед ними была уютная, ярко освещенная солнечным светом площадка восьмого этажа с тремя дверьми на ней. Все пятеро вышли из лифта, створки тотчас закрылись за их спиной и тот, судя по шуму, уехал куда-то вверх, за новой порцией пассажиров.

— Какая дверь? — спросил Толстый у Антона, и тот наверняка бы замешкался, но в этот момент второй патрульный, Белобрысый, тронул своего коллегу за плечо и сказал:

— Вон девятнадцатая.

Действительно, на двери по левую руку от них отраженным солнечным светом горели две цифры, единица и девятка.

Минуту все постояли, прислушиваясь к тишине вокруг (впрочем, ребята не особенно и прислушивались, если уж на то пошло: они то знать не знали, был там кто-то или нет).

— Ключом откроем? — спросил Толстый у напарника, но ответил ему Антон.

— У нас дверь запирается изнутри. Ключом не открыть.

Толстый хмыкнул, снова с подозрением взглянул на Антона, но все-таки подошел к двери и, помешкав, нажал на кнопку звонка. До них не донеслось ни звука, стояла все та же тишина, заполняющая душный летний воздух лестничной площадки многоэтажного дома.

— Доставай… — начал говорить Толстый, оборачиваясь к Антону, но в этот момент щелкнул замок, и дверь открылась.

На пороге стояла высокая женщина, лет шестидесяти на вид, она смотрела на милиционеров и ребят поверх очков в изящной золотой оправе. Ее лицо выражало удивление и вопрос.

— Э-э… добрый день, — поздоровался Толстый. — Ваш сын сказал, что слышал, будто к вам домой кто-то забрался…

На лице старушки отразилось искреннее недоумение, и в этот момент из-за спины полицейских вышел, смущенный, Антон. Он чувствовал, что его сердце стало большим-большим и словно попыталось выскочить наружу, но застряло в горле, не давая сказать ни слова.

Мгновение — показавшееся Антону вечностью — женщина просто смотрела на него, и в ее взгляде не было ни грамма узнавания. А потом она всплеснула руками, издав восторженный вскрик, и кинулась к Антону, обнимая его и покрывая лицо поцелуями.

— Такое чувство, будто они не виделись целую вечность, — пробормотал Белобрысый едва слышно, но Настя ухмыльнулась: этот молодой полицейский и представить не мог, насколько он близок к истине.

Между тем мать Антона потянула его за собой, в квартиру. Полицейские переглянулись и, так как выбора все равно не было, надо было опросить женщину, зашли следом. Бессоновы, чуть помешкав, тоже переступили через порог. Им-то и вовсе некуда было идти.

Странное дело, но квартира выглядела необжитой, словно жильцы переехали только что, буквально недавно. Стены и потолок сияли девственной белизной штукатурки, пол и вовсе покрывал строительный мусор в виде разбитых и затвердевших кусков цемента, щепы, обрывков обоев, кусков упаковки и зеленой подложки под ламинат. Ярким пятном выделялся только ковер, лежащий почти у самой двери: темно-синий с зелеными тонами, на нем яркими белыми пятнами выделялись шесть… нет, семь звезд, сверкающих так ярко, будто они были вышиты из серебра. Пылающий белым многоугольник притягивал внимание, и Настя, посмотревшая на него каких-то пять секунд, с трудом отвела взгляд. Ей почему-то почудилось, что звезды начали вращаться, словно живые, вращаться на фоне ночного летнего неба, вращаться, затягивая во тьму. Девочка мотнула головой, прогоняя сонный дурман, окутавший сознание. Она просто немного устала. В конце концов, они встали в такую рань, а потом долго шли пешком.