Приказы не обсуждаются

Евгений еще несколько секунд смотрел в прицел, поводя стволом, но никакого движения больше не обнаружил.

Вот теперь можно было уходить действительно с чистой совестью. Внизу, вокруг лежавшего «тела» Симонова, уже собралась маленькая толпа. Кто-то еще бежал к воротам, кто-то кричал. Спектакль продолжался. Миронов закрыл окно, положил винтовку на стул, тщательно протерев ложе, подобрал патрон от имитационного выстрела. Теперь картина покушения была полной.

Ему и самому непонятно было, зачем он протирал оружие. Ведь на ладонях у него было тонкое пластиковое покрытие и отпечатки пальцев никак не могли остаться. Скорее всего, сделал он это оттого, что чувствовал в душе какое-то неудобство, грязь, которой пришлось коснуться. Он не жалел о том, что вот сейчас, минуты назад, убил человека. Ну, может быть, самую чуточку. Ведь не был же он в конце концов бездушным механизмом, способным уничтожать всех, кто становится на его пути! Но вот кто был этот человек, почему все пошло не по разработанному и утвержденному сценарию?

Если Симонов хотел подстраховать Евгения, так, на всякий случай, то почему ничего не сказал об этом заранее? Не верилось, что такой знающий и опытный человек может пойти на бессмысленную импровизацию. И даже если это был человек Симонова, почему он стрелял в своего шефа, причем целясь в голову? Нет, что-то в этой версии не сходилось, не выглядела она изящно.

Ломать голову над прочими вариантами сейчас, в одиночку, смысла не имело. Нужно было срочно поговорить с самим Алексеем Васильевичем.

Захватив куртку, Евгений быстро спустился по потайной лестнице; оказавшись снаружи, запер за собой дверь и двинулся не в сторону площадки, а прошел через двор замка, вышел с противоположной стороны в еще одни ворота и, уже не спеша, зашагал к ратушной площади. Было одиннадцать с минутами.

С Симоновым он смог увидеться лишь ближе к вечеру. Звонить раньше просто не имело смысла. Спектакль продолжался, и в нем имелось несколько актов. Тело должна была увидеть полиция, смерть должны были зафиксировать врачи, о дерзком убийстве в старинном замке должны были узнать репортеры. Все, как полагается, неторопливо и печально. Поэтому Евгений, не торопясь, навестил Наташку, совсем не скучавшую в местной сельской глуши и только обижавшуюся на то, что «взрослые дяди не берут ее с собой играть в войнушку». Так для себя определил Евгений претензии жены на участие в серьезной операции. Впрочем, вслух Наташке он этого высказать не решился, справедливо опасаясь ее гнева.

Около семи вечера он набрал номер Алексея Васильевича. Тот был краток:

— Подходи!

На этот раз до бункера Симонова пришлось добираться самостоятельно, хозяин его не встретил. Сидел, несколько скособочившись, в кресле со стаканом явно не лимонада. Увидев входящего Евгения, попытался встать, скривился, заматерился и упал назад.

— Явился, убивец? — сказал он, глядя, впрочем, вполне приветливо. — Не представлял, что это так больно! В актеров такими же лупят?

— Нет, — ответил Миронов, по-хозяйски подходя к бару и задумчиво перебирая бутылки. Ему сейчас действительно хотелось выпить. — Там заряды гораздо слабее. Но ведь в них с такого расстояния и не стреляют.

Алексей Васильевич неопределенно хмыкнул.

— Что-нибудь сломано? — хладнокровно осведомился Евгений, наливая себе экспортной «Московской». В баре имелось еще с дюжину разных бутылок, но сейчас подошла бы только отечественная очищенная. Такое вот настроение…

— Нет, просто сильный ушиб. Синяк, наверное, громадный, но мне же не видно!

В голосе его прозвучала почти детская обида.

— А если в зеркало посмотреть? — посоветовал Евгений.

— Кой черт в зеркало! — возмутился Симонов и снова скривился от боли. — Я же шею не могу повернуть как следует! Вся спина болит!

Евгений сочувственно поцокал языком.

— Бывает. А теперь скажите мне, кого я взаправду убил?

— В каком смысле? — не понял Симонов.

— Ну, кто был тот, который целил вам в голову?

Лицо Алексея Васильевича потемнело.

— Ну-ка, ну-ка, давай в подробностях…

Скрывать Евгению было нечего, и он, опрокинув в себя граммов сто пятьдесят, подробно изложил, как все было. С его точки зрения. То есть с Восточной башни замка Фриденштайн.

— Да-а, — протянул Симонов, выслушав всю историю. — Ни хрена себе, спектакль устроили… А я же, когда ты в спину мне пальнул, чуть сознание не потерял от боли. На секунду показалось, что и вправду убили. Грохнулся и лежу, вздохнуть не могу. Теперь только вспоминаю, что да, действительно что-то такое слышал, рядом с головой стукнуло. Выходит, совсем рядом смерть была…

Он посмотрел на Евгения совсем другим взглядом.

— Выходит, братец, ты мне жизнь спас? Ну, я теперь твой должник, не знаю уж, как и благодарить…

— Сочтемся, — хладнокровно прервал его Миронов. — Сейчас важно другое. Кто стрелял? Почему стрелял?

— Вопрос, конечно, интересный, — задумчиво сказал Симонов. — Слушай, не в службу, а в дружбу — плесни мне в стакан. Веришь — лишний раз пошевелиться боюсь. Больно очень.

Чтобы раз за разом не шляться к бару, Евгений притащил на столик всю бутылку и все орешки, которые там нашел. Так, выпивая понемногу, они принялись обсуждать сложившуюся ситуацию и все вытекающие из нее последствия.

Но ничего у них не получалось. Не сходились концы с концами. Ведь действительно бред какой-то! Бандиты выманивают Евгения аж из Москвы, чтобы нанять его для убийства Симонова. Мол, только он, единственный и неповторимый, может совершить это героическое деяние. Крадут у него жену, чтобы был посговорчивее, платят немалые деньги, достают ему оружие. А в тот момент, когда Миронов исполняет заказ, появляется неизвестный снайпер и пытается продублировать его выстрел. Где логика? Ведь точно так же этот снайпер мог выстрелить без помощи Евгения, в одиночку! К чему тогда городить всю эту криминальную историю с заманиваниями и похищениями?

Евгений высказался в том смысле, что у Симонова завелись какие-то новые враги, которые были совершенно не в курсе бандитских планов, и их человек действовал независимо. А два покушения просто так совпали по времени и по месту.

Алексей Васильевич глубоко задумался, видимо, перебирая в памяти своих возможных недругов, а потом сказал, что ерунда, некому на него охотиться, кроме этих алмазных бандитов. Но вот если они прознали про тесные контакты и даже совместные действия двух бывших сотрудников СОБ, то могли действительно послать дублера Миронова, чтобы исключить возможность того самого «спектакля».

На это Евгений, подумав, ответил, что все равно не получается. В этом случае должны были сначала убрать его, Миронова, чтобы не вел двойную игру, а потом уже Симонова, как основную цель. Он также закинул крючок, высказав туманное предположение о некой «руке Москвы»: дескать, может, какой-то старый грешок всплыл у Алексея Васильевича, а в Центре решили в духе старых чекистских традиций наказать грешника, невзирая на то, что занят он в данный момент делом нужным и важным.

Симонов посмотрел на Евгения как на больного ребенка с высокой температурой и посоветовал не увлекаться новой российской литературой, которая сладострастно вскрывает язвы коммунистического прошлого. Конечно, и тогда идиотов в разведке хватало, и сейчас они есть. Но к рулю их не допускают, и погоды они не делают.

Миронов и сам это прекрасно понимал, но таким образом пытался Алексея Васильевича прощупать.

В ответ Симонов не без яда в голосе выдал такую идею: кто-то из товарищей Миронова, который знал о заказе, решил Миронову дорогу перебежать, выполнить заказ вместо него и денежки огрести. А заодно Миронова выставить в негативном свете, чтобы заказчики его убрали.

Надо полагать, это тоже был крючок. Евгений идею отверг с негодованием и даже высмеял, потому что звучала она нелепо и неуклюже.

Симонов повздыхал печально и сказал, что как раз самые нелепые и неуклюжие вещи в жизни-то и случаются чаще всего. С этим Миронов не мог не согласиться.