Возмездие (изд.1972)

Канарис и Фегелейн выходят из машины и спускаются в бетонную траншею, косо врезающуюся в подножие большого холма.

Снова проверка документов. Два шарфюрера СС из батальона лейб-штандарта “Адольф Гитлер” тщательно изучают удостоверения посетителей, обшаривают взглядом одежду Канариса и Фегелейна: нет ли оружия? И наконец — разрешающий кивок в сторону лифта.

Приняв пассажиров, железная клеть мягко скользит, вниз.

Служебный бункер Гитлера. Стены в дубовых панелях, высокий лепной потолок, яркий свет специальных ламп создают иллюзию солнечного дня. Не скажешь, что это глубокое подземелье и над ним многометровый слой стали, бетона, земли, который не пробить никакой бомбой.

Гитлера еще нет.

Вызванные опускаются в кресла неподалеку от письменного стола.

Прямо перед ними — портрет Фридриха II, точно такой, как в кабинете фюрера в берлинской новой имперской канцелярии.

Канарис глядит на портрет. Он вспоминает. 21 марта 1933 года. Потсдам, гарнизонная церковь, известная тем, что в ней похоронен король-завоеватель. Сейчас здесь блестящее собрание высших военных чинов, видных функционеров НСДАП, финансовой знати. В центре — дряхлый Гинденбург в полном парадном облачении и в каске и бледный от волнения Гитлер. Первый сдает власть, второй принимает ее.

Оба спускаются в склеп с гробницей.

Когда несколько минут спустя новый канцлер, вытирая влажные глаза, выходит из усыпальницы Фридриха, толпа кричит, неистовствует.

Одетый в черное фюрер говорит речь. Она посвящена Фридриху II, патриарху прусской политики войн и завоеваний. Цвет германского генералитета, вся знать империи, сам Канарис всегда были горячими приверженцами этой политики, ни на шаг не отошли от нее и ныне.

Фридрих — их кумир. Он — кумир Гитлера. Канарис знает: фюреру, который слаб глазами, частенько читают главы из жизнеописания великого короля…

Да, так оно было в год, когда нацистам досталась власть. А теперь группа генералов и сановников рейха задумала убрать своего вождя.

Поистине неисповедимы пути господни!

Шаги за дверью прерывают размышления Канариса. Адъютант генерал Шмундт распахивает двери и, посторонившись, пропускает в кабинет Гитлера и следующего за ним Гиммлера.

Канарис и Фегелейн встают. Адмирал не сводит глаз с фюрера. Сейчас все решится.

Тот молча идет к столу — опущенная голова, руки перед грудью, левая обхватила правую. Он в черных брюках и сером кителе, — слишком длинном, что должно скрадывать дефект фигуры фюрера — чрезмерно развитый таз.

Генрих Гиммлер — в своем обычном черном мундире. И если по виду Гитлера легко определить его настроение (сейчас он раздражен, озабочен), то рейхсфюрер СС, как всегда, непроницаем: одутловатое с желтизной лицо, забронированные толстыми стеклами очков водянистые глаза…

Гитлер садится за стол, движением руки приглашает сесть Гиммлера, поднимает голову и кивком здоровается с вызванными.

Канарис докладывает — очень коротко, тщательно подбирая слова, чтобы не сказать лишнего. С главой испанского правительства были обстоятельные беседы, на него оказан нажим, как того и требовал фюрер. Франко сочувственно отнесся к посланию вождя нации, его симпатии по-прежнему целиком на стороне Германии, он срочно консультируется с кабинетом…

Взгляд Гитлера, блуждавший по комнате, останавливается на спутнике адмирала. Тот поспешно кивает, что должно означать: он, Фегелейн, принимал деятельное участие в переговорах, все обстоит так, как говорит Канарис.

— Хватит! — Гитлер морщится, откидывает со лба прядь волос. — Хватит, я уже все понял: он отказывается. Садитесь!

Прибывшие опускаются в кресла. И хотя Гитлер зол, Канарис чувствует: это не из-за отказа Франко. В сущности, фюрер и не мог надеяться на вступление Испании в войну. В данной политической и военной обстановке, когда германские армии терпят на Востоке одно поражение за другим, все больше откатываясь к границам своего государства, — в этой обстановке официальное вступление Испании в войну на стороне держав оси для Франко было бы равносильно самоубийству.

И еще. По ряду признаков Канарис определил, что Гитлер не знает о бомбе. Чем же тогда вызван гнев фюрера?

— Где универсальные взрыватели для торпед? — спрашивает Гитлер. — Где это удивительное, необыкновенное, фантастически важное изобретение американцев, о котором мне прожужжали уши? Сколько лет еще ждать, пока вы наконец раздобудете его, господин адмирал?

Канарис бросает косой взгляд в сторону главы СС. Тот равнодушно вертит в руках карандаш. Даже чуточку отвернулся, будто вообще не имеет касательства к разговору. Но можно не сомневаться: это он, Гиммлер, посоветовал послать Канариса в Испанию, хотя наперед знал, что миссия обречена на неудачу. Он же напомнил фюреру и о затянувшемся поиске новых торпедных взрывателей американцев…

— Мой фюрер, — отвечает Канарис, — я уже докладывал: пока удалось лишь уничтожить самолет с ведущими инженерами проекта и основными чертежами изобретения. В итоге работа над новинкой сильно задержалась. Комбинированные взрыватели только теперь начинают поступать на вооружение подводного флота противника. Это немалый выигрыш. А скоро в наших руках будет и само изобретение.

— Скоро, скоро!.. — Гитлер грудью ложится на стол, в упор разглядывает шефа своей военной разведки и вдруг спрашивает: — Вы ничего не утаиваете от меня?

Канарис проглатывает ком в горле. От всех, в том числе и от фюрера, скрыта не только тайна гибели “Виперы”, но и показания ее командира. Канарис рассудил, что прежде следует добыть сейф с чертежами взрывателя, а уж потом заниматься докладами на эту тему.

Он с трудом выдерживает тяжелый взгляд фюрера. Вздохнув, Гитлер принимает прежнюю позу.

— Мы еще вернемся к этому разговору… А пока извольте ответить. Знакомо вам такое имя: Альберт Эйнштейн?

— Конечно, мой фюрер.

— Как же случилось, что этого человека выпустили из страны?

Канарис разводит руками:

— Физик Эйнштейн эмигрировал из Германии в Соединенные Штаты Америки лет десять назад. Мой фюрер, вы назначили меня главой военной разведки лишь два года спустя. И потом. Эйнштейн — еврей. Он должен был либо уехать, либо погибнуть.

— Погибнуть!.. — Гитлер подносит руки ко рту, прикусывает кулак. — Ну, а физик Бор? Где он?

Канарис мог бы ответить: Нильс Бор, крупнейший датский ученый, руководитель института теоретической физики Копенгагенского университета, тоже не числится за абвером. Учеными в оккупированных Германией странах занимаются гестапо и СД. Но Канарис молчит. В кабинете фюрера надо уметь молчать…

— Где сейчас Бор? — продолжает Гитлер. — А, вы не знаете! Так я просвещу вас. Он тоже удрал. Не так давно Нильса Бора вывезли сперва в Англию, оттуда в Америку. И сейчас, приняв новое имя… — Гитлер останавливается, вопросительно смотрит на Гиммлера.

— Николас Бейкер, — подсказывает тот.

— Да, под именем Николаса Бейкера он преспокойно разгуливает за океаном… Нет, черт возьми, не разгуливает, но в компании с Эйнштейном и другими как одержимый трудится, чтобы создать атомную бомбу и обрушить на наши головы… Вот кому вы дали возможность бежать, адмирал!

— Мой фюрер, Нильс Бор тоже отнюдь не ариец, — осторожно возражает Канарис. — Он не ариец, и он ученый. Им должна была заниматься служба Адольфа Эйхмана, который, кстати, своеволен, упрям и уже не раз подводил господина рейхсфюрера СС.

Это ловкий ход.

Теперь Гитлер ждет, что ответит Генрих Гиммлер.

— Я разберусь, — невозмутимо говорит тот. — Видимо, господин адмирал прав. Конечно же, побег Нильса Бора — промах службы Эйхмана.

Гитлер поднимается с кресла, в молчании пересекает кабинет и останавливается у противоположной стены, где висит большая карта мира.

Канарис и Фегелейн, вставшие, как только поднялся Гитлер, видят: взгляд фюрера устремлен на Северную Америку. Вот он протянул к карте руку, постучал по ней согнутым пальцем, обернулся к руководителю абвера.