Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и Кgrad

— Еще полежим, — сказал он на ухо Исмаилу и обдал его запахом недавно выпитого спирта, который, наверное, был при нем постоянно на случай холода и сырой погоды.

Лежали молча. Говорить им было не о чем. Все условия грек изложил еще в Анапе, строго предупредив Меретукова поменьше расспрашивать и вообще говорить, когда они будут на границе. Он должен только слушать его и делать то, что ему говорят. В случае их обнаружения грек посоветовал за ним не бегать, а подумать о себе. По имени друг друга не окликать и, понятно, не выдавать ни при каких условиях.

Меретуков еще в Анапе пытался выяснить у грека, ради кого и чего тот рискует, предложив свои услуги в качестве проводника через границу. Грек, наверное, впервые улыбнулся, услышав этот наивный вопрос от своего подопечного. Может быть, еще и оттого появилась улыбка на лице, что Меретуков называл его проводником и добивался, чем он ему обязан.

Постепенно в легком тумане стали прорисовываться деревья.

— Повезло тебе, — проронил грек. — Такой туман — хорошо. Не останавливайся ни на секунду, даже если будут стрелять, — давал он последние наставления. — Смотри вперед. Толстое дерево слева видишь? Видишь — над другими макушка торчит?

— Вижу, — присмотревшись, ответил Исмаил.

— Оно на той стороне. Иди прямо на него. До той скалы ползком. Потом одним махом к ближним кустам, а за кустами поднимайся и дуй во всю к дереву. Давай, — опять почувствовал Исмаил на своем плече чужую широкую ладонь.

В последний момент Меретукова вдруг охватила нерешительность. Он даже оглянулся назад. Ему хотелось убежать, вернуться домой, но на него уставился своим грозным взглядом грек и спросил:

— Ты чего?

Исмаил понял, что грек может бесшумно прикончить его на месте, не дав ему даже пикнуть. Положение их было слишком неравное. Пути к отступлению были отрезаны давно, и Исмаил пополз к невидимой линии, именуемой границей, за которой было другое государство. Задыхаясь от волнения, он медленно продвигался вперед. Потом побежал.

Исмаил не знал, что совсем рядом находился пограничный наряд и наблюдал за ним.

13

Когда Андрей Карпович впервые увидел появившегося Меретукова, он поразился его худобе, измученному виду. Исмаил побледнел и постарел за прошедшие месяцы так, как будто прошло не меньше десяти лет. На его осунувшемся, усталом лице настороженно бегали черные глаза, ставшие сосредоточенными и задумчивыми.

— Тебя чем там кормили? — с ходу спросил Крикун.

— Где? — растерялся Меретуков.

— Ну где пропадал так долго. Почти год. Давай рассказывай.

Исмаил упрямо молчал. Потом пытался объяснить, что уезжал к родственникам в Харьков и там работал. Крикун скупо улыбнулся, поинтересовался харьковскими родственниками и фабрикой, которую назвал Меретуков, посоветовав не выдумывать сказки, а говорить все как было.

— Там чем же тебя там кормили? — повторил свой вопрос Крикун.

— Зелеными маслинами, — с видом мученика ответил Исмаил.

— Все ясно. Мой дед говорил, что после слив молотить не будешь.

Исмаил на шутку не отреагировал. Его била мелкая дрожь, но крайнее напряжение все же смягчалось от сознания того, что он наконец вернулся домой после долгих мытарств. Ему трудно было представить, что вот этот рассудительный и потому несколько медлительный, всегда себе на уме, человек, который сидит перед ним, — простой кубанский казак. Исмаил видел в нем бывалого, умудренного опытом начальника из НКВД, не зная, что Крикун занимал скромную, но самую, может быть, важную ступеньку рядового оперативного уполномоченного.

Как-то незаметно чекист сумел расположить беглеца так, что у того постепенно пропала робость, рассеялись сомнения, и он стал откровенно рассказывать, что произошло.

Андрей Карпович понимал его состояние и не торопил выложить все сразу.

— Ты отдохни малость, а потом мы засядем с тобой за разговор, — сказал он Исмаилу, видя, что тот еще не совсем пришел в себя, перескакивает с одного события на другое, все у него получается многословно и путано. Но Крикун понял главное из первой беседы — Исмаил прошел по тропе контрабандистов за границу и обратно.

Всем, кто знал об этом, не терпелось побыстрее услышать, как и с чем он вернулся. Ждал доклада и начальник отдела.

— Устал он, Василь Василич, — сказал Крикун по телефону. — Разрешил я ему отдохнуть. Пару дней... Потом доложу все подробно. А сейчас, если в двух словах, то думаю, ему можно верить.

Смиренину не понравилась такая отсрочка, но он знал Крикуна уже не один год и у него не было повода упрекнуть его в неправильном решении.

Встретившись с Меретуковым через два дня, Крикун поинтересовался, как там живется трудовому люду, что видел и слышал на той стороне, бывал ли на восточных базарах, какой курил табак, заходил ли в мечети и правда ли, что турки пять раз на день молятся.

— Каждый день пять намазов предписывает коран правоверным, а перед намазом — омовение, абдест называется. Как только с минаретов раздается призыв муэдзинов, турок ищет укромное местечко, кидает подстилку, становится на колени и творит молитву. Обращается к аллаху с просьбой помочь ему, клянется аллаху, заклинает кого-то аллахом...

— Пять раз на день, — повторил с удивлением Крикун. — А когда же они работают? Оттого так бедно и живут в своих темных закутках. У нас тоже до революции колокольный звон одурманивал православных, зазывал в церковь. Говения и посты были и разное прочее, но — чтобы пять раз на день падать на колени перед иконой, до этого у нас не доходило. Поп, правда, был толстый и поганый. Старухи последние копейки ему отдавали, а он им наказывал поститься... Да, так я отвлекся, перейдем к нашему предмету, — после небольшой паузы сказал Андрей Карпович.

Теперь он видел перед собою немного отдохнувшего, отоспавшегося Исмаила, с которым можно было вести разговор. И Меретуков стал подробно рассказывать о своем пребывании за границей, главным образом о работе с ним немца Функе.

— Пересказывать похождения Исмаила в Турции не буду, лучше почитай его заявление, как он сам описывает свои приключения, — сказал Андрей Карпович. — Ото, читай, а потом, если нужно, я дополню.