Исчезнувший фрегат

Не знаю, что это было, но я словно покинул свое привычное тело, став высотой в десять футов и приблизившись к Богу. Впечатление было столь глубоким, что не покидало меня в последующие месяцы и придавало мне сил в минуты, когда я в них больше всего нуждался.

Я, должно быть, простоял там не меньше десяти секунд в полной неподвижности, как околдованный. Потом, повернувшись, я пошел назад, не воспринимая ничего вокруг, поскольку мое сознание было целиком поглощено тем впечатлением, которое на меня произвело это место, и я лишь смутно слышал зовущие меня голоса. Она сидела в проломе внешней стены и, когда я к ней подошел, сказала:

— У вас такой вид, будто вы увидели призрак.

Она улыбнулась.

— На что вы там смотрели?

— Ни на что, просто на море.

— Вы думаете о том, что нас ожидает впереди, — сказала она, заботливо глядя на меня.

Смотря на нее сверху вниз, я кивнул. Она поджала свои смуглые колени к подбородку, а треугольный вырез ее футболки обнажал округлость груди, даже отчасти розовые кружки вокруг сосков. Она похлопала по обвалившейся стене рядом с собой.

— Вам страшно?

Я ничего не сказал, и она отвернулась, снова глядя на море.

— А мне страшно, — прошептала она. — Оно такое безграничное. Вот именно это меня страшит. Оно тянется и тянется бесконечно, десять тысяч миль практически сплошного океана. И там, куда мы направляемся, ветры дуют со всех сторон земного шара.

Я сел рядом с ней, и мы вместе глядели сквозь туманную дымку на вздымающиеся и обрушивающиеся волны. Их грохот оглушал, заполняя собой весь мир.

— Он едет с нами, да? — спросил я.

— Ангел? Да, — кивнула она. — Он приведет корабль ко льдам и дальше покажет нам дорогу. Он знает куда, — прибавила она тихо, будто самой себе.

— Вы ему верите?

Она замялась.

— Нет-нет, я ему не верю. Но он нас туда проведет.

— Тогда почему?

— Ах, если бы я знала… — сказала она, глухо рассмеявшись.

Я ждал, но она так ничего и не прибавила.

— Вы в него влюблены? — спросил я.

— Любовь! — возмущенно воскликнула она, но не со злостью, а с презрением. — Для него это нечто непонятное. Невозможно любить такого человека, как Ангел.

— Что же тогда? Он вас очаровал, в этом дело, да?

Она плотно сжала губы.

— Вас это не касается. Впрочем, да, он очень привлекателен. Вы не находите? Он так же привлекателен для мужчин, — прибавила она медленно, — как и для женщин.

Меня это удивило, зачем она это сказала?

— Меня интересуете вы. Я спрашиваю о вас.

С моей стороны это было бесцеремонно, но мне нужно было знать, а сейчас появилась возможность. Атмосфера этого места, установившаяся между нами доверительность, все к этому располагало.

Она будто бы нехотя кивнула:

— Да, пожалуй. Так уж вышло. Он исчадие ада, но ему невозможно противостоять…

Она умолкла, едва заметно, будто вздрогнув, пожав плечами.

— И он мне не брат.

— Даже не сводный?

— Нет.

— Кто же тогда его отец?

— Откуда, черт возьми, мне это знать? Я его почти не видела с тех пор, как умер мой отец.

— А что Карлос тогда? Он ваш родственник, вы говорили?

Пропустив мой вопрос мимо ушей, она обернулась ко мне и спросила, зачем Айан нас сюда привез.

— Зачем ему так нужно было в Чан-Чан? Эти глиняные стены, они так угнетают.

Чуть помолчав, она прибавила:

— Он никогда ничего не делает без причины. Это его актерство, акценты, перемены настроения — все это намеренно, по моему мнению.

Она снова посмотрела на меня, ожидая, что я на это скажу. А я подумал, боже мой! Мы собираемся заточить себя в хрупкую скорлупку маленького суденышка, которое станет нам плавучим домом, и все мы, по крайней мере трое, питаем друг к другу враждебные чувства и движимы непонятными мне намерениями.

Будто прочтя мои мысли, она кивнула:

— Глядя на море, вы имеете все основания бояться.

— Я не боюсь, — уверил я ее. — Лишь слегка обеспокоен.

— Слегка обеспокоен! — захохотала она, передразнив мое произношение.

— Так как насчет Карлоса? — напомнил я.

— А что с ним? С ним все в порядке. Полиция во всем разберется. И если они арестовали парня, они его освободят, как только поймут, что тело не мое, а какой-то несчастной доклендской проститутки.

— А как же ваша сумочка?

— Моя сумочка? Да, конечно. Мне это пришло в голову неожиданно. Если они спутают тело с моим…

— И кольцо. Виктор Веллингтон сказал, что на левой руке погибшей женщины было ваше кольцо.

— Я тогда промокла до нитки, — кивнула она, улыбаясь. — А еще я немного боялась, и вода была грязная. Вокруг никого не было. Слава богу, меня никто не видел. Бедняга Карлос!

Она мельком на меня глянула.

— Почему вы о нем спрашиваете? Вы полагаете, его обвинят в убийстве? — спросила она с жаром.

— Вы узнали его, когда он гнался за нами из Гринвича.

— Разумеется, я его узнала. Он… — На этом она себя оборвала: — Вы задаете слишком много вопросов.

— Я хочу только выяснить, что его связывает с Гомесом. Вы говорили, что они в какой-то мере родственники.

Она снова перевела взгляд на море.

— Может, да, может, нет.

Она покачала головой. На ее черных волосах блестели капельки влаги. Затем она посмотрела мне прямо в глаза.

— С вами я могу говорить, мне кажется.

Я уже обратил внимание на то, что ее английский ухудшался каждый раз, когда ее охватывало волнение.

— С Айаном нет. Я не могу с ним говорить, о личном — не могу. Я его не понимаю. В том смысле, я хочу сказать, что не доверяю ему. Что касается практических вопросов — пожалуйста. Хорошо, что такой человек будет с нами в походе…

Она пожала плечами.

— Вы спрашиваете о Карлосе. Я не знаю, что он за парень, кроме того, что он очень близок с Ангелом. Его мать, я так думаю, та женщина, Розали. Но кто его отец…

Она вновь слегка пожала плечами, а потом поднялась на ноги.

— Нам пора найти Айана и отправляться в путь. Вечером нам надо быть в Лиме.

— А где он? — спросил я, когда мы отвернулись от Тихого океана и стали пробираться назад через лабиринты стен и фундаментов.

— Я оставила его, когда он осматривал что-то похожее на остатки кладбища. Он вооружился книжкой по археологии, которую вырыл из своего пухлого портфеля, и, стоя на четвереньках, рылся в куче выброшенных костей.

Мы нашли его сидящим наверху особенно высокого фрагмента стены, где он зарисовывал орнамент помещения, и, когда я залез и сел рядом с ним, я увидел, что с этого возвышения ему хорошо была видна наша «тойота». Когда мы ее там оставляли, нигде поблизости не было видно никакого автотранспорта. Теперь рядом с ней стояло еще несколько машин, а из автобуса выходила шумная группа туристов.

— Я вижу, у вас все под контролем.

Я это сказал больше в шутку, но он мои слова воспринял всерьез.

— А вы вели бы себя по-другому после того, что было по пути в Кахамарку?

Тогда я понял, что Айрис была права. Его настойчивое стремление приехать на север, в Чан-Чан, было продиктовано не одной лишь жаждой знаний.

Было уже одиннадцать, когда мы покинули этот грандиозный глиняный город и направились назад, в Трухильо, и дальше на юг по унылой иссушенной местности, немногим отличающейся от пустыни. Солнце понемногу разогнало туман, и к полудню мы оказались будто в раскаленной печи под выгоревшим бледно-голубым небом. К тому времени, когда мы въехали в Лиму, было уже темно, и, хотя мы каждый час сменяли друг друга за рулем, все мы не чуяли под собою ног от усталости.

Следующим утром мы вылетели в Такну, что на самом юге Перу, пересекли границу с Чили на такси и в Арике сели на самолет в Сантьяго. Оттуда задержавшимся рейсом мы отправились в Пунта-Аренас, куда прилетели поздно вечером.

Я плохо помню наше прибытие, лишь тот сорокакилометровый переезд из аэропорта под проливным дождем с градом и завывающим шквальным ветром, с почти нулевой видимостью, остался кошмаром в памяти. После жары в Перу здесь было очень холодно.