За час до рассвета

Узнав шаги Ружи, Семен оживился, заспешил ей навстречу. Он искренне обрадовался ее приходу.

Затем появились Николай Лунин и Юрий Маслов.

Константин Трубников пришел один. Задерживался Максим Максимович. Поджидая его, они говорили о том, что больше всего их волновало — о заложниках.

— Мы должны, обязаны их освободить, — быстро заговорил Трубников. — Но как? Немцы пообещали выпустить арестованных, если с повинной явятся те, кто взорвал док. Может, примем их условия?

В ответ послышались негодования:

— Это же провокация!

— Ни в коем случае!

— Не они нам, а мы им будем диктовать условия!

Юрий Маслов решительно настаивал:

— Предлагаю совершить налет на овощехранилище, перебить часовых и освободить заложников. Или мы трусы?

Костя и Николай поддержали его. Метелин воспротивился:

— Рядом расквартирован охранный батальон. При первом выстреле его поднимут по тревоге. Открытый налет ничего не даст. Нужна хитрость.

А в это время Максим Максимович с особой осторожностью медленно шел к развалинам санатория с мешком за плечами: здесь приглянулся кусок жести, и он засунул его в мешок; там подобрал обгорелый чайник, покрутил в руках, проверил на свет целость дна, тоже прихватил. Старьевщик и только!

Как будто занятый поисками нужного ему скарба, добрел до санатория, покопавшись во дворе, проворно нырнул в щель под лестницей.

В подвале его встретил Сашко. Он открыл перед ним потайную дверь в «Ласточкино гнездо»: так он впустил и Лунина, и Маслова, и Трубникова.

Секретарь подпольного горкома партии с каждым поздоровался за руку, всех внимательно оглядел. При его появлении Ружа встала, намереваясь покинуть бункер. Максим Максимович удержал ее:

— Останьтесь, Ружа, от вас нам нечего скрывать.

Усадив девушку, Максим Максимович спросил:

— Что-то Ирины Ивановны не вижу?

— На работе задержали, — ответил Костя. — Она не придет.

— Ну, что приуныли? — с упреком спросил Максим Максимович. — Нам печалиться недосуг, мы бороться должны. Понимаю, тяжело: Красная Армия отступает. А разве тому, кто на передовой, легче? А тем, которых в неметчину, на каторгу, угнали, — легче? Всему нашему народу невыносимо тяжело. Нельзя нам опускать головы, впадать в уныние. У нас единственный путь — борьба… — И после продолжительной паузы Максим Максимович продолжал: — Вспомните, что сказал товарищ Сталин: будет и на нашей улице праздник. Будет! Нас никому не сломить!.. Вот вы учили в школе… В свое время полководец Кутузов тоже отступал, зато сберег армию, спас Россию…

Видимо, Максиму Максимовичу хотелось выговориться, подавить тревогу, которая терзала его душу.

— А теперь приступим к текущим вопросам. Товарищ Трубников, докладывай, что удалось выяснить относительно Синельникова?

Костя поднялся. Максим Максимович махнул на него рукой:

— Говори сидя.

— Митрофан Синельников, — опускаясь на ящик, начал Костя, — работал возчиком сырья на кожевенном заводе. Родом с Кубани, имел в станице зажиточное хозяйство, в тридцатом году бежал от коллективизации. О себе ничего не скрывал, работал усердно, до войны избирался цеховым профоргом. У него есть дочка, месяца три тому назад она вышла замуж за Петра Ивлева.

— Это за того самого? — спросил Метелин.

— Так вот, Ивлев переехал в дом к тестю. Жили они душа в душу. Это все, что мне удалось выяснить, — закончил Костя.

— Об остальном я скажу, — проговорил Максим Максимович. — От наших людей, работающих в полиции, достоверно известно, что Ивлев — шпион и провокатор, хотя в том мы не сомневались. Это он помог стать предателем Митрофану Синельникову, в котором, видимо, заговорила кулацкая кровь, вот так, елки-моталки!

— Непонятно тогда, почему его самого полицаи прихлопнули? — спросил Маслов.

— По недоразумению, — ответил Максим Максимович. — Полицейским, посланным на кожевенный завод, не было известно, кем в действительности является Синельников. Им было приказано доставить его в полицию. В то же время Ивлев дал тестю инструкцию оказать при аресте сопротивление, чтобы создать видимость непричастности к провалу операции. Он так и поступил, а полицейские перестарались: прихлопнули его.

— Раз Синельников оказался предателем, зачем полицаи разыграли комедию с доставкой взрывчатки на территорию завода? — недоумевал Костя. — Они имели возможность сразу же арестовать машиниста Ивана Ивановича Сулименко, как только тот открыл возчику, где хранится динамит.

— Могли, — согласился Максим Максимович, — а что бы это дало? Им требовалось проследить, с кем связан Иван Иванович. Сулименко оказался опытным конспиратором. Раза два или три вместе с Синельниковым ходил на речку ловить рыбу. Но ничего о своих связях ему не сообщил.

— Что-то, Максим Максимович, нескладно получается, — проговорил Метелин. — Опытный, а на провокатора напоролся!

— Из его ошибки мы для себя должны извлечь урок, — ответил Максим Максимович. — Сейчас гестапо усиленно ищет щель, чтобы проникнуть в наши ряды. Малейшая неосторожность все дело погубит. Даже самая малая оплошность смерти подобна. — И, обращаясь к Метелину тоном приказа проговорил: — Потому сегодня же через связных передайте командирам молодежных групп наистрожайшее распоряжение: вербовку новых людей в боевые группы временно прекратить. Понятно?.. Будем считать, что договорились?

— Договорились! — за всех ответил Метелин.

— Давайте извлечем урок еще из одной ошибки, — сказал Максим Максимович. — Я имею в виду гибель Якова Кравченко. И водонапорную башню не взорвал и себя погубил. Такие жертвы никому не нужны. Наша цель — побольше дать Родине, поменьше потерять.

Голос у Максима Максимовича жесткий, слова произносил отрывисто, отделяя одно от другого:

— В обкоме партии о вас, хлопчики, высокого мнения, просили поблагодарить за самоотверженный боевой труд… Весьма важное задание вам обком партии доверяет. А суть его вот в чем. В предгорьях Кавказа сейчас идут решающие бои. А у нас там недавно арестован штаб партизанского отряда, в бою погибли наши люди. Несомненно без сукиного сына не обошлось. Обнаружить, уничтожить выродка поручается вам.

— Задание действительно важное, — задумчиво проговорил Метелин. — Трудность состоит в том, что действовать придется вдали от Приазовска, в горах, а мы там без рук и глаз, без связей.

— Зацепка кое-какая имеется. Из тюрьмы наши люди передали, что предатель у немцев значится под кличкой Шмель. Конечно, этого мало, но кое-чем мы располагаем. Из всех явок нетронутыми остались две: одну держит сторож железнодорожного переезда, другую — наблюдатель кордона Индюковой горы.

При упоминании об Индюковой горе Юрий Маслов тотчас вспомнил свои поездки на кордон. Прежде всего перед его глазами как живой встал седой Сагид — добрый хлопотун, знаток зверей, птиц, деревьев. Деду своему он беспредельно верил. А к дяде Айтеку у него с детства сохранилось предвзятое, недоброе чувство. Вечно угрюмый, раздражительный, Айтек ему не нравился. Не забыл Юрий и своего бегства с кордона, когда дядя застрелил в огороде медведя.

И все-таки Юрий не допускал мысли, что родной брат его матери может оказаться предателем. Нелюдимость Айтека он объяснил тем, что дядя постоянно живет в лесу, без друзей и знакомых.

Когда Максим Максимович замолчал, Маслов проговорил:

— На Индюковом кордоне наблюдателем состоит мой родной дядя.

— Как его фамилия?

— Айтек Давлетхан.

— Точно. Есть такой, — подтвердил Максим Максимович и продолжал: — тот кордон обслуживают два наблюдателя. Оба связаны с партизанами. Кто из них предатель — еще надо уточнить. А может, сторож с переезда, хотя с Макаром я в прошлом имел дело. На такое вроде бы неспособен. Или кто-нибудь четвертый?.. Что без толку гадать, не поможет. Эту тайну кому-то из вас предстоит разгадать.

Продолжительное молчание установилось не оттого, что ребята устрашились, совсем нет! Каждый взвешивал свои силы, способности, прежде чем заявить о готовности выполнить задание.