Исчезнувший фрегат

Когда я представлял себе Гомеса, подобной двоякости у меня не возникало. К тому времени, когда мы расспрашивали, как проехать в гасиенду «Лусинда», он перед моим внутренним взором уже принял облик абсолютного зла, такой же безобразно-монструозный, как горбун в «Нотр-Даме» Виктора Гюго, но без искупающего простодушия. Такое представление о нем складывалось у меня постепенно, в значительной мере в результате беседы с Родригесом в Мехико, а также от тех обрывочных сведений, которые мне иногда сообщал Уорд.

У подножья могильного холма с рядами погребальных ям, на жесткой траве луга у речки расположилась компания индейцев. Сам холм напоминал череп, скалящийся подобными черным сгнившим зубам углублениями. Уорд вылез из машины и подошел к индейцам. Они изрядно приложились к бутылке и, когда поднялись на ноги, покачивались. Мимо нас по дороге проехал грузовик. Его побитый кузов, украшенный яркими изображениями, был облеплен грязью. За ним на муле ехали двое индейцев. С их плеч свисали коричневые пончо. Соломенные шляпы, поддерживаемые кожаным ремешком под подбородком, прикрывали их головы.

— Прямо, — сказал Уорд, вернувшись на водительское место. — Через километр будет дорога налево с аркой на въезде.

Мы почти приехали, и мне было интересно посмотреть, как он себя поведет, встретившись лицом к лицу с Гомесом, что скажет ему. И Айрис Сандерби, действительно ли она с ним в гасиенде «Лусинда»?

Поравнявшись со сложенными из необожженного кирпича воротами, мы повернули и въехали под арку, на которой большими лепными буквами значилось «Г-да Лусинда». За ней шел длинный проезд с озером по одну сторону и ровным, усеянным цветами лугом по другую, с пасущимися на нем темными коровами.

— Он частично сицилиец и частично ирландец, — напомнил мне Уорд. — Не забывайте об этом. А отчасти еще бог знает каких кровей, — прибавил он ворчливо.

Его слова уточнили этнический штрих в сложившемся у меня в голове портрете этого человека. Ангел смерти. «Исчезнувшие». Убийца, сын аргентинского плейбоя и певицы из ночного клуба откуда-то из-под Катании. Господи! Что за чудовище я увижу?

Еще через несколько минут я уже пожимал его руку, совершенно ошеломленный физическим совершенством этого человека, его элегантностью, обаянием. Мужественность сквозила в каждом его движении. Он был подобен древнегреческому богу, за исключением черных волос и легкой горбинки носа, что придавало его открытому широкому лицу некоторое выражение хищности.

Он встретил нас во дворе своей гасиенды, одетый в белую рубаху, белые брюки и черные сапоги для верховой езды. В одной руке он держал кнут, в другой блокнот. Он не спросил, кто мы такие, лишь стоял, растерявшись от удивления, пока мы выбирались из нашей «тойоты». Похоже, он не знал, что сказать, а Уорд не спешил прийти ему на помощь. Потом он, задействовав свою очаровательную улыбку, пошел нам навстречу.

— Чем могу быть вам полезным?

Его английское произношение лишь слегка искажал акцент.

— Вы Марио Ангел Гомес? — бесстрастным официальным тоном спросил Уорд.

— Коннор-Гомес, да. Что вам угодно?

— Сеньора Сандерби.

Он на секунду замолчал, и я даже подумал, что он скажет, что ее тут нет.

— Вы хотите ее видеть?

— Нет, я приехал забрать ее.

— Вы приехали, чтобы ее забрать?

Он уставился на Уорда холодным взглядом своих темных, почти черных при солнечном свете глаз.

— Зачем?

Улыбка покинула его широкое лицо.

— Кто вы?

— Думаю, вы это уже знаете. Вы знали, кто мы, когда мы прилетели в Лиму, также и то, что мы из столицы выдвинулись на север по Панамериканскому шоссе.

— Так вы, значит, приехали с побережья? И как дорога?

Уорд рассказал ему о двух объездах перед Чилете и о необходимости ехать по старой дороге, что идет по склону ущелья. Он ничего не сказал о том, что на дороге позади нас был устроен завал, и о человеке, которого он согнал со скрытого туманом склона горы и скинул с дороги вниз в ущелье.

— Ваша фамилия Уорд, так?

— Айан Уорд, — кивнул он.

— И вы сюда приехали в связи с кораблем, если не ошибаюсь? Корабль для экспедиции. Это вы дали деньги на его приобретение?

— Вы прекрасно знаете, кто я.

Несколько секунд никто не нарушал молчания. Они стояли, меряя друг друга взглядами. Тишину прервал цокот копыт лошади, которую индеец вывел из конюшни в дальнем конце двора.

— А как вас зовут?

Гомес обернулся ко мне и, когда я представился, кивнул.

— Вы специалист по древесине, верно? Итак, весь экипаж корабля в сборе, за исключением норвежца. И, насколько я знаю, еще ожидается австралиец. Кроме того, нам нужен кок.

— Так вы, значит, согласны?

— С чем согласен?

— Стать штурманом.

Гомес не сразу ответил.

— Возможно.

— И вы, значит, точно знаете месторасположение судна, которое видел ее супруг? И сами его видели с воздуха?

На это он ничего не ответил, а сам задал вопрос:

— Как вы узнали, где я нахожусь?

— Послушайте, приятель, вопросы задаю я. А вы мне просто отвечайте: вы видели тот деревянный корабль там во льдах или нет?

— А я задал вам вопрос, мистер Уорд, — сказал он с нарочитой вежливостью, — откуда вы узнали, где меня можно найти?

Воцарилось молчание, пока они глядели друг другу в глаза в безмолвной схватке двух характеров. К моему удивлению, первым отступил Уорд.

— От Родригеса, — ответил он.

— Ах да, — сказал Гомес, замявшись. — Вы с ним встречались, надо полагать.

— Да, в Мехико. Я уверен, он вам об этом сообщил по телефону.

— И вы, я так понимаю, прочли его книгу?

— Конечно.

Снова молчание. Индеец с лошадью стал за спиной у Гомеса.

— Там много неточностей, — пожал он плечами. — Но чего еще можно ждать от человека вроде Родригеса. Печально, что кому-то приходится зарабатывать на жизнь, копаясь в грязи народных бедствий.

Он вновь пожал плечами.

— Все это… — он запнулся. — Все это, можно сказать, дела давно минувших дней, верно? Все это далеко в прошлом, а сейчас значение имеет будущее. Всегда нужно думать о будущем.

— Конечно. Раз так, давайте поговорим о том старинном корабле.

Уорд окинул взглядом дом: низкое одноэтажное здание, вытянувшееся вдоль противоположного края прямоугольного двора.

— Может, мы войдем? — кивнул он в сторону раскрытых дверей. — Нам бы не помешало почиститься с дороги. Это был длинный переезд. К тому же временами довольно утомительный.

— Не было необходимости вам сюда приезжать, — возразил Гомес, глядя на массивные золотые часы на руке.

Эти часы и золотое кольцо с печаткой на его мизинце блеснули на солнце.

— Обычно в это время я объезжаю гасиенду. Мы выращиваем люцерну, рис, крупный рогатый скот, а поскольку работники в основном индейцы, необходимо за всем присматривать.

Уорд ждал, продолжая молчать, и в конце концов Гомес сказал:

— Ну хорошо, проходите в дом.

Тон его был явно негостеприимным.

— Но когда вы примете душ, мне придется попросить вас откланяться.

— Ничего плохого в вашей просьбе я не вижу, дружище.

Они уставились друг на друга, а я стал гадать, зачем Уорд сейчас так усердствовал в своем шотландском выговоре.

— С вашей стороны было бы вежливым заранее позвонить и предупредить о визите.

Уорд кивнул, соглашаясь:

— Конечно, тогда вы могли бы приготовиться. Но раз уж мы здесь, — прибавил он, — может, пошлете кого-нибудь сообщить сеньоре Сандерби?

— Нет, — сказал он ледяным тоном. — Она моя гостья здесь. И сейчас она отдыхает.

Помолчав, он продолжил:

— Я не сомневаюсь, что она примкнет к вам в Пунта-Аренас, как и было условлено, когда будет готова.

Он жестом указал на парадный подъезд дома.

— Гардеробная — первая дверь направо. Вам бы не помешало отоспаться, судя по вашему виду, — продолжал он, направляясь к подъезду, — так что, пока вы будете освежаться, я позвоню в гостиницу в Кахамарке, владелец, мой знакомый, позаботится о вас как следует.