Исчезнувший фрегат

— Я слыхала о нем.

Она влезла в машину и захлопнула дверь, и рокот стартера заглушил следующий вопрос Уорда. Он смотрел, как она сдала назад, затем развернулась и уехала. Серая пелена тумана разом скрыла их автомобиль.

— Вот стерва, — проворчал он. — «Я слыхала о нем».

Уорд передразнил ее английское произношение.

— Что она имела в виду, как вы думаете?

После этого он сел за руль и на бешеной скорости погнал назад в Сан-Хосе, где повернул направо на Панамериканское шоссе.

— Чепен, — сказал он. — Сколько до него?

— Так вы, значит, едете дальше?

— Разумеется, я еду дальше. Я не для того заехал в такую даль, чтобы теперь поджать хвост… Сколько до Чепена?

— Я не знаю, — сказал я, придумывая, что я могу сделать, чтобы остановить его.

— Ну так посмотрите по карте, старина.

Это казалось такой безнадежной затеей, туман стал еще плотнее, чем раньше. Не видно ни гор, ни проблеска солнца, а где-то там слева от нас невидимый Тихий океан.

— Посмотрите карту, черт вас побери!

— Ладно, — сказал я сдавленным от злости голосом.

Достав карту с полки перед собой, я развернул ее на коленях. Чепен. Мы ехали по шоссе на север, и я его сразу нашел.

— Это следующий город.

— Далеко?

Я сказал ему, что пытаюсь определить.

— Около тридцати километров, думаю. Тут есть узкая дорога, идущая к горам через Сан-Мигель и Льята в Уальгайос, там поворот на Кахамарку, — прибавил я. — Так намного дальше, но река там не нарисована, и разумнее, пожалуй…

— Нет, мы поедем тем путем, что посоветовала эта дама. Она здесь живет и знает местность.

Дальше он вел молча, и я уснул и спал до тех пор, пока ухабы на дороге не заставили меня открыть глаза. Мы пробирались между посадками сахарного тростника, стоявшего бледно-желтыми стенами по обе стороны дороги.

— Где мы? — пробормотал я.

— В Толамбо, — ответил он. — Простите, что нарушил ваш безмятежный сон.

Мои веки отяжелели от усталости, и, несмотря на тряску, я, видимо, снова заснул, так как неожиданно наступила тишина. Мы стояли, слышны были лишь голоса — Уорд разговаривал с высоким смуглым человеком, одетым в джинсовый комбинезон и сомбреро. Узкоколейная железная дорога уходила вдаль среди поля срубленного сахарного тростника, в отдалении стоял маленький паровоз, пыхтя дымом, и бригада работников загружала прицепленные к нему вагоны. Они говорили по-испански, а я еще не вполне проснулся.

— Adiós [90].

— Adiós, señor.

Мы поехали дальше, солнце разгоняло туман.

— Он сказал, какая дорога на перевале?

Ответ Уорда утонул в шуме двигателя, а когда я снова открыл глаза, мы пробирались по берегу чего-то похожего на старинный канал инков. Солнце жгло немилосердно, кожа моей руки начала обгорать. Слева вдали зловещие черные тучи громоздились над горами, смутно видимыми сквозь дымку испарений.

— Когда мы снова выедем на дорогу?

— Скоро.

Уорд глянул на приборы.

— Еще километр, если верить бригадиру из Толамбо.

Он держал дергающееся рулевое колесо протезом, нащупывая под приборной панелью пачку сигарет.

— Так что там с перевалом?

— Он считает, что там может быть слегка peligroso [91]. Никто там в последние двадцать четыре часа не проезжал, а телефонная связь с Чилете, это последняя деревня перед перевалом, прервана. Как и железнодорожное сообщение, разумеется.

— А Кахамарка?

— Он звонил в Кахамарку вчера.

Вокруг нас все потемнело — утесы, желтая земля, участки яркой зелени в долине, блестящие от росы, старинный оросительный канал, наполовину заполненный бурой стоячей водой. Грохот прокатился над горами, зазубренные стрелы молнии рассекли черные клубы туч.

— Думаю, нам лучше вернуться.

Он ничего не ответил, прикуривая одной рукой сигарету, а я не стал настаивать. Я был слишком утомлен, лишь смутно осознавая, как мы покинули береговой вал канала и по крутому грунтовому склону съехали на изумрудную зелень равнины.

В конце концов мы взобрались на насыпь и снова очутились на дороге, плавная езда по которой дала заснуть мне так крепко, что я не видел шлагбаума на железнодорожном переезде, не слышал даже, как Уорду говорили, что Хекетепеке размыл насыпь недалеко впереди. Лишь дикая тряска нашего автомобиля на шпалах окончательно пробудила меня с осознанием того, что Уорд свернул с дороги на железнодорожное полотно и теперь направляется по нему к зияющему жерлу туннеля.

Я выпрямился, сонливость с меня как рукой сняло.

— Какого черта!

— Река снова размыла дорогу. Мне сказали, что мы увидим провал, когда переедем мост.

— Мост?

— Да, там, сразу за туннелем, балочный мост.

— Кто-нибудь еще ездил этим путем сегодня?

— Нет.

Я уставился на него, на силуэт его сосредоточенного профиля с большим орлиным носом и твердой линией подбородка.

— Вы с ума сошли, — сказал я.

Он кивнул, улыбаясь:

— Возможно, но сейчас, я думаю, ветер дует с юга.

— И как прикажете это понимать?

Въезд в туннель стремительно надвигался, увеличиваясь, пока наконец его каменная арка не наползла на нас сверху, подобно разверстой пасти окаменевшего чудовища.

— Это Гамлет. «Я безумен только при норд-норд-весте, когда ветер с юга…» По большей части, имея со мной дело, вы убедитесь, что ветер дует с юга.

Струи капающей сверху воды упали на капот, как только нас поглотила темнота туннеля. Гул двигателя многократно усилился, и меня объяло чувство безысходности, когда нас обступили каменные стены. Мы словно очутились в штольне шахты, и меня вез в недра земли человек, который явно не упускал ни единого случая подвергнуть наши жизни смертельной опасности без всякой на то причины. Я подумал о море Уэдделла, о льдах, о корабле-призраке, том «Летучем голландце», представляя, какие трения возникнут между нами в тесном замкнутом пространстве небольшого судна. Боже мой! Я взвесил шансы выйти из этой затеи живым с этим безумцем во главе всего предприятия… Это сумасшествие. Чистое сумасшествие.

Шум двигателя возвращался к нам, отражаясь от невидимых в темноте стен, капли воды барабанили по крыше у меня над головой. Уорд включил фары, мельком взглянув на меня со сдержанной улыбкой.

— Вам следует изменить свое отношение на позитивное. Я наслаждаюсь подобными вещами. Люблю волнение, когда жизнь неожиданно подталкивает к двери, за которой неизвестность.

Он кивнул головой на показавшийся впереди свет, очерченный сверху изогнутой линией арки.

— Тьма навсегда только тогда, когда ты умер.

Уорд переключил фары на ближний свет, и далекий конец туннеля, казалось, рванулся нам навстречу, дергаясь вверх-вниз из-за прыгающих на шпалах колес нашего джипа.

Потом мы вынырнули из тьмы и прямо перед собой увидели бурые пенящиеся, доходящие почти до уровня моста воды глубокой и очень быстрой реки Хекетепеке, несущиеся по ущелью. Звук наших колес сменился глухим хлопаньем о деревянные шпалы, когда мы поехали по мосту. Но этот чертов идиот вдруг остановился в самой его середине.

— В чем дело?

— Ни в чем.

Он заглушил двигатель.

— Просто восхитимся зрелищем.

Открыв люк в крыше, он поднялся на ноги. Шум реки превратился в рев. Кроме того, в ущелье дул сильный ветер, завывая в фермах моста и сотрясая всю конструкцию. Показалось солнце и снова спряталось. В грозовых тучах, заволакивающих долину, прогремело.

Мне все это не нравилось. Уже дважды дорога оказывалась перекрытой, а мы еще даже не начали подъем к перевалу. Было слышно, как вода с грохотом перекатывает валуны в русле реки, а раскаты грома напоминали пушечную канонаду.

Уорд опустился на сиденье и захлопнул люк.

— Вы повернете назад, правда?

— Нет, конечно.

Затем, снова запустив двигатель, он обернулся ко мне и сказал: