По ту сторону костра

— Зебры думают.

— Это почему?

— В какую они полоску: в белую или черную? — рассердился Сашка.

Лазарев нерасчетливо пошевелился и зашипел от боли: черт его дернул утром пойти на «разведку» в бурелом. Так и не разобравшись, в какую сторону ловчее сдвинуть нагромождение стволов, он поскользнулся, попал в «капкан» меж сучьев и подвернул ногу. Днем боль не особенно донимала Трофима, а вот после часа покоя, похоже, не разойтись, скрутило.

— Что с тобой? — строго спросил Аким.

— Отсидел… Не в этом дело. Похожий случай у капитана Чекрыгина был.

Веселье стало полным.

— Быво, быво, все быво! — чуток перевирая горьковского Барона, заливался тракторист. — И вошади, и ка'еты, ка'еты с гегбами! Все быво! Трави дальше!

— Это правда было!

— Трави, Троша, трави! Мы телеграмму капитану Чекрыгину отобьем. На гаечном ключе. Проверим. Не стесняйся! Додули до горы — с горки прыгнем!

— Так и было! — Трофим прижал распухшие лиловые руки к груди.

Жихарев вытирал слезы культяпкой, обернутой в сукно:

— Ну, хохмачи!

Однако он уже начал прикидывать, есть ли реальная возможность осуществить спуск бульдозера в долину.

— Да мне сам капитан Чекрыгин рассказывал! — упорствовал Лазарев.

— Саш! А тебе он не говорил о летающих бульдозерах? — Поперхнувшись чадным дымом и пересиливая кашель, Филя-тракторист толкал Попова в бок.

Всем сделалось вроде теплее, мороз не так уж будто поджимал к ночи, а рдяная заря не выглядела зловещей.

— Гы-гы-гы, — дразнил Филю рассерженный Сашка. — Не сообщал мне этого капитан.

Лазарев смеялся вместе со всеми, но, когда веселье постепенно улеглось, настойчиво продолжил:

— Я все-таки расскажу.

— Давай, пока чай закипит, — кивнул Аким. По размышлении Жихарев теперь не отрицал напрочь возможности спуска бульдозера, но многое было не ясно. Стоило послушать, что скажут ребята.

— Ну, спустили они бронетранспортер с кручи на тросе. Вот и все.

— Яркая речь, — сказал Жихарев.

— Только круча была высотой двадцать метров. Угол наклона не шестьдесят, как здесь, а под сорок, — добавил Трофим.

— То-то и оно… — вздохнул Аким.

После захода солнца огонь костра стал особенно ярок. Густые тени на задумчивых лицах ребят, сидевших в кружок, будто ожили, задвигались. Лиственничные поленья, подобно березовым, хорошо горели и сырые, а на торцах внятно шипела и паровала влага.

— Чего вы набросились на Лазарева? Осмеяли, не выслушали! — взорвался вдруг Сашка.

— Да, — проворчал бывший подводник, а ныне тракторист Филя, — телеграмму капитану Чекрыгину можно не посылать… Не тот случай.

— Почему же не тот? — взвился Попов. — У нас есть два куска троса по пятьдесят метров. Трос выдерживает до пятнадцати тонн. Так? Так. Бульдозер весит одиннадцать восемьсот. Этими тросами мы вытягивали машины из топи. При спуске с кручи бульдозер не будет весить больше. Инерции никакой. В чем же дело? Чем плохо предложение Лазарева? Ты ведь это предлагал? А?

— Да. Я вот еще что хотел… Чтоб притормаживать машину на спуске, несколько елок к тросу привязать, сучьями вперед… Чтоб подстраховаться.

— Отвал можно опустить, — серьезно заметил тракторист.

— Ни в коем случае! — воскликнул Лазарев. — Уклон очень крутой. Перевернуться может бульдозер.

— Э-э-э… — протянул Попов. — Про технику безопасности забыли. В инструкции что сказано? На крутых спусках машину надо подавать задом. Отвал противовесом будет, а понадобится — и якорем.

— Якорем! Действительно, якорем! — обрадовался бывший подводник.

Ребята смотрели на Жихарева, ожидая, что скажет Аким, а тот был очень доволен своими парнями, но старался не демонстрировать этого. Он покуривал неторопливо, и широкоскулое лицо его оставалось непроницаемым.

Трофим не вытерпел:

— Никакого риску, дядя Аким. А Сашка просто молодец. Как это никто из нас не вспомнил про инструкцию?

Жихарев покосился на него и бросил окурок в костер:

— Никакого? А то, что ты можешь на попа встать да шмякнуться кабиной о камни? Ни тебя, ни машины…

— По-моему, это исключено. Елки, которые будут привязаны к тросу, достаточно тяжелы, чтоб создать противовес.

— А что мы знаем о склоне, скрытом под снегом? Сашка рукой махнул:

— Разведать можно. Спустимся, обследуем трассу…

— Ничего себе трасса… — вздохнул Филя. — Пока всю технику таким манером спустим, обязательно какую-нибудь машину разобьем.

— Зачем же все машины спускать? — пожал плечами Лазарев. — Я об одном бульдозере говорил. Об одно-ом!

— А если поломка? — не унимался тракторист. — Нас рядом не будет.

Трофим сказал твердо:

— За свой я ручаюсь. А если что — отремонтируем.

— Это тебе еще бульдозер на запчасти оставлять? Вспыхнул спор. Основным возражением было: сможет ли один бульдозер расчистить просеку площадью в пятнадцать квадратных километров за месяц, за то время, пока колонна обходным путем выйдет на кручу противоположного берега? Это казалось совершенно нереальным.

— Делать в день пятьдесят на пятьдесят просеки?! Одним бульдозером?

— Взбеситься надо!

— Почему за день? — спросил Лазарев. — И почему одному?

— Прежде чем спорить, посмотри под кручу! Там тебе не редкостойная, лиственничная, как здесь, наверху. В долине лес. Деревья чуть не в обхват попадаются, — горячились трактористы.

— Трелевать можно, — вступился Сашка. Лазарев поднял руку:

— Обождите. Давайте об одном. Почему, я спрашиваю, за день, за светлое время? И почему одному? Вон техника сутками стоит и пыхтит не переставая. Если вдвоем с напарником работать по шесть часов, то почему же за сутки не сделать пятьдесят на пятьдесят? А?

Попов спросил:

— Платить как будут?

Третий бульдозерист, косматобровый мужик с сивой от седины бородой, сказал:

— По мне, хоть золотом, а такой работы не надо. План есть, вот по плану и пусть все идет. Чего выдрючиваться. Хребет ломать? Ни к чему. Начальство знало, что делало. Если запланирован обход — обойди. И дело с концом. Прыгать на бульдозере с кручи, а потом ишачить, словно верблюд двугорбый, — блажь это!

Однако двое лесорубов запротестовали:

— Хороша блажь!

— Нам больше месяца сидеть без выработки. А в долине дела полно.

— Мы в долине за месяц полторы тысячи кубов на двоих навалим. Поди плохо!

— Ишь обрадовался — что месячный отпуск схватил. Сашка Попов поднялся на ноги, вроде бы собираясь пойти в балок спать, и сказал:

— Без хозяина решаем… Что скажет начальник колонны, то и будет. Расшумелись, будто на вече новгородцы. Можно подумать, Трофиму осталось сесть в кабину бульдозера и начать гонки по вертикальной стене. Цирк!

Аким задрал голову, чтоб получше видеть Сашкино лицо:

— Сам-то ты как думаешь?

— А чего мне думать? Кто предложил, тот пусть и прыгает.

— Я считаю иначе, — прикуривая новую папиросу от прутика, сказал Жихарев. — Плохо, когда предложение готов осуществить только тот, кто его подал. Прямо говорю: этот человек из-за ложно понятой чести — «докажу, во что бы то ни стало», из-за тщеславия — мол, «как же так, предложил, а не сделал» и еще по сотне причин, — этот человек, пожалуй, меньше других годится для дела. Судить здраво, критически, учитывать неожиданные обстоятельства он не может. Очень часто при подобных обстоятельствах люди идут на неоправданный, дурацкий риск. Задуманное губят и себя угробить запросто могут. Так что ж ты думаешь о деле, Попов? Ты ведь тоже защищал предложение Лазарева.

— Я что… Я ничего. Сообразить надо.

Лазарев слушал Акима, опустив голову, и молчал, крепко сцепив руки на коленях.

— Не весело говоришь, Попов.

— Не на вальс приглашаете, — буркнул Сашка. — Одно — обсуждать, другое — осуществлять.

— Я не приглашал. Сам напросился.

— Когда? Не припомню.

— Полтора года назад писал мне один солдат: мол, хочу таежную романтику на зубок попробовать.

Не поднимая головы, Трофим сказал громко, может быть, громче, чем следовало бы: