Когда пробьет восемь склянок

При благоприятных обстоятельствах подъем якоря с помощью электрической лебедки отнюдь не пустяковая работенка. Наша маленькая лебедка могла поднимать тяжести до четырнадцати сотен фунтов. Но если в колесо барабана попадет часть одежды, то можно остаться без руки или ноги до того, как успеешь крикнуть или остановить машину, находящуюся позади лебедки. Проделывать все это на скользкой и мокрой палубе в абсолютной темноте опасно вдвойне. Не говоря о том, что на тормоз рассчитывать не приходится, а лебедка накрыта парусиной. Одним словом — работа опасная. Хотя по сравнению с тем, что может произойти, если встрепенутся наши «друзья» на «Шангри-Ла», — просто ерунда. То ли потому, что я слишком интенсивно работал, то ли из-за грохота якорной цепи, я не сразу распознал кое-какие звуки, а также их направление. Тем не менее дважды мне показалось, что я слышу издалека женский голос. Оба раза я приходил к выводу, что голос доносился с одной из яхт, находившихся в гавани. Чтобы установить, сколько галлонов джина расходуется во всех гаванях Великобритании после захода солнца, потребовалась бы хорошая ЭВМ. Затем я снова услышал звуки, но уже немного ближе. Я сразу отбросил мысли о вечеринке, где крик отчаяния раздается только в том случае, когда кончается джин. Но сдавленный крик, который до меня донесся, звучал совсем иначе. Я выключил лебедку, и на носу корабля сразу наступила полная тишина. Вынув из кармана пистолет, я начал напряженно вслушиваться.

— Помогите! — Голос звучал тихо, беспомощно. — Помогите, ради Бога!

Голос доносился из воды. Я тихо направился в ту сторону и застыл, вспомнив о Ханслете. Я не собирался никому помогать, по крайней мере до тех пор, пока бы не удостоверился, что в той лодке не сидит парочка с автоматами. Одно неосторожное слово, луч фонаря, палец на спусковом крючке — и Калверт отправится к праотцам! (Если те согласятся принять его в свою компанию. Хотя вполне возможно, что подобный идиот им и не нужен.)

— Прошу вас, помогите! Умоляю!

Я помог, и не потому, что услышал в крике неподдельное отчаяние, — я просто узнал голос Шарлотты Скурас.

Я протолкнул между нижними прутьями заградительной решетки резиновый жгут и опустил его в воду. Спросил:

— Леди Скурас?

— Да, это я… Спасибо вам, спасибо… — Голос звучал отрывисто, она тяжело дышала, отплевываясь от воды.

— Здесь, со стороны лодки, канат. Хватайтесь!

Через несколько секунд донесся ее голос:

— Все… Нашла…

— Сможете подняться?

Я услышал плеск, тяжелое дыхание и наконец:

— Нет… Не могу…

— Не отчаивайтесь. Подождите. — Я повернулся, собираясь позвать Дядюшку Артура, но тот уже стоял позади. Я сказал тихо: — Там, внизу, леди Скурас. Не исключено, что это ловушка. Но не думаю. Если увидите какой-нибудь свет — стреляйте, не раздумывая.

Он ничего не ответил, но я почувствовал, как он вынимает «люгер» из кармана. Я перекинулся через перила и спустился до резиновой окантовки. Поставив на нее ногу, я нагнулся и взял леди Скурас за руку. Шарлотта не была сильфидой, к тому же к ее бедрам был примотан какой-то толстый пакет. У меня силенок из-за последних событий поубавилось, но с помощью Дядюшки Артура мне все-таки удалось поднять ее на борт. Мы отвели ее в салон, занавески которого были плотно задернуты, и усадили на скамью. Я подсунул подушку под ее голову и стал внимательно рассматривать.

Она и раньше-то вряд ли годилась бы в фотомодели, а сейчас выглядела вообще ужасно. Темные волосы и рубашка выглядели так, словно она пробыла в воде целый месяц. Длинные спутанные пряди прилипли к голове и щекам. Лицо было смертельно бледным; большие карие глаза с синими кругами широко распахнуты и полны страха. Тушь смылась, а губная помада размазалась. Можете представить ее вид, если и в обычных условиях она была далеко не красавицей. Я же думал о ней, как о самой желанной из всех женщин. Видимо, я просто спятил.

— Дорогая, дорогая леди Скурас! — Дядюшка Артур почувствовал себя в своей тарелке, о чем сразу дал понять. Он опустился на колени и попытался вытереть ей лицо носовым платком — затея совершенно бессмысленная и бесполезная. — Бога ради, что с вами приключилось? Глоток бренди? Рюмку бренди, Калверт! Да не стойте вы как истукан! Рюмку бренди!

Казалось, Дядюшка Артур напрочь позабыл, что находился не в ресторане. Но ему повезло — немного бренди еще оставалось. Я протянул стакан и сказал:

— Если вы позаботитесь о леди Скурас, сэр, то с вашего разрешения я продолжу работу и подниму якорь.

— Нет, нет! — Шарлотта отпила глоток, закашлялась, и я должен был ждать, пока она сможет продолжать. — Не пройдет и двух часов, как они здесь появятся! Я знаю, я слышала. Готовится нечто ужасное, сэр Артур! Я должна была… Просто обязана была предупредить!

— Только не волнуйтесь, леди Скурас! Ни в коем случае не надо волноваться, — сказал Дядюшка Артур, словно она начала волноваться только сейчас. — И выпейте это немедленно, леди Скурас.

— Нет, только не это! — Я посчитал, что она не очень-то вежливо отказывается от моего отличного бренди, пока не понял, что она имела в виду совсем другое. — Не называйте меня леди Скурас. Шарлотта… Пусть будет Шарлотта. Хорошо?

В одном женщинам не откажешь — они умеют придавать значение пустякам. Пока люди с «Шангри-Ла» готовились забросить в окно нашего салона самодельную атомную бомбу, эта женщина думала о том, чтобы ее не называли по фамилии.

Я спросил:

— Зачем они к нам собираются?

— Калверт! — резко оборвал меня Дядюшка Артур. — Леди Скурас… то есть, Шарлотта, только что пережила нервное потрясение. Дайте ей время…

— Нет. — Она с трудом выпрямилась и попыталась улыбнуться. Улыбка не очень получилась. — Нет, мистер Петерсен, или мистер Калверт, или как вас там называют. Вы совершенно правы: актрисы любят преувеличивать. Но я больше не актриса. — Она отпила еще глоток, и краски стали постепенно возвращаться на ее лицо. — С какого-то момента я начала понимать, что на борту «Шангри-Ла» происходит нечто странное. На яхте появились новые люди; некоторые члены старой команды были по непонятным причинам уволены. Меня вместе со стюардессой часто отвозили на берег, в отель, в то время как яхта отправлялась в какие-то загадочные рейсы. Мой супруг — сэр Энтони — не собирался мне что-либо объяснять. После нашей свадьбы он страшно изменился. Мне кажется, он принимает наркотики. Видела я и оружие. И когда эти странные люди появлялись на яхте, меня отсылали в каюту. — Она печально улыбнулась. — Основанием тому была не ревность моего супруга — можете мне поверить. Последние два дня я думала, что дело приближается к кульминации. Сегодня вечером, вскоре после вашего ухода, меня снова услали в каюту. Я вышла из салона, но за дверью остановилась. Говорил Лаворский: «Если ваш друг, Скурас, — делегат ЮНЕСКО и адмирал, то в таком случае я — Нептун. Я его знаю. Мы все знаем. Слишком поздно — они многое успели разнюхать. Или мы, или они». Потом капитан Имри сказал: «Сегодня в полночь я пошлю туда Квина, Жака и Крамера. А в час мы потопим корабль в зунде».

— У вашего супруга действительно милые друзья, — буркнул я.

Она как-то неуверенно, словно задумавшись, посмотрела на меня, потом сказала:

— Мистер Петерсен, или мистер Калверт, я слышала, как Лаворский называл вас Джонсоном…

— Я понимаю, что такой богатый выбор фамилий может привести человека в замешательство, — заметил я. — Мое настоящее имя — Филипп Калверт.

— Хорошо, пусть будет Филипп. — Она сделала ударение на последнем слоге, на французский манер, что прозвучало в ее устах довольно мило. — Я могу сказать только одно: нельзя вести себя так глупо — ведь вам угрожает огромная опасность.

— Мистер Калверт, — сказал Дядюшка Артур кисло, но не потому, что ему, не понравились ее слова, а потому что она назвала меня по имени, что не принято среди аристократов, — мистер Калверт отлично понимает размеры грозящей нам опасности. Он временами не очень удачно выражается — только и всего. Вы храбрая женщина, Шарлотта. — (Совсем другое дело, когда люди из высшего общества называют друг друга по имени!) — Вы подвергались страшному риску, подслушав их разговор. Вас могли поймать…