Рука адмирала

— Не знаю… Меня Митькой Рыжим завсегда звали. А фамилию свою я уж и не помню.

— Это, так сказать: «не помнящий родства, губернии Небывалой, уезда Незнаемого, деревни Безымянной»… Таких ребят теперь много… А, скажи, тебе драться часто приходилось?

— Драться то? А почитай — все время. В нашем деле без драки — нельзя.

Чекисты опять засмеялись.

— Почему это: нельзя?

— А потому: кажный норовит обидеть. Тот вот, например, парень, что на стадионе. Ну, пусть по хорошему, как человек волочил бы. Он сильный. А то руку, стерва, выкручивать стал. Разве ж люди так делают?

— Так ты ему за это и смазал?

— А то за что ж? Пущай помнит Митьку Рыжего. Не замай наших!

Опять хохот овладел чекистами.

— Ай да находка!.. Таких — не трогай… А интересно вызвать сюда Градополова… Пусть с «крестником» покалякает.

Он взял трубку телефона.

— Дайте стадион «Динамо»… Стадион?.. Говорит Манцев. Скажите, где Градополов… Что?.. Да не может быть?.. В Бутырской больнице?.. Хорошо… Больше ничего…

Когда Манцев повернулся к Лапину, лицо его было серьезным.

— Знаешь, медленно проговорил он… У Гра-дополова сломана челюсть.

Лапин высоко поднял брови.

— Челюсть? Чорт побери… Да как же так?.. Митька злобно усмехнулся.

— А так ему и надо. Пущай в следующий раз не выворачивает рук. Я ему хорошо подъехал под энту вот пупочку! (Он показал на угол нижней челюсти).

— Так ты, значит, знал, куда надо бить?

— А то как же? самоуверенно ответил беспризорник. Раз уж я бью в этое место — могила. Дам раза и с катушек долой!

Оба чекиста внимательно посмотрели на него.

— Та-а-ак, задумчиво проговорил Манцев и позвонил.

— Возьми этого мальчика в буфет и покорми, сколько в него влезет, сказал он вошедшему секретарю. Это — не политический, улыбнулся он в ответ на вопросительный взгляд.

Когда чекисты остались одни, Манцев с беспокойством сказал:

— Сломанная челюсть… Это значит: Градополов месяца на три вышел из строя. А тут через месяц матч с Турцией. Как быть? Градополов был нашей основной ставкой… Неужели этот шибздик — такой талант? Или просто случайность?

— А мы это проверить можем, Манцев. Давай, я его вечером свезу в «Динамо», дам доктору Полакк осмотреть, а потом к Спарре на ринг. Сразу и эыяснится — липа это, случайность или талант.

— Ну, добре. Займись, пожалуйста, этим, Лапин. Чорт его знает — может быть, и в самом, деле придется этого парнишку вместо Градополова выпустить… Возрастом только он не вышел. Раньше 18 лет — правила не разрешают на состязаниях выступать.

— Эва, не в правилах дело! Мы ему паспорт с любым годом рождения дадим! А по своему физическому развитию он много старше своих лет выглядит. Да и легчайшая категория. Я иного боюсь, товарищ Манцев. А что, если он в азарте боя въедет арбитру в зубы или даст противнику головой в живот? Что тогда? Осрамимся, ведь! Скажут: «СССР своих дикарей на интернациональные матчи выставляет»… Срам!

— Ну что ж? Надо рискнуть! Мне он показался пареньком сообразительным. Дай Спарре спец — задание. Пусть кормит этого Митьку до отвала, никуда пока не выпускает и тренирует во всю. Я думаю, из всего этого что нибудь да выйдет… А знаешь, Лапин, эта вся история сколько отдыха мне принесла! После всех наших приговоров, да процессов — Митька этот — как свежая струя.

«Дал, говорит, раза и с катушек долой»… Ха, ха, ха… Вот если бы так же и на матче с турком!.. Эх, сколько талантов у нас в русском народе есть… Раскопать бы только… Да вот, справимся с контрреволюцией — сотни Митек раскопаем!

29. Дело государственной важности

Садовский нервничал все больше и больше. После неудачи на Малаховом кургане дело дальше не двигалось. Правда, к нему все время поступали донесения его сексотов, но толку в этих донесениях было мало.

Закусив зубами папиросу так, что на худых щеках вздувались желваки, он часто пересматривал толстую папку «Тайна Адмирала» и вдумывался в каждое слово последних донесений:

Все такие сведения поступали непрерывно, но не в них крылась разгадка ребуса. Дело «Рука Адмирала» все пухло, а где то в пространстве, как оборванные нити электрических проводов, крутились звенья незамкнутой цепи: письмо, дружная компания молодежи, какой то предмет, бывший на руке памятника к исчезнувший беспризорный мальчик А над всем этим неясным призраком вставала тень погибшего Императора…

Садовский скрипел зубами и кипятился. В его распоряжении была машина невиданной в мире мощности. Блестяще налаженный аппарат слежки, доносов и террора. Но сейчас этот аппарат был бессилен.

Арестовать трех спортсменов не стоило ничего. Ну, а дальше? Ребята были крепкие: добровольно, во всяком случае, ничего не выдали бы. Даже то немногое, что они уже знают про свою тайну. Правда, в распоряжении ГПУ были средства, чтобы заставить их заговорить, но после применения этих методов — в самом лучшем случае молодых людей нужно было послать куда нибудь в конц-лагерь. А если применить меры покруче, то придется и расстрелять, ибо о существовании пыточных камер в ОГПУ никто не должен был точно знать.

Все это было ясно. Садовскому, привыкшему в своей чекистской практике применять самые жестокие меры, очень трудно было сдержаться, и теперь, в деле «Адмирала». Но он понимал, что вряд ли спортсмены уже знают все: ведь беспризорник пропал не только для ГПУ, но и для них самих. Если арестовать всех троих — нити дела будут обрезаны совсем. Если послать всех троих, в конц-лагерь — все будет кончено. Ведь исчезнувшего беспризорника с таинственным предметом можно было поймать только на крючок Шибанова и его товарищей. Да и кроме того, арестовать спортсменов — это значило бы расписаться в своей неудаче. А чувство самолюбия мешало Садовскому признаться, что до сих пор все его усилия оказались тщетными, и он споткнулся на стойком сопротивлении молодежи перед ГПУ…

Одну за другую курил Садовский крепкие папиросы, и мысли его напряженно метались в разгадках ребуса. Но чего то еще не хватало в рисунке ребуса и оставалось только ждать.

На столе зазвонил телефон,

— Алло! Ты — Садовский? Садовский узнал голос Мартона.

— Я, товарищ начальник.

— Двинь ка сюда. Есть для тебя кое что новенькое.

Через несколько минут Садовский был в кабинете латыша.

— Ну, прежде всего, рассказывай, что у тебя нового с твоей тайной.

— Нового не так чтобы много, товарищ Мартон.

Слежка установлена серьезная. Мимо наших глаз ничего не проскочит. Но пока, сведений об исчезнувшем беспризорнике никаких нет. Нужно ждать.

— Гм… Ждать? А ты уверен, что ждать есть чего? А может просто — ликвиднуть твоих ребят из Москвы, чтобы они нам больше головы не морочили?

Садовский пожал плечами.

— Да как сказать? Формально говоря — данных о важности этого дела у меня нет. Но… Что то мне говорит, что тут что то есть… Запаять ребятам По тройке или пятерке ничего не стоит… Только…⁴

— Только? Почему же ты этого не делаешь? Молодой чекист задумчиво потер небритый подбородок.

— Засадить их можно — все это элемент антисоветский… Из этих ребят, мы, конечно, никаких большевиков не сделаем. Но беда то в том, что если их посадить — это значит: отрезать все концы этой тайны…

Мартон выжидательно смотрел на своего сотрудника.

— И по моему, товарищ начальник, надо еще подождать. Данные по этому делу все прибывают. Надо все дело их руками сделать… Если же я приду к выводу, что во всем этом деле ничего важного нет — я тебе доложу, и мы их ликвиднем, как класс… Латыш одобрительно поглядел на Садовского.