Доктор Черный

— Сию минуту, возьму платок!

Дина завязала перед трюмо поверх своей панамы длинную стальную вуаль, взяла из рук Кани-Помле тонкий надушенный батист и, сунув его в кожаный модный портфельчик с русской монограммой, направилась к выходу из сада, окружавшего городскую резиденцию местного «нефтяного короля».

Когда автомобиль хорошенькой вдовушки свернул к эспланаде, у бамбукового барьера пыхтел уже целый десяток других машин с разноцветными шофёрами.

Стояло несколько колясок и кабриолетов, запряжённых крепкими косматыми пони.

Были и верховые лошади под мужскими и дамскими сёдлами. Дина с подругой вошли в свою ложу как раз в ту минуту, когда раздался сигнальный звонок и со стороны коновязей к трибунам помчались две параллельные линии всадников в костюмах, похожих на купальные, с обнажёнными руками и шеей.

— Браво, мой Билли! — не стесняясь, зааплодировала вдовушка, когда мимо трибун, перегнувшись с седла, пронёсся с молотком на длинной упругой рукоятке маленький смуглый брюнет с курчавой обнажённой головой и выпуклыми мышцами, резко обрисованными тонкой обтяжной фуфайкой.

Маленький брюнет на скаку успел обернуться, чтобы ответить на приветствие, и тотчас, очутившись чуть не под брюхом у метнувшегося в сторону пони, быстрым, как молния, движением отослал подвернувшийся под его молоток мяч.

Несколько противников сразу бросились отбивать добычу.

Пони с их истёрзанными шпорами боками производили самое жалкое впечатление, но головоломные штуки беснующейся в сёдлах молодёжи невольно увлекали Дину, тем более что большинство этих полуголых акробатов она уже встречала в гостиных затянутыми в мундиры с погонами лейтенантов и капитанов королевской армии.

В первом же антракте ложа хорошеньких приятельниц наполнилась визитёрами.

Явился французский коммерческий агент, добрый старик с военной выправкой и седой «буланжисткой».

Младший Саммерс, недавно прибывший из Лондона, где он кончил юридический факультет, пришёл засвидетельствовать своё почтение и передать приветствие старшего брата-офицера, присланное тем из Сан-Франциско новой знакомой, которая, очевидно, успела за несколько дней, проведённых с ней вместе в Батавии, оставить кое-какие следы в сердце корректного лейтенанта.

Его сестра, сухая высокая блондинка с поблекшей кожей и большими водянистыми глазами, затянутая, несмотря на жару, в чёрное платье с высоким воротником, ласково покивав Дине головой из своей ложи, обернулась к своим посетителям.

Победители и побеждённые, разминая усталые ноги, плелись от коновязей также к ложам.

— Скажите откровенно, m-lle, какое впечатление на вас производят эти эволюции? — обратился к Дине француз-агент, презрительно щурясь на усталые сгорбленные фигуры спортсменов, направлявшихся к трибунам.

— Скажу откровенно: не совсем приятное. Это какое-то истязание животных. Хотя, безусловно, игра увлекательна.

— Пхэ!.. — выпустил француз. — Нужно иметь проволочные нервы, чтобы находить удовольствие в таких зрелищах. Я понимаю кавалерийские упражнения, ну, хотя бы наших зуавов или русских казаков. Там весь центр тяжести в ловкости всадника, а здесь всё зависит от несчастного истёрзанного пони. Ведь на войне все эти фокусы всё равно не понадобятся… Я не понимаю, как не запретят этим голым извергам шпоры!

— Ну, не скажите, генерал, — вступился молодой юрист. — Ничто так не развивает именно всадника, как поло. Сохранять равновесие и верность прицела на скаку да при упругой ручке молотка — для этого надо стать одним целым с лошадью… Я подозреваю, что в вас говорит маленькая зависть.

— Кому? В чём?

— Нашей нации, далеко опередившей все другие по части спорта.

— Ну уж, прошу извинить. Если в чём вы опередили нас, так это в самомнении. А в области спорта… Кто создал автомобиль, позвольте спросить? Кому человечество обязано развитием авиации? Господин Райт до сих пор возится со своим двухэтажным домом, а настоящая механическая птица, которой принадлежит будущее, — моноплан — родилась во Франции… Да вот погодите до осени. Здесь же, с этих трибун, будем наблюдать, за кем окажется первенство в области царя всех спортов.

— Состязания будут в сентябре? — спросила вдовушка.

— Должны быть, по крайней мере. Наш клуб занят уже организацией. Мы привлекаем представителей всех наций. Предполагаем начать в первых числах сентября… Хотя это будет, конечно, зависеть…

— От чего?

— Да всё от того же, чем теперь заняты все и каждый. Вы знаете, в туземных кварталах эпидемия усиливается, а из Бомбея и с запада идут самые неутешительные вести.

— От чего угодно хочу умереть, только не от чумы! — боязливо поёживалась миссис Понсонби.

— Гм… Я думаю, у всех смертей один вкус. Пока оснований особо тревожиться нет… Весьма возможно, что после дождливого времени эпидемия утихнет. В Европе тоже начинают прислушиваться к тому, что у нас делается… Да вот, кстати, вам новый пример, кто идёт впереди в области хотя бы науки. И «Таймс», и «Берлинер Тагеблат», и «Новое время» полны самых тревожных телеграмм, а ознакомиться с развитием эпидемии заблаговременно пока озаботилась опять-таки одна лишь Франция. Третьего дня прибыла экспедиция во главе с профессором Нуаром.

— Мне уже Мери сообщала о вашем профессоре, генерал… По её словам, это какая-то таинственная личность.

— Почему же таинственная? Нуар одно из самых популярных имён не только во Франции, но и всюду за границей.

— Бактериолог?

— Нет. Его специальность психиатрия. Он читает в Сальнетриере. Но его поставили во главе экспедиции потому, что он долго жил в Индии и близко знаком с бытом туземцев. А в борьбе с эпидемией, где санитарные требования ежеминутно сталкиваются с суевериями и обычаями фанатичнейших племён, это знакомство сильнее и нужнее микроскопа. Впрочем, профессор известен в самых различных отраслях медицины.

— Вы забыли маленькую подробность, генерал, — вежливо, но ехидно вставил молодой Саммерс.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, что вчера сообщалось в вечерней газете и что вы, очевидно, нечаянно пропустили…

— Именно?

— Именно то, что представитель постоянно идущей впереди всех и вся нации в действительности по рождению имеет с ней весьма мало общего.

— Что за вздор!

— Благоволите заглянуть в вечернюю газету. Там есть биография всех членов экспедиции. Подробностей нет, но сказано прямо, что профессор по рождению… соотечественник мисс Смит, — галантно поклонился юрист в сторону Дины.

— В самом деле? — заинтересовалась та. — В таком случае я заинтригована вашей знаменитостью не хуже Мери.

— Ваше любопытство весьма легко удовлетворить. Профессор — старинный знакомый моей сестры. Если не ошибаюсь, он в данную минуту как раз в её ложе… Но что с вами, мисс?.. Вы страшно побледнели.

— Нет! Меня, просто испугало неожиданное сходство… Да нет, не может быть… Но каким образом он здесь?

Из ложи леди Саммерс на Дину пристально глядело из-под белой английской каски знакомое некрасивое, угрюмое, умное лицо.

Молодой человек поднялся с места, горбя своё сутулое тело, на котором, словно на вешалке, болтался чесучовый костюм, и направился к выходу из ложи. Через минуту его высокая унылая фигура показалась у дверей ложи миссис Понсонби.

— Дорн? Каким образом вы здесь? Или это не вы… я глазам не верю! — не могла прийти в себя от изумления Дина.

Угрюмый студент осклабил своё поблекшее лицо в улыбку и ответил спокойно:

— Да. Это я. Я вас сразу узнал. Вы загорели. Вам идёт.

— Но что вы делаете здесь, в Бенаресе?

— Ничего особенного. Только что приехал в качестве санитара и внештатного лаборанта французской экспедиции.

— Но как вы в неё попали? — настаивала Дина, не выпуская руки своего петербургского приятеля и забывая от изумления даже представить его своим собеседникам.

— Весьма просто. Меня устроил профессор Нуар.

— А вы с ним знакомы?

Студент усмехнулся.

— Не только я, но, насколько мне помнится, и вы… Да вот он сам хочет засвидетельствовать вам своё почтение.