Том 1. В дебрях Индии (с илл.)

Одним словом, все заставляло предполагать, что маленький отряд неминуемо станет объектом поисков, и одного этого факта будет уже достаточно для того, чтобы понять важность миссии, которую взял на себя Сердар, готовый без колебаний пожертвовать для нее своей жизнью и жизнью своих товарищей.

Они были под стенами осажденного Нана-Сахибом Лакхнау, этого последнего оплота англичан в Бенгалии, когда однажды вечером в палатку Срахданы вошел сиркар [7] и передал ему листок высохшего лотоса, на котором были начертаны какие-то знаки, понятые, вероятно, Сердаром, так как он немедленно встал и, не говоря ни слова, вышел вслед за посланным.

Два часа спустя он вернулся обратно, озабоченный и задумчивый, и заперся вместе с Нариндрой, чтобы приготовиться к отъезду. На рассвете он отправился к Бобу, командовавшему отрядом артиллерии, и хотел проститься с ним, однако тот воскликнул: не клялись ли мы друг другу никогда не расставаться и делить вместе горе, тяготы, опасности, радости и удовольствия? И вот Фред нарушает данное слово, хочет один заниматься своим делом, но Боб не понимает этого, он последует за ним против его желания, раз это нужно. К тому же присутствие его у Лакхнау, который Нана решил погубить голодом, не нужно… В туземном лагере и без него есть достаточное количество европейских офицеров, которые с радостью готовы заменить его.

Грубый по натуре, но способный на преданность, доходящую до самозабвения, янки привязался к Фреду всей душой и страдал, видя, что ему не отвечают тем же.

Когда он с разгоревшимся лицом, заикаясь почти на каждом слове под влиянием сильного волнения, закончил бесконечный ряд своих доводов, Фред протянул ему руку и ласково сказал:

— Мой милый Боб, я подвергаю свою жизнь опасности из-за двух весьма важных вещей; на мне лежит две обязанности — долга и мести, для исполнения которых я ждал благоприятной минуты в течение целых двадцати лет. Я не имею права рисковать в этом случае твоей жизнью.

— Я отдаю ее тебе, — с жаром прервал его янки. — Я привык сражаться рядом с тобой и жить твоей жизнью. Скажи, что я буду делать без тебя?

— Будь по-твоему… Едем вместе и будем по-прежнему делить с тобой плохое и хорошее. Поклянись мне только, что ты ни при каких обстоятельствах не спросишь меня ни о чем до той минуты, когда мне позволено будет открыть тебе тайну, которая принадлежит не одному мне, и объяснить тебе причины, руководящие моими поступками.

Боб хотел лишь сопровождать своего друга и ничего больше не желал. Какое ему было дело до причин, побуждавших его действовать таким образом? Он весело дал Фреду требуемое от него слово и тотчас же побежал готовиться к отъезду.

Это было в то время, когда они расстались с маленьким отрядом маратхов, который форсированным маршем отправился к Гатским горам на Малабарском берегу, чтобы сбить с толку шпионов полковника Лоуренса и ввести англичан в заблуждение относительно своих настоящих намерений.

Маратхи, находившиеся под начальством Будры-Велладжа, назначенного Великим Моголом Дели субадаром [8] Декана, скрылись в пещерах Карли, близ знаменитых подземелий Эллора, и ждали того часа, когда наступит время играть предназначенную им роль. Маленький же отряд, который мы встретили вблизи озера Пантер на вершине Соманта-Кунта, направился к Цейлону под предводительством Сердара, который повел его через непроходимые леса Траванкора и Малайялама.

Он так искусно управлял своей экспедицией, что они добрались до самого сердца Цейлона, а между тем англичане вовсе не подозревали о приближении своих самых смертельных и ловких врагов.

План Сердара — наше положение повествователя позволяет нам, несмотря на молчание последнего, до некоторой степени открыть его — был в той же мере грандиозен, в какой и патриотичен. Гениальный авантюрист мечтал отомстить от лица Дюплекса [9] и Франции англичанам за все их измены и, восстановив французское владычество в Индии, прогнать оттуда ее притеснителей. Восстала пока одна только Бенгалия, но стоило всем южным провинциям, входившим в состав прежнего Декана, последовать примеру их северных братьев — и британскому владычеству наступил бы конец. Ничего не было легче, чем добиться этого, поскольку французы оставили в сердцах всех индусов восточной части полуострова такие воспоминания, что стоило дать малейший знак из Пондишери, и все они как один восстали бы и изменили красным мундирам. Все раджи и потомки царственных семейств, опрошенные втайне, дали слово стать во главе восстания, как только им пришлют несколько французских офицеров с трехцветным знаменем для управления их войсками.

Однако в силу утвердившихся дружеских отношений между Францией и Англией трудно было ожидать, что губернатор Пондишери исполнит желание, выраженное раджами Юга, и примет участие в общей стычке. Но вопрос этот мало смущал Сердара.

Этот удивительный человек — не какой-нибудь выдуманный нами миф, но действительно существовавшая личность. Ему не хватило лишь малого, чтобы вернуть Франции эту чудесную страну; он составил смелый план, по которому власть в Пондишери на сорок восемь часов переходила в его руки. Этого короткого срока было совершенно достаточно для того, чтобы поднять восстание и взорвать корабль, спешивший в Индию с сокровищами Альбиона.

Истощенная войной с Крымом, не имея лишних войск в Европе и располагая всего четырьмя тысячами солдат в Калькутте для подавления восстания в Бенгалии, Англия в течение семимесячной смуты не нашла возможности послать подкрепления горсти солдат, преимущественно ирландцев, которые бились исключительно за честь своего знамени, без всякой надежды победить двести тысяч сипаев старой армии Индии, восставших по одному слову Нана-Сахиба. Союз Юга с Севером должен был нанести окончательное поражение, и было очевидно всем и каждому, что англичане, изгнанные из трех портов — Калькутты, Бомбея и Мадраса, которые одни только еще держались на их стороне, должны были навсегда отказаться от мысли завоевать обратно Индию, на этот раз безусловно потерянную для них.

Три парохода, которые собирались войти сегодня утром в порт Пуант-де-Галль всего на каких-нибудь двадцать четыре часа, чтобы возобновить запас угля и провизии, привезли с собой не более тысячи восьмисот солдат; но англичане в то же время пригласили с ними лучшего своего офицера, генерала Хейвлока, своего крымского героя, который собирался с помощью этого небольшого отряда снять осаду с Лакхнау и сдерживать натиск бунтовщиков в ожидании более сильных подкреплений.

Нана-Сахиб и Сердар, хорошо осведомленные об этом, проводили между собой очень длинные и секретные совещания; они не скрывали от себя, что английский генерал, прославившийся своей смелостью и искусством, мог с помощью гарнизонов Мадраса и Калькутты выставить около шести тысяч солдат старой линейной армии и что сипаи, несмотря на превосходство своих сил, не устоят в открытом поле против мужества и дисциплины европейских солдат.

Нана только сейчас понял, какую ошибку они сделали, не предприняв на другой же день после начавшейся революции осаду Мадраса и Калькутты, как это советовал ему Сердар; но теперь было уже поздно, так как эти города были в настоящее время хорошо укреплены и могли несколько месяцев противостоять осаде. В это самое время Сердар и составил свой смелый план похищения генерала Хейвлока, который один только был в силах вести предполагаемую кампанию.

При мысли о возможности захватить в свои руки английского генерала по лицу Сердара пробегала странная улыбка, в которой опытный наблюдатель сразу уловил бы глубоко скрытое чувство личной ненависти. Однако эта улыбка мелькала, как мимолетная молния, и вряд ли можно было бы основывать какое-либо предположение на этом факте, не появляйся всякий раз, когда произносилось имя Хейвлока, то же самое характерное выражение, которое на несколько секунд искажало его обычно спокойное и серьезное лицо.