Дар страны Мидос (СИ)

Как отрок смышленый, Макар вполне понимал смысл глубоко научных выступлений бескорыстных умниц-реформаторов по телевизору; если переводить их на русский язык, получалось просто: «Обогащайся! Не можешь — сдохни! Кто смел, тот и съел! Меньше народу — больше кислороду».

Макар видел, как банкротятся и растаскиваются на куски в родном городе мощные заводы. Как зарплату работникам новые хозяева — «эффективные управленцы» — платят раз в полгода, как особую милость, или когда отстрел очередного такого управленца заставляет остальных перекреститься и вспомнить на секундочку о заповедях божьих.

Еще Макар запомнил одно телевыступление Гаранта Конституции, тот заявил: деньги бюджетникам в регионы мы давно, понимаешь, направили, а куда они по дороге подевались — бог его знает!

Мать, которая и есть тот бюджетник, в ответ усмехалась и ругалась. А отец строго ее одергивал: мол, что у президента более важных дел что ли нет. Навязались всей страной на его голову…

Многие пацаны со двора, те, что постарше, — кто сидит, кто уже вернулся, кто опять сидит. Другие пытаются работать — кто где смог пристроиться. Оставшиеся ищут, куда бы пристроиться, или просто пьют.

Те, кто был в школе поумнее, поступают в институты. Институтов — настоящих, с советских времен — в городе два: политехнический и педагогический. Оба в одночасье стали университетами (хватит лаптем щи хлебать!). Выпускники этих университетов, как правило, по специальности работать не идут (а куда? в школу или на завод? психиатра на медосмотре вроде все успешно прошли). Остается крутиться, дергаться, знакомых тормошить — город-то не очень большой, на приличное место, где деньги платят, без блата не устроишься.

Вот и весь расклад.

И тут — наука!.. Куда с ней? Всю жизнь ботаником без штанов ходить…

Другое дело — если в Москве остаться… Вырваться, так сказать, в другое измерение. Но уж больно это нереально…

Так Макар стал генетиком.

За годы учебы в Москве он: а) повзрослел; б) научился жить самостоятельно; в) женился и развелся; г) получил хорошие знания.

И хотя Макар, и впрямь, стал отчасти ботаником (ну где-то, по-обывательски говоря, — недалеко) — слово это никак не вязалось с его мужественным и совсем не печальным образом.

Окружающий мир видел в нем рослого подвижного брюнета, вполне атлетичного сложения, с живой самодовольной физиономией, цепким мышлением и сильным темпераментом. По фактуре, обаянию и манере держаться его скорее можно было принять за выпускника театрального института, нежели естественнонаучного.

Дальше, по закону, — учись он в каком-нибудь вузе попроще — его ждало бы горячее воинское приветствие Российской Армии. Но Институт Генетики издревле пользовался надежным службозаменителем в виде военной кафедры; и все пять лет Макар, вместе с однокашниками, твердым строевым шагом маршировал прочь от казарм, плацев и оружейных комнат, а в еще большей степени — от лопат, ломов, метел и половых тряпок.

В общем, стал Макар офицером запаса, иначе говоря — «пиджаком».

С работой ему сразу подфартило. Еще до защиты диплома он — один из лучших на курсе — получил приглашение на работу в крупнейшую научно-производственную компанию на отечественном рынке. В исследовательском корпусе на Большой Семеновской улице, у метро «Электрозаводская», в должности главного специалиста 6-й лаборатории он и трудился до недавнего времени.

Подробности его профессиональных занятий здесь ни к чему; сфера эта настолько специфична, что сформулировать даже тему работы современного генетика нормальным русским языком невозможно.

Когда Макар, в один из наездов домой, по просьбе матери: «расскажи о своей работе, сынок», начал, одев на нос ее очки, серьезно объяснять принцип маргинотомии в матричном синтезе полинуклеотидов, который заключается в том, что ДНК-полимераза не в состоянии полностью реплицировать линейную матрицу… — мама не выдержала… Посмеялись, и больше она таких вопросов не задавала.

Отец был прав, ученым Макар оказался деятельным, плодовитым на идею и результат. Публиковал, сначала в соавторстве с маститыми, а потом самостоятельно труды в российских и зарубежных специализированных журналах. Защитил кандидатскую.

Что касается хлеба насущного, то и тут Бережной-старший не ошибся. Жалование Макара, как специалиста востребованной на рынке компании, было, по российским меркам, вполне приличное. Собственное жилье в Москве он, конечно, позволить себе не мог, но снимал вполне комфортную квартиру на Волгоградском проспекте.

Вобщем, жизнь его прочитывалась наперед, и угадывалось в ней плавное движение к успеху и достатку без резких толчков и колебаний…

Звонок раздался несколько месяцев назад.

3

Беспокоил некий мистер Донахью Брэд из Колумбийского института иммунологии и генной терапии, штат Южная Каролина. Да какой некий! Светило науки всемирно известный. Макар аж напрягся весь, как охотничий пес.

Довольно глухим, бесцветным голосом Брэд расхвалил мистера Бережного в пух и прах. Мол, опубликованные им работы по своей глубине выгодно отличаются от многих прочих. Особо американец отметил материал в журнале «Actual genetic problems».

Макар сносно владел английским, и разговор сам собой перетек в научный коллоквиум.

В конце концов, мистер Брэд спохватился, «ах да, кстати!», и рассказал-таки, зачем же он, собственно, звонил. Институт их открывает новый исследовательский центр во Флориде, недалеко от Майами. Ему поручено возглавить его и набрать штат квалифицированных сотрудников, одним из коих он и считает уважаемого мистера Бережного…

Макар, конечно, еще в начале разговора заподозрил, что просто так, от нечего делать, такой крутой мэн такому маленькому человечишке как он звонить не будет. Но, думал: может мелочь какая приятная… А тут!..

И сразу — бальзам на воспаленное честолюбие. Восторг на грани экстаза, аж мелко потрясывает. Авторитетнейший институт приглашает его на работу! Да еще сам Донахью Брэд звонит ему лично! Об этом Макар даже во сне не помышлял. По крайней мере, когда снилось не далекое будущее.

«— Сенкью вери мач, мистер Брэд!.. Э…это не шутка?.. О, да-да, извините. Но это все так неожиданно. Мне необходимо подумать, посоветоваться…

— О, конечно-конечно, подумайте… Относительно этической стороны вопроса можете не беспокоиться. Мы все уладим с вашим руководством.

— …Ну, что ж, тогда в целом скорее йес, чем ноу, мистер Брэд!»

Потом была еще серия переговоров — уже с ассистентами и менеджерами.

«…Для начала мы предлагаем вам двухгодичный контракт. Восемьдесят тысяч долларов в год. Сорри, но пока больше не можем. Однако, наши исследования имеют хорошие перспективы. При обоюдном желании мы продолжим работу. Разумеется, с повышенным жалованием…»

Грань возможной шутки закончилась, когда Макар получил официальное приглашение из США, рабочую визу в посольстве. На его имя был забронирован и оплачен билет до Майами.

Реакция коллег в лаборатории была неоднозначной. Кто-то поздравлял, кто-то завидовал, кто-то предостерегал. Но, в конце концов — не он первый, не он последний. Все понимали, что от таких заманчивых предложений сложно отказываться — сколько бы ни говорили о патриотизме и аморальности утечки мозгов. По крайней мере те, кого он считал своими друзьями, искренне пожелали ему удачи. С обязательным условием про них не забывать.

4

Океан падал навстречу.

Расстояние до его блестевшей в первых лучах солнца водной глади, которая в момент удара нальется бетонной твердостью, неумолимо таяло.

Пассажиры самолета погрузились в предсмертный шок. Кто-то орал, выл, звал на помощь, кто-то причитал, молился, кто-то кого-то успокаивал, некоторые просто впали в ступор.

Стюардесса из угла салона, плача, призывала всех к спокойствию. Строгая дама у иллюминатора, закрыв глаза, что-то шептала. Марина, переставшая кричать, не сводила полных ужаса глаз с Макара. Он стискивал ее руку и нервно повторял: «Все будет хорошо…»