Пропавший крейсер

Через полчаса, когда кто-то из прислуги заглянул в квартиру Элен Олдингтон, хозяйка была мертва: заколота ножом для разрезания бумаги. На письменном столе лежал пистолет моего брата, здесь же, в комнате, обнаружили и его шляпу. Поскольку было известно, в каком состоянии он явился для решительного объяснения со своей невестой, к тому же прислуга слышала, громкую перебранку, вина Томаса не вызывала сомнения. Арест не заставил бы себя ждать, если бы Томас пошел к себе домой. Но он, в полнейшем отчаянии, бросился к своему другу капитану Финли. Вечерние газеты уже сообщили об убийстве. Слава богу, капитан не поверил, что Томас способен на такое преступление, и помог ему пробраться под чужим именем на военный самолет, направляющийся в Грецию. Военный трибунал заочно осудил брата; он был лишен воинского звания, изгнан из рядов армии и приговорен к смертной казни… Последнее письмо от него мы получили более полутора лет назад. Отсюда, из Пирея, он сообщил, что, по всей вероятности, вступит в Иностранный легион. Наша несчастная мать не вынесла такого удара, и я остался сиротой. Поступил на службу в пароходное агентство…

– Я же говорил, что ты не похож на слесаря, – негромко вставил Ржавый.

– Месяца два назад меня неожиданно пригласил к себе весьма высокопоставленный джентльмен – контр-адмирал в отставке и, насколько мне известно, директор крупнейшего военного завода Британии. Он спрашивал, не сохранились ли у нас какие-либо чертежи брата. Я ответил, что среди бумаг Томаса чертежей мы не обнаружили – он либо уничтожил их, либо взял с собой. Дальше, со слов контр-адмирала, выяснилось, что изобретение, аналогичное тому, на какое делал заявку мой брат, оказалось неудачным. Изобретатель – человек в высшей степени порядочный и несправедливо заподозренный Томасом в бесчестном похищении его идеи, – видимо, где-то допустил ошибку в своих расчетах, и все попытки усовершенствовать модель оказались неудачными. А между тем изобретение это, заметил контр-адмирал, сулит переворот в военной технике, и весьма вероятно, что замысел брата был верным. «Конечно, на совести Томаса Ливена тяжкие грехи: он обвинил в плагиате коллегу, который по чистой случайности натолкнулся на сходную идею, и лишил невесту жизни, однако это не исключает возможности нашего сотрудничества, – сказал контр-адмирал. – Похоже, Томас Ливен в своих исследованиях был на правильном пути, а в таком случае он мог бы нам помочь. Если он продал свое изобретение другой державе, то в наших интересах также приобрести у него чертежи. Если изобретение по-прежнему у него в руках, то для нас тем более важно завладеть им первыми. Преступления Томаса Ливена наше ведомство ни в коей мере не интересуют. А вот за его изобретение, если оно окажется результативным, я готов заплатить пятьдесят тысяч фунтов. По величине суммы можете судить, какое значение мы придаем работе вашего брата. Кроме того, даю честное слово и письменную гарантию, что судебное дело против Ливена будет приостановлено на время его пребывания в Англии в связи с работой над изобретением. Если результат исследований окажется успешным, мы приобретаем патент за пятьдесят тысяч фунтов; в случае неудачи Томас Ливен вновь сможет беспрепятственно отбыть за границу. Не стану у вас допытываться, – добавил контр-адмирал, – однако же допускаю возможность, что вам известно местопребывание брата. Мне кажется, предложенная нами баснословная сумма стоит того, что бы вы попытались его разыскать. Пожалуй, разумнее всего будет вам лично постараться уговорить его восстановить чертежи по памяти. В том случае, если он их действительно уничтожил… Знаю, что вы не располагаете средствами, поэтому ассигную вам пятьсот фунтов на дорогу к брату: если потребуется, поезжайте хоть в Южную Америку, хоть в Австралию».

Ржавый долго молчал, обдумывая услышанное.

– Чуть что хвататься за нож – этого я не одобряю, – произнес он наконец. – Отколошматил бы бабенку, и дело с концом. Ну да эти изобретатели все без царя в голове и воображают, будто другому до их идей ни в жизнь не додуматься… Выходит, ты получил для брата такую бумагу, которая разрешит ему свободный въезд и выезд из Англии, пока он работает над своим изобретением?

– Вот она, – сказал Малец, протягивая ему заветный документ.

– Гм… любопытно…

– Уважаемый Ржавый, на вас… то есть на тебя у меня вся надежда. Мне во что бы то ни стало надо отыскать брата. Подумать только: бедняга мыкается где-то на чужбине, а мог бы жить в довольстве и счастье, если бы продал Британии свое изобретение!

– С чего тебе вздумалось обратиться именно ко мне?

– Говорили, будто бы ты служил в Легионе.

– Я действительно служил в Легионе, приятель. Перед тобой одни из немногих счастливчиков, кому подфартило сделать оттуда ноги. Если твой братец завербовался в Легион, то ты можешь со спокойной совестью поворачивать обратно в Лондон. Из Легиона раньше чем через пять лет никому не вырваться – ни за деньги, ни хитростью, ни мольбами. А человек ведь не железный… Выдержать такой срок куда как нелегко!

– Мне бы хоть узнать… правда ли, что он в Легионе?

– Ну, что ж… Это я, может быть, и смогу разузнать. Пойдем-ка к Фараону, уж у него-то должны быть такие сведения.

Приятели отправились к упомянутому лицу. Неопрятный, лысый, с крючковатым носом человек никак не оправдывал своего прозвища. Фараон обитал в порту, в сколоченной из досок конуре, украшенной французским гербом и табличкой со следующей надписью:

Смысл надписи расшифровывался примерно так: дощатая будка есть не что иное, как французское бюро путешествий, где желающий может получить необходимую информацию. Обстановка «бюро» состояла из обитого кожей дивана и бутылки с выпивкой; внутри, кроме Фараона, возлежащего на диване, и несметных полчищ мух, не было ни души.

– Добрый день! – учтиво поздоровались посетители.

– Дверь закрой снаружи! – рявкнул Фараон.

– Заткнись, мы по делу! – укоризненно ответил Ржавый. – У тебя есть шанс заработать пять драхм.

– Плевать я хотел на заработки. Сказано тебе было в прошлый раз, что с контрабандой я завязал. Ты имеешь дело с французским государственным служащим.

– При чем тут контрабанда, придурок! Я привел тебе надежного клиента. Ты не смотри, что он такой хлипкий на вид: парень только сегодня из каталажки, два года отсидел за то, что пощекотал ножиком капитана фрегата. Он хочет навести справки о своем брате.

Французский государственный служащий сделал попытку приподняться на своем ложе, дабы взглянуть на юношу.

– Не сочтите за обиду, – учтиво обратился он к молодому человеку, – у меня нет оснований сомневаться в вашей честности, но два года каторги еще не гарантия, что вы и впрямь захотите расстаться с пятью драхмами.

– Я готов расплатиться заранее. – Парень поспешно вытащил деньги.

– Что вы хотели бы узнать? – поинтересовался Фараон, ковыряя в зубах кончиком ножа.

– У меня есть основания полагать, что в прошлом году один англичанин, некий Томас Ливен, записался здесь во Французский Иностранный легион. Хотелось бы выяснить поточнее.

– Нет ничего проще: сейчас посмотрим в архиве.

Фараон не спеша опустился на колени, затем его руки и голова полностью скрылись под диваном, где и хранился «архив».

Фараон в свое время отслужил пять лет в Легионе, а после того как уволился, ему предложили ответственную должность в пирейском порту. Если кто-либо обращался во французское посольство с просьбой, принять его в Легион, добровольцу отвечали, что вербовать легионеров на территории Греции французы не имеют права, но если уж ему позарез этого хочется, он может получить подорожные и самостоятельно добраться до Джибути, где размещен Легион. Ну а до отплытия парохода о нем позаботится французский государственный служащий, под опекой которого находятся люди, попавшие в бедственное положение. Этим служащим и был Фараон.