Бабье лето медвежатника

Пенкрофт запер шкаф на ключ и постучал.

– Привет вам, Вандрамас, Прентин, Монтагезза, окаянный Бернс или хоть самолично император Максимилиан! У меня в руках два револьвера!

Послышался какой-то щелчок. Должно быть, старомодный пистолет, где перед выстрелом взводят курок.

– Не вздумайте стрелять вслепую!

– Кто говорит?

– Вальтер… А вы кто такой?… – растерянно спросил он. – Я открою дверцу, а вы поднимите руки и выходите.

Из шкафа вышел миниатюрный ковбой. Сущий ребенок!

Глава девятая

1

– Я Дик Стивенсон.

Хорошо хоть успел вовремя представиться!

На вид мальчонке было самое большее лет двенадцать. Он медленно снял палец с курка и опустил руку. Затем сунул в кобуру свой старинный двуствольный пистолет. Мальчуган был очень хорош собой – голубоглазый, с живыми чертами лица. В своем огромном сомбреро он был похож на гигантский оживший гриб из мультфильма.

– Если бы вы не назвали себя, я бы мигом вас уложил!

– В таком случае радуюсь своей удаче, мистер Стивенсон, – учтиво ответил Пенкрофт, которому мальчонка нравился все больше. – Хотя, если вы прячетесь в чужом шкафу, а хозяин не спешит вам представиться, это еще не причина, чтобы приканчивать его.

– Я в этих церемониях не разбираюсь, – пожал плечами мальчик и большим пальцем, на манер взрослых ковбоев, сдвинул со лба сомбреро. Заложил руки в карманы и принялся расхаживать по комнате. Кожаные штаны с бахромой, мягкие замшевые полусапожки, расшитая куртка с золочеными пуговицами на манжетах, клетчатая рубашка с желтым галстуком… словом, образцовый ковбой. – Только не думайте, будто бы я так уж рисковал. Я проделал дырочку в шкафу и целился вам прямо в голову. Вы меня не видели, сеньор, а сами были у меня под прицелом.

Потрясенный Пенкрофт бросился к шкафу: действительно, в дверце виднелся глазок. Стыд и позор, ведь мальчишка запросто мог его ухлопать!

– Спасибо, что сжалились надо мной, сеньор Стивенсон!

– Какой смысл убивать попусту? Это не я придумал, один мой приятель так говорит, он контрабандой промышляет, текилу провозит в Мексику. По-моему, здорово сказано, правда ведь?

– По-моему, тоже. Позвольте угостить вас колбасой?

– Спасибо, не откажусь.

Они сели за стол. Дик Стивенсон вытащил из кармана складной ножик сантиметров в тридцать пять и откромсал себе здоровущий кусок колбасы.

– Спиртное пьете?

– Пью! – сказал, как отрезал, юный ковбой, однако покраснел до корней волос.

Видно было, что паренек спиртного даже не нюхал и соврал, чтобы не ударить в грязь лицом. Пенкрофт, однако же, сохраняя серьезность, плеснул ему глоток текилы.

– Вы не обидитесь, если я предложу вам выпить на брудершафт? – Он потянулся своим стаканчиком к компаньону. Тот сразу же поставил свою рюмку на стол, возмущенно фыркнул, и его темно-голубые глаза сверкнули гневом.

– Карамба! Да знаете ли вы, что моя мать ведет свой род от инфанты Паранна ди Костальдо эль Меркуито?! Я не пью на брудершафт с гринго, зарубите себе на носу, сеньор!

– Прошу прощения… – пробормотал посрамленный Пенкрофт. – Почем мне знать, с кем я сижу за столом? Меня сбило с толку то обстоятельство, что вы не погнушались вздремнуть у меня в шкафу, затем назвались Диком Стивенсоном и согласились принять мое скромное угощение…

– Я лично ничего не имею против гринго, но ведь происхождение обязывает. Вы – человек достойный, и все же вам следовало бы помнить, кем является моя матушка.

– Да-да… вы совершенно правы, сеньор. Только ведь всего не упомнишь… Позвольте поинтересоваться… а кто ваш отец?

– Шутить изволите, сеньор? – Паренек схватился за пистолет.

– Помилуйте, что вы!.. Как же, как же… я наслышан о гидальго Стивенсоне… – И, поскольку глаза Дика по-прежнему метали молнии, тотчас поправился: – О маркизе Стивенсоне.

– Мой отец вовсе не маркиз.

– Так кто же он?

– Вы. И не притворяйтесь, будто сами об этом не знаете. Я никогда не стыдился быть сыном гринго. Среди них немало порядочных людей. Взять, к примеру, того же Вашингтона или Эдисона… А позавчера мы проходили Бенджамина Франклина… От таких граждан даже Мексика не отказалась бы! – И он залпом опрокинул текилу. После чего застыл недвижно, чтобы, не дай Бог, не поперхнуться. Крепчайший напиток обжег горло, на глазах у мальчишки выступили слезы.

– Сразу видно бывалого человека! – уважительно заметил Пенкрофт, придя в себя от удивления. – Не моргнув глазом отправлять в себя этакую отраву… Молодцом!

Слабо улыбнувшись, паренек пожал плечами. Заговорить он все еще не решался, боясь, что кашель прорвется. Но держался мужественно. Кремень, а не мальчишка! Неужто и вправду он сын Бенджамина Вальтера? Хм… нос вроде бы похож, и в чертах лица есть что-то общее… Впрочем, не во внешнем сходстве дело. Ну что за кретин этот Вальтер: ради жалких денег отказаться от такого прекрасного сына! Господи, да если бы Мэг в свое время подарила ему ребенка, разве бы он сбежал из дому? Да ни в жисть! Ему бы и в голову не лезли такие дурацкие мысли: чего, мол, сидеть в тепле и уюте, ежели тебе пришла охота шляться по улицам среди ночи под дождем? Грел бы ребеночку воду для купания и чувствовал себя на седьмом небе от счастья! Но вот не сложилось…

Судьбе было угодно благословить Мэг во втором браке. И в результате у Мэг есть ребенок, а у него нет.

– Очень рад, сеньор, что наше родство установлено, однако славная родословная вашей матери ни в коей мере не оправдывает вашего ко мне пренебрежения.

– Что-то я вас не понимаю, – ответил юный ковбой. Щеки у него раскраснелись, глаза блестели – залюбуешься.

– Я имел в виду вот что. Если ваша матушка сочла меня подходящим на роль вашего отца, тогда чего же вы так заноситесь передо мною? Выходит, отпрыском моим быть можно, а обращаться к отцу на «ты» зазорно? Этот вопрос мы должны обсудить досконально. Дух столь почитаемых вами, сеньор, Вашингтона, Эдисона и Бенджамина Франклина прямо-таки взывает ко мне, требуя возмутиться вашим пренебрежительным отношением, пусть даже я не считаю себя вам ровней.

– Ничего не понимаю!

– Не беда, сынок, в здешних краях это принятый способ общения. Я и сам от него страдаю…

Паренек слушал, негромко насвистывая, глаза у него под воздействием алкоголя пошли враскос.

– Разве вы не знаете, молодой человек, – попытался упростить свою речь Пенкрофт, – что ребенок должен уважать своего отца?

– Знаю. Но отец должен уважать мать своего ребенка.

Что ответишь на это дерзкому мальчишке, тем более что тот, к сожалению, прав? Пришлось опрокинуть еще рюмку текилы, а когда паренек тоже протянул свою, Пенкрофт убрал бутылку со стола.

– Хватит, сеньор, с алкоголем на сегодня завязываем. Вот вы мне лучше скажите: вы не уважаете меня, потому что я гринго или потому что я не выказывал должного уважения вашей досточтимой матушке?

– Я не люблю вас, потому что за двенадцать лет вы ни разу не удосужились проведать меня. А мама, когда думала, будто я сплю, и разговаривала с другими, повторяла: тот, кто не интересуется своим ребенком, вовсе даже и не мужчина.

Не в бровь, а в глаз! Жаль, что Бенджамин Вальтер, гнусный мерзавец, не слышит этих слов!

– В таком случае, сеньор, за что вы удостоили меня чести поспать в моем шкафу?

– Хотелось посмотреть, какой вы.

– Только поэтому?

– А потом… все вокруг только и говорят, что сейчас место каждого мужчины рядом с вами. – Вынужденное признание опять вогнало мальчика в краску. – Вот я и гордился вами. Отец вы, может, и не из лучших, зато мужчина что надо, и мне это приятно. Мое место тоже среди мужчин.

– Верно. Только с согласия вашей матери.

– Мама знает об этом, – сказал Дик и покраснел до ушей.

– Вам уже приходилось врать, сеньор?

Глаза у парня сверкнули, и он выхватил револьвер. Пенкрофт ничтоже сумняшеся врезал ему по затылку и отобрал у него оружие. Дик уставился на него с такой яростью, что Пенкрофту сделалось не по себе.