Опаленные крылья мечты (СИ)

Зазвенели вилки, задвигались челюсти. Воспользовавшись паузой, младшая из дочерей вытащила откуда-то пульт и щелкнула кнопочкой. Привычно зажурчал телевизор, замелькали картинки новостей: вот где-то опрокинулся поезд, ведущая берет интервью у пьяного машиниста, а вот свежие, еще тлеющие обломки упавшего самолета, камера выхватывает крупным планом обезображенные тела, а здесь автодорожное происшествие - во весь экран показывают окровавленные ошметки, вплавленные в искореженную груду металла.

Обстановка сразу стала раскованнее: вилки застучали громче, а разговоры переключились на бытовую почву. Сергей Петрович достал из недр шкафа изящную бутылку коньяка, разлил в рюмочки. Лицо мужа тети Эммы тут же разгладилось, а взгляд обрел заинтересованность. Пригладив усы, он одним движением отправил содержимое рюмочки в рот, крякнул, захрустел огурчиком.

- Как дочка-то поживает, - тетя Эмма повернулась к Ольге, - замуж не собралась?

- Да куда ей, - Ирина Степановна снисходительно подняла бровь. - Это в наше время девки рано замуж выскакивали, потому как на шее у родителей сидеть было зазорно, и мужики самостоятельнее были.

- Это да, - тетка кивала в такт словам, - вырождаются люди. Ну, жених-то есть?

- Да есть какой-то.

- Что значит какой-то? - не выдержала Ольга. - Он не какой-то, а самый лучший!

- Еще какой лучший! - Павел подержал сестру. - Он меня плавать учил.

- Ну, если плавать учил, тогда да, тогда конечно. Даже спорить нечего - идеал, а не мужчина, - усмехнулась мать.

Ольга смотрела на мать и не могла понять, смеется она, или говорит серьезно. Разговор уже ушел в другое русло, но на душе остался неприятный осадок. Вернулся утренний страх, кольнуло сердце, а в груди засосало от чувства близкой потери. Извинившись, Ольга встала из-за стола, прошла в ванную, плеснула в лицо водой. Холодные капли взбодрили. Возвращаясь, она столкнулась с отцом. Тот проходил мимо, но остановился, потрепал волосы ладонью, шершавой и теплой.

- Не сердись на маму. Ты же знаешь, она нас всех очень любит, хотя, порой ее заносит.

- Знаю, - Оля опустила глаза, - конечно, я это знаю, но от ее слов мне не по себе. Порой мне кажется, что она нас... - она запнулась, не решаясь выговорить ужасное, - просто ненавидит! Как, как такое может быть, ведь она же наша мама? - в ее глазах стояли слезы.

Покачав головой, отец крепко обнял дочь за плечи, усадил на табурет, присел рядом на корточки, произнес нараспев:

- Когда-то давно жила-была маленькая девочка и у нее были строгие, но любящие родители. Порой, они запрещали маленькой девочке делать что-то интересное, а иногда говорили неприятные вещи. Девочка обижалась, плакала, но соглашалась, следуя советам взрослых. Потом девочка выросла, стала умной, красивой, завела семью. Ее родители состарились, переехали в деревню и больше не докучали советами, занимаясь возделыванием своего маленького участка. А потом у девочки появились дети, сперва дочь, а потом и сын. Она их очень любила, так любила, что ни за что в жизни не хотела, чтобы с ними случилось что-то плохое, поэтому старалась оградить от всего опасного, помочь, предостеречь. Ее любовь доходила до абсурда: вместо того, чтобы поговорить с детьми, помочь опытом, она просто кричала, ругалась нехорошими словами, предостерегая от ошибок, которые, как ей казалось, дети должны непременно совершить...

В каждом взрослом прячется ребенок. Каких бы вершин человек ни достиг, чему бы ни научился, частица детства навсегда остается в нем, в поступках, в мыслях, в желаниях. Поэтому, если бы наша взрослая, семейная женщина взглянула вглубь, туда, куда люди не пускают даже самых близких, то увидела бы маленькую девочку, которая так любила своих родителей, что переняла их все, даже самые мельчайшие привычки.

Рядом с отцом было хорошо и уютно, тихий голос убаюкивал, а мерно вздымающееся, в такт дыханию, плечо успокаивало, создавая ощущение защищенности и тепла.

Ольга обняла отца, прижалась к колючей щеке, сказала с благодарностью:

- Спасибо. Извини за слезы, что-то у меня сегодня с настроением не ладится, - она улыбнулась, промокнула кончиками пальцев уголки глаз.

Когда Оля встала, отец слегка наклонил голову, как бы невзначай произнес:

- Жизнь полна сюрпризов, и далеко не все из них приятные, но наибольшую боль всегда доставляют самые близкие люди.

На ночь Оля осталась у родителей. Позвонив Олегу, она долго слушала длинные равномерные гудки, отзывающиеся в груди странным болезненным щемом, но, так и не дождавшись ответа, повесила трубку. А вечером, когда гости ушли, а семья постепенно разошлась спать, она долго ворочалась, не в силах заснуть от переживаний прошедшего дня.

С утра позвонили из института, и в срочном порядке потребовали явиться в деканат. Голос оказался незнаком и держал дистанцию, сохраняя нейтральное выражение. Чувствуя себя разбитой после вечернего срыва, Ольга не придала этому особого значения. Родителей дома не оказалось, как, впрочем, и неугомонного брата. Включив маленький телевизор, венчающий плоскую поверхность холодильника подобно недремлющему оку, Оля окинула взглядом кухню. На плите стоит кастрюлька с желтоватыми кругляшами картошки. Рядом, в небольшой, почерневшей от времени и нагара сковородке, топорщатся разломами подсохшей корочки котлеты, выступающие из матовой поверхности застывшего жира, словно обросшие мхом валуны из ледяного озерца.

Равнодушно скользнув взглядом по плите, тяжелая калорийная пища не вызвала желания, Оля решительно открыла холодильник, достала брикет масла и пару яиц. Пока она занималась завтраком, по телевизору начались местные новости. Не отвлекаясь от создания бутерброда, Ольга наощупь нашарила пульт, сделала громче. Послышался возбужденный голос, диктор с подъемом рассказывал об успешном завершении избирательной компании в местную мэрию. Секунда, и сюжет сменился. Кто-то внушительным басом объяснял преимущество своей избирательной программы над программами соперников, репортер поддакивал и задавал наводящие вопросы.

Когда, выключив огонь, Ольга вытряхнула глазунью в плоскую тарелочку, стали передавать последние происшествия. В новостной скороговорке телеведущей что-то показалось важным, Оля подняла глаза к экрану. Заслоняя небо, серой стеной возвышается угрюмая громада плотины. Горестно перекосив лицо и едва не заламывая руки, репортер кричит в камеру. Позади него суетятся люди в белых халатах.

- Очередной случай халатности, ставшей в наше время уже нормой, принес ужасные плоды! Буквально несколько часов назад...

Внезапно трансляция прервалась, эфир заполнили шумы, а изображение поплыло, разбив картинку в разноцветный калейдоскоп. Выскользнув из пальцев, вилка со звоном полетела на пол, от тяжелого предчувствия сжалось сердце. Вскочив, Оля защелкала пультом, отбросив, принялась теребить антенну. Через минуту связь наладилась, но уже шли спортивные новости: десяток мужчин с упоением гоняли мяч по полю, а за экраном, захлебываясь восторгом, рассказывали о великолепных достижениях городской футбольной команды.

Есть расхотелось. Ольга встала из-за стола, в волнении прошлась по квартире. Мысли мечутся стаей испуганных птиц. Остановившись у телефона, она набрала домашний номер. Медленно длятся секунды, динамик равномерно гудит. Бросив трубку, Оля заходила по комнатам, но тут же одернула себя. Ничего конкретного не было сказано, а то, что журналист стоял на фоне плотины... Что ж, мало ли кто свалился в воду. А быть может и не свалился, просто так совпало, что именно туда вчера выехал Олег, а сегодня какой-то разгильдяй... Только отчего так болит сердце?

Разозлившись, Ольга тряхнула головой, отбросив ненужные сомнения, взглянула на часы. Стрелки показывают половину первого, нужно торопиться. Она прошла в кухню, закинула в рот остатки яичницы, взяла со стола бутерброд. Быстро оделась, на скорую руку нанесла макияж, и выскользнула из квартиры.

Ольга вышла возле института, сокращая расстояние, пошла через главный корпус. Подготовленное к новому учебному году, здание преобразилось: сверкают хрустальные люстры, через огромные стекла - витрины, отмытые до полной прозрачности, вливаются раскаленные потоки полуденного солнца, стены пестрят поздравительными плакатами и списками поступивших. Кто-то приветственно помахал рукой. Ольга ответила. Пробежала стайка абитуриенток, обдав густым ароматом духов. Постукивая тросточкой, важно прошел седовласый профессор. Со стен многозначительно смотрят лики философов и ученых. Настроение постепенно выровнялось, насытившись витающим под сводами залов духом знаний.