Чёрная сова

Тогда оставалась надежда на весну и ледоход, тут и этого не было: напарник существовал в неком другом мире.

— Прости, Андрей Саныч, — вдруг повинился Сева. — Я не рассказал тогда... В общем, я её случайно встретил, когда ещё на гнедом ездил. Помнишь, ты мне сразу жеребца выделил?

— Помню, ты сам выбрал.

Напарник закатил глаза с ребячьей мечтательностью.

— Я ночью пошёл жеребца искать. Поймал, веду в поводу, а она стоит среди травы. Трава ещё зелёная была. Подумал сначала — туристка гуляет по плато или заблудилась. А луна яркая, звёзд не видно... Подошёл ближе, а на ней одежды странные, из кожи, в узорах, и надеты на голое тело. На голове причёска... ну, совершенно сумасшедшая!

— Высокая? — непроизвольно напрягся Терехов.

— Кто? Женщина?

— Причёска.

— Что-то такое навито, накручено! — взахлёб заговорил Сева. — На метр в высоту. Я такие в Индии видел, в диком племени... И говорит мне, — слышь, Андрей, — говорит, мол, отдай мне своего гнедого, у меня конь пропал... Сначала я даже опешил. От неё какая-то сила исходит и запах такой... обволакивающий. У мамы были духи — «Ландыш» назывались.

Перед глазами Андрея вдруг поплыли лунные тени лошадей, вернее, частокол их ног.

— Помню такие духи...

— Известный запах! Спрашиваю: «Ты кто?» Она мне сначала: «Потревоженный дух земли! Ожившая мумия шаманки!» И плечо с наколкой показала... Всё таким тоном, что мне жутковато сделалось. Она же засмеялась и говорит: «Ладно, пошутила. Зови просто Ландышем! Если гнедого подаришь, буду с тобой дружить. Нет, — так все равно конь будет мой, а тебе худо станет». Мне тогда что-то в голову взбрело! Как, говорю, отдать, если он целую иномарку стоит? С меня же высчитают! Ну вот кто за язык тянул? А она: «Ну тогда сама угоню». И ушла по зелёной траве... Я решил, что всё это мне привиделось. Помнишь, один день тут был очень жаркий? Думал, что на солнце перегрелся. Я ещё отстал от тебя и утром пришёл. Но всё равно думаю: обменяюсь с тобой конём — и пусть она у тебя жеребца угоняет! Тут я сподлил, Андрей...

Он сделал передышку, но весёлость его уже улетучилась.

— Прощаю, — обронил Терехов.

— Она же всё равно ко мне является, только незримая, — вдохновился Сева. — Запах её чую! Сначала ландышем, а потом как дохнёт трупным, тошнотворным: «Отдай мне гнедого!» Меня аж выворачивает наизнанку! Короче, я специально жеребца плохо спутал. Она будто не может взять спутанного, а только вольного, которого ей подарят от души или который сам к ней придёт! Но вот что бы мне сразу не подарить?! В общем, заболел. Ланда явилась мне, но уже во сне. Поблагодарила за гнедого. Сказала: «Как поправишься, приходи в поле, ждать буду. Только крик-

ни меня, позови — и я прилечу». Она же ночная сова, крылатая...

Терехов неожиданно для себя взорвался:

— Что ты мелешь, Сева?! Куда приходи?! Какая сова?! Это же всё дурь! Болезнь! Подумай сам, как она прилетит, откуда?!

— Откуда — не знаю, — серьёзно поразмыслил тот. — Прилетит, как прилетают совы.

— Почему — как совы?

Сева счастливо рассмеялся:

— Потому что на самом деле она — чёрная сова!

У Андрея озноб пробежал по затылку от одного упоминания о сове. В его безумном рассказе было нечто правдивое и существующее! Терехов это услышал, и несмотря на то, что разум противился, поверил! Как поверил в историю, что Севу занесло в Индийский океан и он в самом деле привёз оттуда настоящего попугая. Андрей его видел и держал на руке, когда напарник гулял со своей дочкой, превратившись в «воскресного папу».

— И ты знаешь, куда она прилетит? — спросил он.

— Знаю! — ничуть не смутился напарник. — Пойдёшь со мной — покажу!

— Хорошо, пойду! — решился Терехов. — Сам увидишь: ничего этого нет! Не существует! Это всего лишь твои домыслы, воображение. Фантазии тоскующего сознания!

Сказал так, но сам же и усомнился, представив, что же будет с ним, Тереховым, если чёрная сова и в самом деле прилетит? Пусть даже это будет сбежавшая подруга

Репьёва, как уверял дезертир Рубежов. Но отступать уже было нельзя.

— Хочу доказать тебе, Андрей Саныч, — клятвенно заявил Сева. — Вокруг нас существует ещё одна реальность! Я не верил, пока...

Андрей не дослушал.

— Доказывай. Веди. И тёплую куртку надень!

— Как ты не понимаешь! — искренне обескуражился Сева. — Ланда придёт полуобнажённая, а я — как Дед Мороз? Там будет тепло! В другой реальности — ни дождя, ни снега. Там — как в индийских тропических лесах.

Они вышли в земную реальность — сырую, стылую, ветреную ночь, и после тёплого кунга внешний мир и в самом деле воспринимался, как чужой, параллельный и неприемлемый. Даже после тусклого ночника темень показалась непроглядной, однако напарник уверенно пошёл вперёд и после третьего шага пропал из виду.

— Сева! — окликнул Терехов и ткнулся руками в его спину.

— Смело иди за мной! Можешь держаться. У меня на пиджаке есть хлястик.

Цепляться за него Андрей не стал, побрёл наугад, присматриваясь в темноте. Мелкий дождь плавно переходил в снег, но от этого не посветлело. Они отошли метров на двести от кунга и встали примерно там, где вчера выли волки. Сева принюхался, и глаза у него засветились, как у кота.

— Чуешь? Ландыш! Вчера она была здесь. Только сначала красные ракеты, а потом волки помешали.

Терехов тоже потянул носом и ничего, кроме снега, не почуял.

— Так она прилетит в виде запаха? — не скрывая сарказма, спросил он.

— Нет, мы сейчас пойдём по этому следу и её увидим! — счастливо прошептал напарник. — Только условились: незаметно посмотришь — и назад!

Он выбрал направление и повёл в сторону озера, где вчера кто-то переполошил ночующих гусей. Ещё минут десять они шарашились в темноте, причём по ветру, который ничем, кроме промозглости и сырости, не пах и пахнуть не мог. Но Сева что-то вынюхал и встал.

— Здесь, — прошептал он, — она близко. Слышу её дыхание...

Терехов продрог, но честно выстоял без движения четверть часа. Он бы давно ушёл в кунг, однако удерживали три обстоятельства, объяснить которые он был не в состоянии: откуда явились и куда пропали незримые лошади в лунную ночь, кто привязал потом серую кобылицу и куда сегодня исчез нивелир с треноги.

Дождь окончательно перешёл в мелкий хлёсткий снег, потом и он закончился — тучу пронесло, и в небе замерцали смутные звёзды.

— Ну и где твоя чёрная сова? — не вытерпел он.

У напарника клацали зубы.

— Ещё подождём, чуть-чуть... Она появляется внезапно. Вылетает из другой реальности...

— А мы сейчас в какой?

— Тихо! — перебил Сева. — Слышу, как расступается пространство. Видишь свет и тени заиграли? Сейчас оттуда выплеснется стук копыт...

Терехов пялился в непроглядную землю склона и никакой игры не наблюдал — ни света, ни теней. Стояли ещё минут пять, но всё произошло наоборот: небо затянулось, и снова пошёл снег. Восторженное состояние напарника слегка пригасло.

— Наверное, зря взял тебя с собой, — посожалел он. — И всё ведь из эгоизма. Хотелось похвастаться, показать тебе Ланду. Она всё равно придёт!

— Ладно, пойдём греться, — примирительно сказал Терехов. — Ты же знаешь: дамы иногда опаздывают на свидания или вовсе не приходят.

— Это потому, что я не один...

— Ну конечно! Пойдём.

— Ты иди, а я останусь, — вдруг заявил Сева, — и дождусь.

Андрей опять ощутил некое натяжение нити, связывающей с реальностью и готовой оборваться в любое мгновение, будто смотрел вслед уходящему до весны катеру.

Он вернулся в кунг, подбросил дров в печку и навис над ней, словно коршун с распростёртыми крыльями. Жар обжигал кожу и сушил глаза, но спина мёрзла, и продрогшая душа не согревалась. Тогда он разделся до пояса, открыл дверцу и стал обжариваться у огня, как на вертеле, то и дело поглядывая на часы, дабы не потерять ощущение времени. Казалось, он не сам продрог, от слов и образов Севы продрогла душа и теперь никак не могла согреться. Если через час сумасшедший напарник не придёт, надо тащить его силой, иначе покроется инеем, как турист.