Всемирный следопыт, 1927 № 02

Тайе радовался, как ребенок. Он закупал для меня соль, рис и соленую рыбу, и затем уговорил удвоить запас спичек и табаку.

— Маленькие огненные палочки, — сказал он, — очень осчастливят моих друзей, живущих вверх по реке, а табак полезен зубам, жующим много орехов бетеля.

— Когда я буду давать им эти вещи, — ответил я, — я скажу им, что сердце Тайе широко раскрыло кошелек туана.

В порыве радости Тайе схватил мою руку и прижал ее ко лбу.

Вскоре я убедился, что Тайе сделал все возможное для моего комфорта во время путешествия по реке. Для припасов имелась особая лодка, а предназначенная лично мне была снабжена длинным навесом с соломенной крышей. Хои-Чу-Ай-Чу отлично умел обставить подобного рода путешествия. Едва мы успели от’ехать, как у него уже кипел чайник на огне, разведенном в ящике с песком.

Тропическая река отличается крайне угнетающим однообразием. Она несет вас между двумя зелеными стенами. Когда на пути встречается приток, впадающий в реку, то. можно видеть, что растительность на берегах его так густа, словно перед вами раскрывается сплошной зеленый туннель. В трех метрах выше устья притока уже совсем темно. Раздается неумолчная обезьянья трескотня, к ней примешиваются птичьи крики и скрип цесарок; на берегу бродят павлины, волоча за собой длинные хвосты; из воды по временам выскакивают летучие рыбы.

Я невольно стал привыкать к молчанию, ибо, если я заговаривал с гребцами, — они прекращали свою работу, чтобы прислушаться к моим словам и ответить, а в это время течение относило нас обратно. Будь я болтлив, нас, наверно, отнесло бы незаметно обратно в Пантианак.

На двенадцатый день, вечером, я уже мог рассмотреть вдали кампонг Магомета Мунши. Достав револьвер, я выстрелил в воздух. Приятель мой наверно ожидал меня, так как не успел еще дым от выстрела рассеяться, как грубая, выдолбленная из древесного ствола лодка отчалила от берега и направилась к нам. Сидевшие в лодке люди что-то кричали, и, энергично погружая свои остроконечные весла в воду, гребли так усердно, точно желали выгрести всю воду из-под своей лодки. Не прошло и двух минут, как они уже очутились возле нас. В под ехавшей лодке оказались оба знакомые мне старшины — Мунши и Омар. Старшины поднялись в своей неустойчивой лодке на ноги, ухватились за крышку моей лодки и прыгнули в нее. Они по очереди брали мою руку, прижимали ее к своим лбам, смеясь, точно обрадованные дети. Такая встреча меня глубоко тронула.

Перед этим; Мунши послал вестника, который должен был совершить четырехдневное путешествие вверх по реке, чтобы об’явить Омару о моем посещении, и Омар спустился вниз по реке для встречи со мной. Мужчины, женщины и дети, — все высыпали на берег.

Южные даяки совершенно не похожи на своих беззаботных и беспечных северных соплеменников. Это — простой доверчивый народ, на который смело можно положиться. С трудом верилось, что всего за одно поколение даяки были охотниками за человеческими головами. Даяки поедали сердца своих врагов, чтобы «придать себе храбрости».

Я сделал даякам знак собраться вокруг меня и попросил Мунши перевести мою речь. Я просил его передать всем, что я приехал специально за оранг-утанами, и что мне необходимы живые оранг-утаны.

После оживленных переговоров, Мунши передал мне:

— Я им сказал, туан, и они будут для тебя точно пальцы твоих собственных рук. Но они говорят, что оранги злы, а у самих охотников желудки пусты и требуют пищи. Они спрашивают, для чего это туану нужно брать с собою больших обезьян, кормить их и содержать в праздности.

Подумав с минуту, я ответил:

— Мужчинам, женщинам и детям далеких стран полезно видеть животных джунглей.

Мунши поклонился.

— Я им скажу, туан, что в твоей стране созерцание зверей — хорошее лекарство для глаз.

Этот ответ убедил туземцев, и двадцать человек ответили согласием на воззвание Мунши, предлагавшее жителям собрать материал и изготовить из него западни и сети.

Я об’яснил Омару, что самой заветной моей мечтой был взрослый самец-оранг-утан, и что я надеюсь добыть его при помощи западни, укрепленной на дереве. Рисунками на песке я показал, что этот тип западни будет иметь форму ящика, один конец которого представляет дверь, скользящую вверх и вниз по желобкам. С середины каждого бока одна стойка будет подниматься выше ящика. Верхние концы этих стоек должны соединяться поперечной перекладиной. На этой перекладине будет свободно лежать шест, поддерживающий дверцу, чтобы она не падала вниз. Кусок бамбука, прикрепленный к свободному концу шеста (концу, не прикрепленному к двери), пропустится вниз через верх клетки и придержится защелкой. К этой защелке нужно будет привязать плоды в качестве приманки. Схватив плоды, оранг-утан двинет защелку и освободит шест, что заставит дверку упасть. Таким образом, животное очутится в западне.

Большое преимущество такой западни в том, что ею можно пользоваться как клеткой для перевозки животных. Я просил делать клетки очень прочно, из бамбуковых палок, и чтобы палки были часты, — почти касались бы одна другой. Палки эти крепко связывались индийской пенькой и скреплялись поперечинами. Желоба, по которым должна была скользить дверца, были сделаны из толстых бамбуковых стоек, от которых был срезан небольшой кусок, благодаря чему поперечный разрез походил на букву «С».

На верху двери находились крепкие защелки, которые замыкали ее, как только дверь становилась на место. Я позаботился о том, чтобы нигде не было слабых мест, так как вовсе не желал повторения случая, причинившего мне когда-то столько хлопот в Сингапуре.

В Сингапуре я продал однажды двух молодых оранг-утанов одному человеку, посадившему их в приготовленные для транспорта досчатые клетки. Покупатель выхлопотал у хозяина гостиницы разрешение оставить клетки с животными временно в гостинице, в зале, отведенной для театральных представлений и снабженной сценой и декорациями.

В одно прекрасное утро меня спешно разбудили и заставили вскочить с постели, сказав, что оба оранг-утана вылезли из клеток. Требовалась моя помощь, чтобы поймать их. Накидывая на себя платье, я попросил собрать как можно больше людей с тростями и доставить все там-тамы (туземные барабаны), какие только можно было найти в городе.

В конце-концов положение оказалось. не таким уже страшным. Оранг-утаны, правда, вылезли из клеток, но они все еще были в зале с закрытыми дверями и окнами. Там собралось с полдюжины туземцев, — слуг гостиницы, — готовых принять участие в ловле. У каждого из них было по тросточке, а у большинства — и там-тамы. Один же из туземцев, — вероятно, повар, — держал в одной руке большое жестяное блюдо, а в другой — металлическую ложку.

Я взял там-там и трость, отворил дверь и, войдя в залу, сейчас же закрыл дверь за собой. Между тем, оранг-утаны, — самец и самка, каждому из которых было лет по пяти, — нерешительно совершали обход зала, очевидно, с целью его исследования. Они чувствовали себя, как рыба, вытащенная из воды. Ведь родная их стихия — деревья леса. Оранг-утаны могут чувствовать себя как дома только там, где ветви одного дерева касаются другого, а воду можно найти во впадинах громадных тропических листьев.

Здесь же, в зале, животные медленно бродили вдоль стен, ворочая головами и моргая маленькими черненькими глазками. Когда они вытягивались во весь рост, их необычайно длинные передние руки касались пола. Полусжав кулаки, обезьяны ступали суставами их, пользуясь передними руками, как костылями.

Увидев меня, оранг-утаны прекратили свою неуклюжую прогулку, прижались друг к другу и уставились на меня. Я ударил в там-там. Каждая из обезьян подняла руку, точно желая отклонить удар.