Шизофреник на капитанском мостике(СИ)

Если исследователь моего творчества захочет найти форт, в котором меня и ещё одного любителя рыбалки заперли; фортов напоминаю у Кронштадской крепости семнадцать, все на искусственных островах.

На искусственных островах размещались четыре южных батареи и восемь северных батарей. Советую исследователям соблюдать осторожность. У острова Котлин сто восемь километров ряжевых, каменных и свайных подводных преград.

5. Крепость

Сажая в каземат, советский пограничник заставил спуститься вниз на пятнадцать ступеней. Это была подземная камера; из голых и мокрых стен сочились слёзы. Поставленная на морскую, обезвреженную мину плошка, фитиль которой плавал в вонючем жире, осветила лоснящиеся стены страшного жилища.

- Вот тебе камера для воспитания, - сказал пограничник, взял плошку и, закрыв дверь, лишил и того тусклого света, который показал, словно при вспышке зарницы, мокрые стены моей тюрьмы.

Шесть суток я мучился, и прошёл через все муки, какие только переживают узники, забытые в тюрьме. Дух мой омрачился, туман неграмотности застилал глаза. Я был человек простой, необразованный, быстро отчаялся в подземной тюрьме. Питался тем, что у меня было взято с собой, да ещё тухлой корюшкой, которую не отобрали пограничники.

6. Незваный гость

На седьмые сутки сказал себе: "Хочу умереть" и дал клятву погибнуть с голода и жажды, не притрагиваясь к тем останкам пищи, которые оставались. Вечером (по свету из наклонной вентиляционной трубы я определял время суток), услыхал глухой шум за стеной. То было равномерное поскрёбывание по камню, производимое либо огромным когтем, либо каким-нибудь орудием. Я начал отбивать черепками, размягчённую штукатурку и копать навстречу, горько жалея, что не употребил на эту работу минувшие бесконечные часы, которые были потрачены даром на пустые надежды и отчаяние.

- Боже мой, боже мой, - вскричал я, - сжалься надо мной, боже, не дай умереть в отчаянии!

- Кто в таком порыве говорит о боге и об отчаянии? - произнёс голос, доносившийся, словно из-под земли. Заглушённый толщею стен, он звучал как из могилы.

- Несчастный узник, - отвечал я.

- Какой нации?

- Русский.

- Имя?

- Александр.

- Твоё звание?

- Моряк.

- Давно ты здесь?

- Шесть дней. А вы сколько?

- Десять.

Я вздрогнул. Этот человек находился в темнице на четыре дня больше. За стеной раздался скрежет и тотчас земля, на которую опирался обеими руками поддалась; я отпрянул. В тот же миг груда земли и камней посыпалась в яму, открывшуюся под вырытым отверстием. Из тёмной глубины показалась голова, плечи и, наконец, весь человек, который не без ловкости выбрался из пролома, с рычагом в руках.

Я сжал в своих объятиях нового друга, и подвёл его к свету вентиляционной трубы. Это был человек невысокого роста, с волосами, поседевшими от пыли, с проницательными глазами, с двухнедельной щетиной на лице. По лбу его струился пот. На вид ему казалось не более 24-х лет. Он подошёл с рычагом к железной двери моего каземата и сказал, что дверь мы вскроем за четыре часа. Я с восхищением смотрел на героя.

- Скажите, кто вы? - восторженно спросил его.

Новый товарищ-узник снисходительно улыбнулся.

- Аббат Фариа, Игорь Вячеславович, - пошутил он. Потом добавил,

- Маралов Игорь, курсант-выпускник Рязанского воздушно-десантного училища.

С Игорем начали ломать дверь камеры.

Игорь знал всё. Как-то я сказал ему, что счастье быть таким учёным, как он. Игорь улыбнулся и спросил, - но ты ещё о чём-то подумал?

- Да.

- О чём?

- Есть у меня дружок, - обиженно начал я повествование, - он предлагает бежать из Советского союза за границу, не знаю, как быть. Бежать с ним не хочу, и обидеть его боюсь. Не понимаю, почему он хочет бежать за границу?

- А как фамилия дружка?

- Гаус Андрий.

- Гаус! - повторил Игорь. - Гаус! Знавал я одного Гауса, преподавателя военного училища.

- У Гауса двойная фамилия, - добавил я. Вообще-то он Гаус-Швабрин.

Курсант Маралов расхохотался. Я посмотрел на него с изумлением.

- Что с вами? - спросил я его.

- Видишь этот лучик света? - вопросил он в ответ.

- Вижу.

- Ну так вот: твоё дело для меня яснее луча. Гаус сын дипломатов Швабриных, которые работают на ГРУ. Швабрин хочет вербануть клиента для обеспечения карьеры! Он вверх, тебя в подземную тюрьму!

Примечание эксперта: Гаусы-Швабрины работали на Первое главное управление КГБ СССР, а не на ГРУ. Агентом, сотрудником нейролингвистического отдела ГРУ был их сын Андрий.

Архив ГРУ. СР-Л27Э. Архив КГБ. КК-Л54О.

- Что такое ГРУ?

- Эти три буквы знать не положено.

- Откуда вы знаете?

- Курсант-десантник знает всё, - отвечал Маралов, в последний раз налегая на рычаг и ломая дужку замка темницы.

Было утро 16 апреля 1973 года.

Тогда я Игорю не поверил.

7. ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Я был батальонный разведчик,

А он - особист был штабной.

Я был за Россию ответчик,

А он спал с моею женой.

Солдатская песня.

Слова Алексея Охрименко.

Через два с половиною месяца, 7 июля 1973 года, будучи матросом пассажирского лайнера Балтийского морского пароходства "Поэт Лермонтов", в Нью-Йорке, заметил, что наш официальный особист судна, по французской фамилии П'Оганофф Г.Б., в сторонке разговаривает с каким-то человеком, который летом! оделся в гороховое пальто. Это был Гаус-Швабрин! А в экипаже теплохода "Поэт Лермонтов" его не было! Ослепительный свет озарил мои мысли. Всё, что прежде казалось тёмным, внезапно засияло в ярких лучах. Я понял, что Андрий Гаус провокатор. Чрезвычайное волнение сбило меня с правильного пути.

Мне нужно было побыть одному. Отбившись от своей группы на Орчер стрит, свернул в сторону, долго шёл на юг, юго-запад, плутал где-то в районе нижнего Манхэттена. Пересёк улицы Джон стрит, Пайн стрит, пошлялся по Уолл-стрит, и, в каком-то баре, напился. В хмельном виде позвонил в ФБР. На ломаном английском, по телефону умудрился объяснить, что я русский. Приехавший ФеБеэРовец, потомок русских эмигрантов, презрительно разрешил мне говорить.

В пьяном виде, плача и жалуясь, рассказал агенту ФБР, что меня какое-то ГРУ заставляет предать Родину.

- Э, брат, - отвечал представитель спецслужб США, - да ты параноик! Крези! Тем лучше! Через месяц и двенадцать дней твой пароход-лайнер придёт некст тайм в Нью-Йорк. С тобой поговорят ребята из Ленгли. Из ЦРУ. ГРУ это их бизнес. Позвонишь по телефону, колл хим, ту мит хим, встретишь их на Бруклинском мосту. Бруклин бридж. А ю андестенд?

После спича ФеБеэРовец представился и сказал, что его зовут Джеймс Калстрайм. Прадеда фамилия - Костромин. Представитель спецслужб США дал карточку, на которой свободно и динамично был нарисован мост через речку. Внизу карточки на английском языке было приписано: "Джон Марин, акварель Бруклинский мост". Вверху акварели разведчики ЦРУ начертали рекламный номер телефона антикварного магазина.

Мой первый агент, агент ФБР Костромин-Калстрайм удалился восвояси, качая головой, удивлённо хмыкая и приговаривая,

- Сумасшедшие! Крези!

8. Пассажирский лайнер "Поэт Лермонтов"

Глупая читательница знает, что на каждом пассажирском теплоходе есть салон красоты. В салоне можно сделать маникюр, сбрить шерсть с ног. Впрочем, не все волосаты, и не всем нравится читать муру про бабские салоны.