Гарри Поттер и Обитель Бессмертия

— Видно, что они были оптимистами, — заметил Рон.

Гарри ничего не ответил, продолжая изучать портреты. Да, Рон был прав, фотографии изображали людей средних лет, которые светились внутренним стержнем. Обе их дочери были изящнее, утонченнее, но, несомненно, не обладали в такой мере прямотой и жизнелюбием, притягивающих к ним людей. Петунии нужна была респектабельность, а Лили — героизм, какой-то смысл жизни, без чего их родители прекрасно обходились. Приходилось признать правоту Снейпа: Гарри и в самом деле ничем не напоминал лучших, по мнению профессора, представителей линии Эванс.

Он довольно много времени провел там и с трудом оторвался от созерцания фотографий. Но, выйдя за кладбищенские ворота, вздохнул с облегчением.

— Как ты себя чувствуешь? — рискнула спросить его Гермиона.

Повернувшись к ней, Гарри взглядом попросил охрану отойти подальше, и заговорил с друзьями лишь после того, как убедился, что их не услышат.

— Когда я… туда, — он указал пальцем вверх, — не вздумайте устраивать мне ничего подобного, ясно? Сжечь и пепел развеять!

— Если я «туда» раньше тебя, то мне — то же самое, — потребовала Гермиона.

— Ну что ты, леди Малфой должны похоронить с почестями, — с уморительно серьезным видом поддел подругу Рон.

Задумчивость и сомнения рассеялись, когда Гарри достиг первого дома и прошел мимо него по мощеной булыжниками дороге. Там его и окликнули, указав, что пора возвращаться, и прогулка по окрестности в программу не входит.

Он почувствовал себя совершенно в своей тарелке, приземлившись у ворот школы, по обе стороны которых скалились крылатые кабаны. Гарри поглядел на замок. Основатели называли его Обитель бессмертия, и в самом деле, здесь никогда не было того кладбищенского покоя. Гарри почему-то вспомнился профессор Слагхорн с его тягой к «спокойной жизни», и он всерьез усомнился, а бывает ли она, эта спокойная жизнь. В «Хогвартсе», где росли, взрослели и приобретали знания колдуны и ведьмы, всегда далеко было до спокойствия, и причин тому имелся легион.

Оказавшись снова в школе, Гарри почувствовал себя как бы вдвойне живым. Точнее, он почувствовал себя так, словно проснулся от спячки. И он знал, каким делом ему стоит заняться.

Теперь Гарри считал себя обязанным обсудить свои сомнения относительно уместности работы Снейпа в качестве учителя. Он долго думал, к кому с этим обратиться, и пришел к выводу, что никто из школьных учителей, даже МакГонагол, не поймут его, да и не вправе они решать такие проблемы. Обсуждать это с министром Гарри не собирался из других соображений — при всей своей неприязни к Северусу Снейпу, он понимал, что это уж слишком. Конечно, будь рядом Дамблдор, Гарри без раздумий доверился бы ему, но Дамблдора пока не было, и потому в итоге гриффиндорец решился побеседовать с его преемником.

Застать Перси одного ему долго не удавалось, невзирая на то, что тот появлялся в школе почти каждый день, все еще исправно прикидываясь исполнителем воли министра. За это время желание поговорить с ним о Снейпе сделалось для Гарри почти навязчивой идеей. «Мерлин, это будет настоящий подвиг, если последующие поколения учеников никогда не столкнутся с его придирчивостью, предвзятостью… Правда, они никогда об этом не узнают», — думал Гарри, но предполагаемая неблагодарность ничуть не умаляла силу его намерения. Нет, он старался быть объективным, он вовсе не считал Снейпа сумасшедшим, но искренне считал, что для работы с детьми такой дрянной характер является препятствием.

— Ты неправ, Гарри, — отрезал Перси, стараясь не слишком таращить глаза за очками в роговой оправе; близнецы на его месте давно бы покрутили у виска. — Разумеется, профессор Снейп останется в «Хогвартсе».

Гарри почувствовал себя неловко и начал злиться; он вдруг понял, что Перси просто-напросто считает его поведение недостойной попыткой мести.

— Я понимаю, тебе жаль лишать его работы и все такое, но ты сам знаешь, он не всегда объективен, — заговорил гриффиндорец с невольной агрессивностью.

— Необъективен, — согласился Перси, ничуть не смущаясь. — Но он отличный специалист, и у него можно многому научиться.

Гарри сам не знал, как сформулировать свои опасения по поводу адекватности Снейпа, как описать бездну в душе этого человека, приоткрывшуюся ему ненадолго. Не говорить же, что Снейп ненавидит большинство учеников, потому что на их месте хотел бы видеть свою дочь, которую не смог лично воспитывать, а слизеринцев, наоборот, любит, потому что их в какой-то степени считает своими детьми. Гарри и сам посчитал бы все это бредятиной, достойной разве что тети Петунии.

— Послушай, Гарри, — между тем начал уговаривать его Перси, из чего Гарри заключил, что сам сейчас выглядит отнюдь не нормальным уравновешенным и серьезным, — Снейпа нельзя отпускать. Он прекрасно найдет себе работу, проще всего — начнет продавать всякие нелегальные зелья дурам, помешанным на красоте, и денег ему хватит, он не из тех колдунов, кому надо держаться заработка. Как ты не понимаешь — Снейп нам нужен! Дамблдор удерживал его, потому что выручил в свое время, и «Хогвартс» долго оставался самым безопасным местом. Ну, и сейчас так, но, знаешь, я чувствую, профессор Снейп… он сам захочет вернуться в школу, — с бодрой надеждой выдохнул Перси. — Он привык к этому, к образу жизни и авторитету учителя.

Этого Гарри и опасался.

— И все равно он, — гриффиндорец запнулся, потом, собравшись, выпалил, — его нельзя считать нормальным учителем.

Гарри в изумлении вытаращился на собеседника, увидев, что тот улыбается.

— А тебя — нормальным учеником, — произнес Серый Кардинал. — Приняв тебя в школу, Дамблдор поставил рискованный педагогический эксперимент. Между прочим, он все время так делал, не только с тобой, тот же Малфой, да и этот бред с кеглями. Он доверял людям и позволял им набивать шишки. Многие осудили бы его за это. И я не во всем с ним согласен. А его брат и вовсе ворчит, что Альбус, понимаете, помер из-за своего обормотства, как и жил. Ладно, ты хочешь чего-то еще?

Спорить, что он и Снейп — не одно и то же, не имело смысла. Поэтому Гарри уныло кивнул и попрощался.

Между тем Рон внезапно исчез. Гарри обнаружил это только тогда, когда открыли Большой зал, и толпа учеников после отсидки в Комнате необходимости и в гостиных своих колледжей радостно хлынула внутрь. Все расселись, а Рона не было.

Гарри нетрудно было привлечь к этому факту внимание членов Д.А. Начались расспросы за другими столами, и оказалось, Луна тоже не пришла.

— Найдутся, — пожала плечами Миллисента Булстроуд, причем в ее глазах читалось уже знакомое Гарри по истории с машиной неодобрение.

После двух часов мучительных расспросов Гермионе удалось вызнать у профессора МакГонагол, что Рона вызывали к Серому Кардиналу, и что там его «непременно отругают». Профессор все еще обижалась на них за то, что ее впихнули в Комнату необходимости, поэтому Гермиона не решилась настаивать на более подробной информации.

Они с Гарри несколько раз пытались вызвать кого-нибудь, но к зеркалу никто не подходил. Такое впечатление, что связь нарочно отключили, и теперь друзья Рона натянуто улыбались «с пониманием» ухмыляющейся Лаванде. Они бы тоже предпочли, чтобы Рон был с Луной, а не с Перси.

Рон влез в гостиную, когда народ начал расходиться по спальням. Был он сердит, мрачен, и первым делом окатил брата своего Перси потоком брани. Лишь потом он уселся возле Гарри и на сразу заданный вопрос, как дела, буркнул, что так себе.

— Что он тебе сделал? — забеспокоился Гарри.

— Что сделал? — гневно переспросил Рон. — Натравил на меня родителей! По такому случаю он им даже представился, и теперь, верите ли, они от него в восторге. А меня попробовали отругать, и даже позвали мистера Лавгуда.

— Мистера Лавгуда? — удивилась Гермиона.

— Ну да. Я не сказал? Я брал машину, — Рон покраснел. — Чтобы покатать Луну. Ей этого давно хотелось, вот я и…

Взгляд Гермионы говорил, что она согласна с Кардиналом, и Гарри был ей очень признателен, когда она сумела удержать свои соображения при себе.