Остров. Остаться людьми. Тетралогия (СИ)

Неожиданно он остановился.

— Левша?..

— Что?! — раздраженно прошептал тот, чувствуя, что силы его на исходе.

— Посмотри…

Левша вгляделся в полумрак коридора. На стене, в метре от пола, рядом с уходящей наверх лестницей, он увидел черное пятно.

— И что?

Вместо ответа Макаров встал на колени и, к удивлению Левши, стал ползать по ступеням, ощупывая руками каждый дюйм их поверхности.

— Ты что, спятил, брат? Нас сейчас прикончат, а он качество сварки проверяет!

— Есть! — И Макаров разогнулся.

Левша заметил сначала блеск в его глазах и только потом увидел предмет, зажатый меж его пальцев.

— Что это?

— Фарфоровая коронка, триста евро. Если не соврал, конечно. Мне в Калининграде поставили за двести пятьдесят.

— То в Калининграде, а то — в Париже!

Это был зуб, который Левша выплюнул, когда Гламур и его люди спускали пленников в бункер.

— Это выход, старик…

Через три минуты трава на поляне пришла в движение. В отсутствие ветра она вдруг шевельнулась и стала ложиться. Дерн сместился и начал подниматься. А еще через мгновение показалась голова Макарова.

— Быстрее, подай ее сюда…

Обессиленная Рита молчала. В полумраке наступающей ночи было видно, как губы ее под пластырем шевелятся, но это было больше похоже на рефлекс, чем на осознанное действие. Глаза ее были закрыты.

— Спеклась девочка, — констатировал Левша. — Ее бы в клинику Донована сейчас…

Они уходили от люка, находясь в ожидании. Макарову казалось, что вот-вот люк снова распахнется и из него полезут, как дрожжи, головорезы Гламура…

Только через полчаса, когда стало ясно, что их след потерян, Макаров успокоился и опустил автомат. Сумерки надвигались на джунгли. В пылу погони они совсем забыли о другой опасности.

Подняв сухой сук, Макаров оторвал штанину от брюк и, поставив сумку на землю, нащупал в ней стеклянную емкость. Спирт быстро впитался в ткань, и когда в воздухе отчетливо запахло спиртом, Макаров чиркнул колесиком зажигалки.

Факел вспыхнул. Осталось найти ветки. Ночь сама определила место привала.

Не отходя от лежащего в траве автомата, Макаров несколькими движениями подтянул к огню пят?к веток поваленного ветром сухостоя. Старания его не прошли даром. Через минуту свет разбежался, разбавив тьму и проявив цвета…

— Макаров, — дымя сигаретой, проговорил Левша, — метров через триста тропа начинается.

— Думаешь, выйдут на нас с другой стороны?

— На этой тропе мы встретили тварей.

— У нас есть огонь, — выдохнул Макаров.

— А у них есть ночь… Между прочим, мы в ловушке, старик. Сзади — Гламур, впереди — твари. И никто не знает, когда забрезжит рассвет…

— Ничего, прорвемся, — не слишком уверенно возразил Макаров.

— Самое скверное, старик, что теперь, пока не рассветет, мы и шагу не можем сделать.

Макаров, щурясь, смотрел на огонь.

— Почему не можем?.. — Выбрав ветки потолще и пожарче, он закинул автомат на плечо и кивнул в темноту. — Пойдем, Левша. Нам нельзя здесь…

Он был прав, но как же не хотелось Левше сейчас брать на руки девушку, лишая себя возможности защищаться, и идти за Макаровым, оглядываясь за спину. Сколько они так пройдут?

Наткнувшись на этот вопрос, Левша успокоился. Потому что куда более устрашающе выглядел вопрос: а лучше ли сидеть в трехстах метрах от люка при костре?

Вглядываясь в каждый выступ на деревьях и видя за каждой пальмой человека, они прошли еще пятьсот шагов. А потом еще триста… И только тогда увидели то, что заставило их остановиться и не сделать более ни шага.

Картина перед ними в мгновение ока заморозила кровь в жилах. Впереди происходило нечто, что различить четко было трудно, однако звуки, доносящиеся оттуда, принуждали заткнуть уши, развернуться и уйти подальше.

Рита оказалась на земле, но даже не проснулась. Ее забвение было глубоко и надежно. Над ней щелкали затворы оружия, но она этого не слышала.

Палец дрожал на спусковом крючке, и Макаров, испугать которого было не так-то просто, шагнул назад. И, чтобы перебороть вяжущий ноги страх, он упрямо двинулся вперед. Но, сделав несколько шагов, все равно остановился…

Шесть или семь тварей, сбившись в круг мордами к его центру, урчали, огрызались друг на друга и двигали головами, отрывая от чего-то вязкие, тугие куски. Одна из тварей, чуть покрупнее остальных, почувствовала на празднике жизни чужаков и оторвалась от приятного занятия. Медленно повернувшись, она встретилась взглядом с Левшой. По спине Левши, там, где еще недавно спина горела от пота, прошелся холод, а сердце, сменяя прохладу, охватил жар, когда он увидел эти желтые, гепатитного цвета глаза и черную от крови морду.

Еще мгновение, и тварь снова принялся за трапезу.

«В прицел лениво смотрит…» — Макарову хотелось сглотнуть, но горло его, словно после недельного запоя, першило и кунвульсировало.

— Это же… человек…

Макаров, услышав незнакомый голос, повернулся к Левше. Что должен был чувствовать он, если Макаров не узнал его голос?

Одна из тварей, высоко задрав морду, поволокла что-то из круга. Она не хотела этим делиться с остальными, полагая, что одной ей этого хватит вполне.

Вслед за тварью, разматываясь и чуть паря, вытягивались сизые, в красных прожилках внутренности. Они тянулись бы ровно семь с половиной метров — ровно столько упрятано в чреве человека, однако другая тварь, понимая, что добыча уходит, рванула посередине и с рыком стала пятиться. Кишки разорвались, разделились и стали утопать в пастях тварей…

Кто-то из них взвился, рыкнул — и шмат плоти с приклеившимся клоком джинсовой ткани с треском отслоился и отлетел в сторону. И тотчас к месту его падения бросились два чудовища…

И Макаров наконец увидел голову жертвы. Глаза ее, безразличные ко всему, метались в ритме звериных рывков и смотрели то в небо, то в траву.

— Это же…

Макаров узнал того, чьи останки сейчас пожирали твари. За месяц на Острове он так и не спросил имя этого человека. Знал только, что тот немец. Остров депрессировал этого человека. Он замкнулся на второй день да так и не смог выйти из этого состояния. Он никогда не противоречил, выполнял свои обязанности молча и в срок, ходил за водой, ловил рыбу…

— Кажется, Йозеф… — пробормотал Левша.

Несколько секунд. Столько продолжалось короткое забытье.

Макаров стряхнул с себя остатки ужаса, резко поднял руки, и именно в этот момент, словно ожидая этого, три или четыре твари ринулись в стороны. Тварь лениво глядит в прицел до тех пор, пока не едет на спуске палец…

Он не слышал выстрелов. Ни своих, ни треска автомата Левши. Твари бросились в разные стороны. Они играли роль творцов собственной безопасности. Отбежав на десяток метров и дезориентировав таким образом свою будущую пищу — людей, которые теперь в поисках их должны были вертеть головами и напрягать зрение, твари остановились и замерли.

Прошло еще несколько секунд, пока не выяснилось, что двое из них чувствуют себя не совсем уверенно. Тварь, в которую целил Макаров, стояла ровно и вдруг присела. Возвращение в прежнюю позицию вызвало у нее затруднения. Но она все равно встала. И тут же рухнула обратно, рыча и суча ногами.

Вид ее, с поджатыми от бессилия ушами и глазами, просящими сострадания у родственников, был жалок. А всего несколько мгновений назад она безжалостно рвала что-то под одеждой того, что еще совсем недавно называлось человеком.

Забеспокоилась и повела себя странно и та, в кого стрелял Левша. Видимо, наевшись и решив, что теперь можно и удалиться, она развернулась и неуверенно заскакала в глубь леса. И только теперь стало видно, что пясть ее, переломившись на суставе, болтается не только по ходу движения сустава, но и в другие стороны.

Остальные занервничали. Посмотрев на людей, словно спросив разрешения, несколько тварей бросились за соплеменниками. И вскоре послышались звуки борьбы, треска и остального, к чему в темноте за месяц жизни на Острове так привыкли люди…