Приключения маленького горбуна

Мариону приятно было услышать признание мужественного журналиста, и, смягчившись, он пробормотал:

— Значит, вы считали меня невиновным… Это хорошо!

— Да, вам просто не повезло, — продолжал Редон, — запомните пожалуйста, мы оправдали вас сразу, с самого начала и безоговорочно.

Моряк воспрянул духом и преобразился, а дети, увидев, что с лица родителя исчезла горькая усмешка, облегченно улыбнулись. Маленькому горбуну нравился высокий благородный человек, который так хорошо отзывался об отце, а Лизет, соскучившись по материнской ласке, прильнула к женщине. Та посадила ее к себе на колени и нежно обняла. На какое-то мгновение все замолчали, почувствовав взаимную симпатию.

Юная негритянка в цветастой одежде объявила, что ужин подан. Редон обратился к Мариону:

— После сегодняшних волнений у меня аппетит, как… у акулы! Капитан, не могли бы вы оказать честь и подать руку моей жене, чтобы пройти в залу?

— Вы видите мою одежду?.. Я одет, как…

— Как человек, который только что спас нас от верной гибели.

— Только немного промок.

— Довольно! Идемте!

Все вошли в небольшой, хорошо проветриваемый отдельный кабинет. Стол, сверкая серебряными приборами и хрусталем, ломился от яств. Гости и путешественники расположились вокруг и с удовольствием принялись за еду. Они ели с аппетитом, смеялись и говорили без умолку. Им было что рассказать друг другу.

Разорение, каторга, годы ожидания и, наконец, побег! Редон и его жена внимательно слушали историю, которую с такой легкостью поведал им капитан. Какая ужасающая драма жизни! Марион продолжал:

— И вот после побега мы оказались на голландском берегу. Надо было жить. Мы питались чем попало: ракушками, яйцами черепах, плодами дикорастущих деревьев, рыбой, если повезет, и старались не падать духом. Ребятишки проявляли чудеса упорства и выдумки.

— Точно! — вступил в разговор Татуэ, который успевал есть, пить, слушать и говорить одновременно. — Они стали нашими ангелами и героями!

— Мы жили как робинзоны, — добавил Тотор.

— Быть робинзонами в жизни совсем не так забавно, как в книге, не так ли, мой юный друг? — заметил Редон, улыбаясь.

— Совершенно согласен с вами, господин, — убежденно ответил маленький горбун.

— В порту мы нашли работу, став грузчиками, — продолжал капитан. — Однако вскоре нам пришлось перебраться в Суринам [85], так как между Голландией и Францией существует соглашение о выдаче преступников, и власти обязаны были возвратить нас в Сен-Лоран. Лучше умереть, чем вернуться на каторгу! Нас предупредили об аресте, и мы вовремя смылись на одном трехмачтовом английском судне, отплывающем в Тринидад. Я немного знаю английский, поэтому рассказал капитану о нашем плачевном положении, и он, увидев моих ребятишек, пожалел их и предложил нам место на корабле. В Тринидаде мы снова бедствовали, но все же были в безопасности, хоть и менее свободны в передвижениях. С моей морской специальностью мне удалось устроиться на работу, а вот моему другу, поскольку он плохо чувствует себя на воде, пришлось остаться на берегу с детьми. Когда кругом безработица, не побрезгуешь ничем, чтобы заработать несколько су, и они стали артистами. Татуэ демонстрировал силовые упражнения и показывал свою уникальную татуировку. Тотор пел, а Лизет собирала пожертвования. Я в это время плавал на шаланде, разгружая стоящие на рейде корабли. Особенно приятно было иметь дело с судами под французским флагом, напоминавшим о моей далекой родине. Так прошло шесть месяцев. И мы жили худо-бедно в надежде на лучшие времена. Дни летели быстро. Я возвращался поздно вечером, и у меня совсем не оставалось времени обучать детей, а отдать их в английскую школу не было возможности.

— В общем трудное, почти безысходное существование, — заметил журналист. — Разрешите мне спросить вас о планах или надеждах?

— В будущем, которое, увы, мне представляется очень далеким, я хотел бы найти того негодяя, который лишил меня достойного существования, и заставить его сознаться. Затем я добился бы реабилитации [86], вернулся во Францию и жил бы там ради моих детей.

— И конечно же, у таких благородных и честных намерений существует масса препятствий.

— Да, во-первых, жуткая, беспросветная нищета…

— Какое счастье, что мне пришла в голову мысль покататься по морю, пока наш корабль стоит на якоре! — воскликнула вдруг госпожа Редон.

— Интересно, почему, мадам? — спросила Лизет, довольная тем, что сидела рядом со своей новой знакомой, которая заботилась о ней, как старшая сестра.

— Потому что, моя малютка, твой отец спас нам жизнь, а значит, имеет право на часть нашего богатства, так как за добро надо платить добром.

Услышав такие слова, капитан Марион залился краской и тут же возразил:

— Мадам, прошу вас, предлагая деньги, вы разрушаете то доброе чувство, которое я испытывал к вам, оказав эту небольшую услугу.

Поль весело рассмеялся:

— Наш благодетель называет это небольшой услугой! Как тебе нравится, Жанна? Если бы она была действительно небольшой… Уверяю вас, мой дорогой капитан, мы с женой очень дружны, и, если бы один из нас стал добычей акулы, оставшемуся в живых было бы очень горько.

— Я вовсе не то хотел сказать… Видите ли… Мне ничего не стоило… Это такая малость…

— Малость… Разрешите, я закончу. И не обсуждайте! У нас мало времени, скоро трансатлантическое судно «Лабрадор» отвезет нас в Гавр [87], оттуда мы поедем на Кап [88], чтобы освободить моего друга, арестованного английскими властями.

— Но, мой дорогой земляк…

— Считайте меня вашим другом и слушайте дальше. Вы горите желанием найти каналью Ника Портера, который занимается пиратством в прибрежных водах, вам лучше знать где. Но для этого необходимо иметь корабль с надежной командой и немного денег. Тогда вы сможете спокойно прочесать моря и океаны, захватить пирата и добиться пересмотра дела. Вы не посмеете помешать мне помочь вам и сыграть роль судовладельца. Я фрахтую [89] судно, доверяю вам командование, но поскольку я ничего не смыслю в таких вещах и у меня нет времени, чтобы учиться, то я просто выпишу вам чек, два чека, десять… во все банки, где у меня есть счета, а вы сами купите и сделаете все необходимое. Честно говоря, мы до смешного богаты, а такие расходы станут хорошим вложением капитала. Двести тысяч франков хватит на первое время?

— Это очень много! — воскликнул потрясенный такой щедростью Марион.

— Хорошо! Значит, двести тысяч. Теперь немного денег на карманные расходы. У меня там в кошельке около шестидесяти банкнот по тысяче франков, возьмите их, капитан!

— Нет, это слишком!

— Послушайте, я напишу в чеке: в счет новых поступлений.

Улыбаясь, Редон вытащил из пачки четыре голубых купюры и протянул капитану. Тот колебался, не решаясь взять и не находя благовидного предлога, чтобы отказаться. Тогда молодой человек протянул их Татуэ и произнес:

— Держите, друг! Вы будете казначеем. Лучшего применения этим бумажкам не найти!

— Спасибо, господин, — ответил глухим басом бывший каторжник. — Эти деньги — честь для моего капитана и хлеб для детишек. Чтобы их отнять у меня, придется сначала вырвать сердце.

— Вот, я слышу достойную речь! А теперь — в добрый час!

— Разрешите мне одно слово напоследок, — произнесла госпожа Редон. — В этом трагическом случае была жертва. Несчастный моряк погиб на наших глазах. У него наверняка осталась семья, которая может умереть с голоду. Мы будем очень благодарны, если вы позаботитесь о них. Сделайте так, как считаете нужным, но не забывайте, что мы богаты и хотели бы быть щедрыми.

— Спасибо, мадам! Благодарю от всей души. Бог наградит вас!

— Правильно, дорогая, — ласково добавил муж.