Дьявол из бондарной мастерской

— Они сейчас все спят вон на том понтоне, — сказал доктор.

— Вот как? К чему же им тогда дома?

— Еще совсем недавно они в них жили. На понтоне мы поместили их до поры до времени: хотим, чтобы они немного успокоились. Негры чуть не обезумели от ужаса, и нам пришлось отпустить их. Только мы с Уокером и ночуем на острове.

— И что их так испугало?

— Мы возвращаемся все к тому же разговору. Не думаю, чтобы Уокер возражал, если я расскажу вам, что у нас, собственно, произошло. С какой стати нам делать из этого тайну? Несомненно, это очень неприятная история… — сказал Северол и погрузился в молчание.

Не обмолвился доктор ни словом и за обедом, устроенным в мою честь. Обед, надо сказать, удался на славу: складывалось такое впечатление, будто эти милые люди, едва «Геймкок» показался против мыса Лопес, принялись готовить свой знаменитый суп из груш и варить сладкие бататы. Да, на столе у нас были самые вкусные местные блюда, какие можно пожелать. Прислуживал нам

«бой» из Сьерра-Леоне, великолепный представитель своей расы. Едва я успел подумать, что, по крайней мере, этот малый не поддался общей панике, как он, поставив на стол десерт и вино, поднес руку к тюрбану.

— Другого дела нет, масса Уокер? — спросил он.

— Нет, Мусса, кажется все, — ответил хозяин. — Но сегодня мне нездоровится, и я хотел бы, чтобы ты остался на острове.

На лице африканца я увидел признаки борьбы между страхом и долгом. Кожа его окрасилась в тот бледнопурпурный оттенок, который у негров соответствует бледности, а в глазах промелькнуло выражение ужаса.

— Нет, нет, масса Уокер, — вскричал он в конце концов, — лучше вы ходить со мной на понтон, масса. Я вас лучше сторожить на понтон, масса.

— Не годится, Мусса. Белые не покидают своего поста.

Я снова увидел на лице негра отчаянную внутреннюю борьбу; и опять страх одержал верх.

— Не надо, масса Уокер. Простить меня… Я не могу сделать так… Вчера да… Или завтра да… А сегодня быть третяя ночь… И я не иметь силы…

Уокер пожал плечами.

— Ну так уходи. С первым же пароходом ты можешь вернуться в Сьерра-Леоне. Мне не нужен слуга, который бросает меня в ту минуту, когда он больше всего нужен. Полагаю, капитан Мельдрем, все это для вас загадка… Если только от доктора вы не узнали, что…

— Я показал капитану мастерскую, но ничего не рассказал, — заметил доктор Северол. — Мне кажется, вы нездоровы, Уокер, — прибавил он, вглядываясь в лицо своего товарища. — Без сомнения, у вас приступ лихорадки.

— Да, меня целый день знобило, и теперь какая-то тяжесть давит на плечи. Я принял десять гран хинина, и голова у меня гудит, как наковальня. Но я все равно переночую с вами в бондарной мастерской, Северол.

— Нет, нет, дружище. Вы должны немедленно лечь. Мельдрем извинит вас. Я останусь в мастерской и приду, чтобы дать вам лекарство перед первым завтраком.

Очевидно, у Уокера начался один из припадков перемежающейся лихорадки, которая стала бичом западного побережья Африки; его посинелые щеки покраснели, глаза заблестели, и он глухим голосом находящегося в бреду человека вдруг принялся стонать какую-то песню.

— Пойдемте, старина, мы уложим вас, — сказал доктор.

Мы отвели Уокера в его комнату, раздели и дали ему сильного успокоительного; он забылся глубоким сном.

— Теперь он спокоен на всю ночь, — сказал доктор, когда мы вернулись к столу и снова наполнили стаканы. — То у него, то у меня делается лихорадка; к счастью, мы еще никогда не заболевали разом. Мне было бы неприятно, если бы я сегодня свалился, потому что мне нужно разгадать одну маленькую загадку. Вы ведь уже знаете, что я собираюсь ночевать в нашей мастерской?

— Да, знаю.

— Когда я говорю «ночевать», я подразумеваю «сторожить». На острове царит такой страх, что никто из туземцев не остается на берегу после захода солнца. Сегодня ночью я хочу выяснить причину всеобщего ужаса. Прежде туземный сторож спал в нашей бондарне, чтобы кто-нибудь не украл ободьев бочек. И вот шесть дней тому назад он бесследно исчез. Престранное это было событие: все челны оставались на местах, а в воде слишком много крокодилов, чтобы кто-нибудь решился пуститься вплавь. Что сделалось с ним и каким образом он исчез с острова — остается тайной. Мы с Уокером удивились, а чернокожие испугались, и между ними начали ходить странные рассказы о колдовстве. Но настоящая паника началась, когда на третью ночь исчез второй сторож.

— Что с ним приключилось? — спросил я.

— Мы не только не знаем этого, но у нас нет даже мало-мальски правдоподобного предположения. Негры клянутся, что в нашу бочечную мастерскую каждую третью ночь является страшный демон, который требует человеческую жертву. Они ни в какую не желают оставаться на острове, ничем их не переубедишь. Даже Мусса, вполне преданный слуга, оставил, как вы видели, больного хозяина на произвол судьбы. Если мы хотим спасти нашу станцию, то должны успокоить их, и я нахожу, что лучшее средство — это самому переночевать в мастерской. Сегодня третья ночь, и что-то должно произойти.

— И у вас нет никаких улик? — спросил я. — Не осталось ли следов борьбы, пятен крови, наконец, отпечатков ног на полу, — того, что могло бы дать косвенные намеки, с какого рода опасностью вам придется столкнуться?

— Ничего подобного у нас нет. Исчезли два негра, вот и все. Вторым был старый Али, присматривавший за гаванью с тех пор, как существует станция. Я всегда считал его твердым, как скала, и обратить его в бегство могло лишь что-то поистине ужасное.

— Сдается мне, — заметил я, — что эта задача не по плечу одному человеку. Коли ваш друг находится под действием опия и не сможет прийти вам на помощь, то позвольте мне провести с вами эту ночь в мастерской.

Северол благодарно протянул мне через стол руку.

— Весьма великодушное предложение с вашей стороны, Мельдрем. Я не решился бы просить вас об этом, потому что не пристало быть навязчивым с гостем. Но если вы говорите серьезно…

— Вполне серьезно. И если вы подождете еще несколько минут — мне надо сообщить на яхту, чтобы меня не ждали, — то я буду к вашим услугам.

Когда мы шли обратно по маленькому молу, нас поразило ночное небо. Страшные гряды темно-синих облаков громоздились со стороны материка. Ветер, дувший из Африки, обдавал нас горячим дыханием; казалось, будто жар исходит от большого очага.

— Ого, — сказал Северол, — вероятно, в довершение беды начнется ливень. Если уровень воды в реке поднимается, это означает, что на возвышенностях идет дождь, а раз начинается дождь, никогда не знаешь, сколько времени он продлится. Не давно наводнение чуть не затопило весь остров.

Пойдемте проведаем Уокера, а потом уж расположимся на ночь.

Больной спокойно спал; мы поставили подле него лимонный сок, выдавленный в стакан, чтобы в случае пробуждения он мог напиться, а затем направились к мастерской, окутанные зловещей тенью грозных туч. Вода в реке поднялась очень высоко и залила оба мыса, так что бухта почти исчезла.

— Наводнение будет нам весьма кстати, — сказал доктор. — Оно смоет с берега растительный мусор, который из-за подъема воды принесло с верховий реки. Но вот и наше пристанище. Вот книги. Здесь табак. Постараемся провести ночь как можно приятнее.

При свете единственного фонаря большая комната показалась мне жалкой и мрачной. Кроме составленных стопами клепок и груд обручей, в ней совершенно ничего не было, разве только в углу лежал еще матрац доктора. Две бочки мы приспособили как стулья и уселись на них для долгого бдения. Северол принес для меня револьвер, а для себя — двуствольное ружье. Зарядив оружие, мы положили его под рукой. Маленький кружок света в этой темноте выглядел таким печальным, что мы отправились домой и захватили еще пару свечей.

Доктор, у которого, казалось, были стальные нервы, взял книгу и принялся читать, но я видел, что время от времени он опускал ее на колени и внимательно осматривался по сторонам. Два-три раза я также пробовал приняться за чтение, но не мог сосредоточиться. Мысли мои постоянно возвращались к нашей большой, пустой, безмолвной комнате и зловещей тайне, связанной с нею. Мой ум силился построить теорию, которая бы объяснила исчезновение двух человек. Но все было напрасно: оставался лишь неоспоримый факт, что они пропали, и никакого намека на то, куда и каким образом. И вот мы сидим в том же месте и ждем, не имея ни малейшего понятия, с какой опасностью нам предстоит иметь дело. Я был прав, сказав, что затея эта не по плечу одному человеку. Но даже и вдвоем мы чувствовали себя не очень уверенно: не будь рядом товарища, никакая сила на свете не заставила бы меня усидеть в этой комнате и одной минуты!