Возвращение (СИ)

Убивать человека мне ни разу не приходилось. Сейчас это упущение в моей биографии показалось серьезным. Случай заполнить пробел оказался подходящим. Да простит меня мама этого ублюдка.

Одевать меня перед отправкой не стали. Но весьма кстати забросали мое тело моей же одеждой. Даже сумочку не забыли. Как опытный карманник, я осторожно потянула сумку на себя и прижала к бедру. Пилку для ногтей я нашла на ощупь. Ее ни с чем не спутаешь - это не пилка, а целый напильник, хорошо заточенный на конце. Я таскала ее всегда, как орудие самообороны. Один раз даже воспользовалась, пригвоздив руку неудачливого насильника к дереву. Вытаскивали мы эту дамскую пилочку вместе с несчастным парнем, а потом я сама отвезла его в больницу и часто навещала, взяв клятву, что никогда больше он не посягнет на честь женщины.

Не являясь самой слабой женщиной на свете, я, однако, долго колебалась, не решаясь воткнуть свое страшное орудие в мощную шею моего тюремщика и мучителя. Лежа на мягком сидении автомобиля, я примеривалась. Меня, по большому, счету, волновали только две вещи: как бы он не заметил и не предупредил моего удара, и как ударить наверняка. Я холодно подивилась своей жестокости. И только.

Для удара я выбрала сложный поворот. Машину немного занесло, меня прижало к спинке сиденья. Подскочив со всей возможной проворностью, я с силой замахнулась, заранее наметив точку удара, и пилка вонзилась в могучую шею Геры. Что-то хрустнуло, Гера захрипел, повалившись на руль. Естественно, машина тут же потеряла управление и полетела в кювет. Я соскользнула на пол, съежилась, закрыв голову руками. Кувыркнувшись несколько раз, машина замерла. Я успела проползти несколько метров, когда все-таки шарахнуло. Лежа на спине и наблюдая за красочным зрелищем пожара, я не испытывала угрызений совести.

Убедившись, что целехонька, лихо перебирая четырьмя конечностями, потрусила подальше от пожарища. Когда я додумалась встать на ноги, до меня дошло, что я абсолютно голая. Из всех вещей на мне был только парик, который Гера напялил на мою голову, очевидно, желая видеть меня блондинкой.

Плюнув на все, я зарылась в засохшую траву и уснула. Во сне меня опять осыпали доллары, склонялись чьи-то лица и слышались голоса. Откуда-то появилась машина и поехала прямо на меня. От страха и проснулась. Чистое небо приветствовало меня криком чаек. Вставать я не торопилась, потому что голоса действительно были. Они приближались со стороны воды. Перевернувшись на живот, я осторожно приподняла голову.

Три странно одетых человека шли по берегу, отчаянно споря на незнакомом языке. Чутьем загнанной дичи я понимала, что показываться нельзя и постаралась слиться с землей. Когда чужая речь перестала до меня доноситься, я снова высунулась из своего травяного укрытия, озирая окрестности.

Сердце радостно забилось: в той стороне, откуда пришли чужестранные незнакомцы, виднелась лодка.

Лодка оказалась, на мой взгляд, очень прочной. Сиротливо колыхались в уключинах весла. Быстро натаскав в лодку травы, я оттолкнула суденышко от берега и изо всех сил стала грести.

Я не задавалась вопросом куда плыть, старалась не думать о еде и сигаретах. Не может водоем быть безграничным, ведь не завезли же меня к океану. Когда-нибудь будет берег или подвернется какой-нибудь корабль. Рассуждая примерно так, я довольно быстро продвигалась в море. Скоро заломило руки. Я закинула весла в лодку и стала активно трясти кистями. Солнце начинало палить, надо было подумать об укрытии, если я не хочу стать бифштексом с кровью. За голову я не боялась - ее защищал парик, хоть и снять его хотелось безумно. А вот тело от небесного светила спрятать необходимо.

После хитрых рукодвижений охапки травы превратились в импровизированную накидку. Если бы меня попросили повторить фокус превращения, при всем старании не получилось бы. Но тогда я более-менее обезопасилась от солнца, и можно было двигаться дальше. Ладони кровоточили. Я выла в полный голос. С каждым гребком весел надежды на спасение таяли. Чтобы не впасть в панику, я стала анализировать предшествующие вынужденному путешествию события.

Сразу всплыло имя - Валерий Антонович. А я-то воображала себя знатоком человеческой психологии. Вот кто истинно талантлив в психоанализе. Сразу угадал душевно одинокую женщину, оценил смятение чувств, просчитал поведение мое и окружающих. Тут из недр памяти выползло еще одно имя - Валентин. Я не знаю, сколько на свете Валентинов, но именно так звали моего мужа. Я замерла, сложила факты в одну кучу, и получилась весьма неприглядная картина.

Конечно, он узнал меня в кафе. Глупо было думать, что после стольких супружеских лет муж не узнает жену, будь она лысая, брюнетка или блондинка. В последней домашней ругачке я пригрозила продать квартиру, а это была моя квартира, и уехать к маме заграницу. Слова были брошены в запальчивости, никуда я ехать не собиралась. Но супруг, видимо, решил перестраховаться. Как быстро сообразил, как моментально сложил в голове коварный план. Он что-то говорил про друзей мафиозных по пьяной лавочке, но кто верит пьяному бреду? Позвонил, сказал примерно так:

- Вы блондиночек собираете? Сидит здесь, очень приятная дама. И одна-одинешенька.

Валерий Антонович ноги в руки - и вот он, улыбается мне из-за соседнего столика. Подсыпать мне снотворного - пара пустяков. А потом, ах как благородно, повезти скопытившуюся дамочку в больницу. Видела я эту больницу. Впрочем, вру, не видела - глаз открыть боялась. Но самое гадкое в этой ситуации даже не участие мужа в похищении, хотя продать родную жену торговцам живым товаром - что может быть более мерзким.

Самое неприятное, что я не знаю, где я. С географией у меня строились отношения по принципу "извозчик довезет". Сил мне хватило ненадолго, и скоро я опустила весла. С сомнением взяв пучок травы, задумчиво принялась его жевать. Захотелось мычать. Потом меня вырвало за борт. Теперь ко всему добавилась жгучая потребность чего-нибудь выпить. Но соленую воду, как я слышала, пить нельзя. Я попыталась смочить рот слюной, но получилось очень слабо. Если бы не боязнь растерять драгоценную влагу, я заревела бы белугой. Я ограничилась тем, что подняла голову и завыла.

Выла я, пока не охрипла. А охрипла я после того, как на чистейшем небосклоне узрела маленькую, но грозно-черную тучку. Призвав на помощь все свое мужество, я схватилась за весла.

Ветер перестал быть ласковым. Он подхватил мое суденышко и пнул его на несколько метров вперед. Так рывками я и двигалась. Когда поднялась волна, я свернулась калачиком на дне лодки, во второй раз в жизни обратясь к Богу. О штормах и бурях на море написано много книг. Но ни в одной не описано того ужаса, что пережила я. Я прощалась с жизнью тысячи раз, я проклинала всех и вся, молилась и рыдала в голос. Не знаю, сколько времени меня болтало по водным просторам. Но ветер стих так внезапно, что я сначала подумала, что умерла. Но удивительно: я не только была жива, но еще и имела наглость по-прежнему хотеть есть и пить. Видно, никакие опасности не отвратят человека от мирских потребностей.

Спускались сумерки. Скоро должно было стемнеть совсем. Не смотря на чудесное спасение, я стала раздумывать: утопиться сразу или еще немножко подождать. Во время этих раздумий я и увидела землю.

- Не обманете, - вслух проговорила я, - я знаю, что такое миражи. Уйди, проклятое видение.

Но видение не уходило. Наоборот, приближалось. Я с диким воплем налегла на весла. Как я гребла! Меня охватили непередаваемые чувства, близкие к экстазу. Остров, самый настоящий остров, зелененький, как елка! Рывок, еще рывок - и я на берегу. Я даже не плакала, а просто лежала, вытянувшись во весь рост на мягкой траве. Так сбылось мое первое желание. С мыслью о втором желании - поесть - я уснула под ясным небом, которое уже весело усыпали звезды. Во сне к долларовому дождю прибавился белый пароход, отчаянно дымивший, и новые лица, большей частью, добрые.